Консерватизм

Коль скоро государство, общество, право не изобретены человеком, а создаются в результате длительной эволюции, они не могут быть перестроены  по воле людей. “Парижские философы, – считал Берк, – в высшей степени безразличны по отношению к тем чувствам и обычаям, на которых основывается мир нравственности... В своих опытах они рассматривают людей как мышей”. “Честный реформатор не может рассматривать свою страну как всего лишь чистый лист, на котором он может писать все, что ему заблагорассудится”. Французская революция тем и отличается от “Славной революции” 1688 г. в Англии, что французы стремятся все построить заново, тогда как революция в Англии, как полагал Берк, была совершена для сохранения древних законов, свобод, конституции, основанной на традициях. Берк решительно осуждал всякие новшества, в том числе и в государственном строе Англии, сложившемся в течение веков. Само учение о государстве и праве должно стать наукой, изучающей исторический опыт, законы и практику, а не схемой априорных доказательств и фикций, какой является учение идеологов революции.

Бёрк, как и реакционные  идеологи, противопоставлял рационалистическим идеям Просвещения традиционализм и историзм, убеждение в неодолимости хода истории, не зависящего от человека. В применении к истории права  это противопоставление получило развитие в учении исторической школы права.

5.  Реакционные политико-правовые учения во Франции, Швейцарии, Австрии

В конце XVIII – начале XIX в. с осуждением Французской революции  выступил ряд политических мыслителей.

Наиболее известным из них был Жозеф де Местр (1753–1821 гг.). Всю силу своего недюжинного  таланта Жозеф де Местр обрушил  на Просвещение и революцию.

Когда-то Франция была центром  европейского христианства, рассуждал  де Местр. Но затем в литературе и  во всех сословиях Франции распространились идеи, направленные против религии  и собственности. Человек, который  может все видоизменить, но не может  ничего создать или изменить к  лучшему без помощи божьей, возомнил себя источником верховной власти и  захотел все делать сам. За это  бог наказал людей, сказав – делайте! И революция, божья кара, разрушила  весь политический порядок, извратила  нравственные законы. Франция попала в руки злодеев, которые водворили  в ней самый страшный гнет, какой  только знает история. Революция  обречена на бесплодие, утверждал де Местр, прочно лишь то, что основано на божественном начале; история свидетельствует, что революции всегда производят большее зло, чем то, которое они  хотят исправить.

Особенное внимание де Местр  уделял критике свойственного Просвещению  убеждения во всесилии разумного  законодательства. «Человек не может  сочинить конституцию так же, как  не может сочинить язык. Он не может  создать даже насекомое или былинку, но вообразил, что он источник верховной  власти, и стал творить конституции.» - писал де Местр.

Де Местр высмеивал  заявление Томаса Пейна, что он признает только те конституции, которые можно  носить в кармане. «Письменные конституции  лишь утверждают те права, которые уже  существуют.» - рассуждал де Местр. В  английской конституции большинство  положений нигде не записано –  она заключается в общественном духе и потому действует. В Конституции  США прочно лишь то, что унаследовано от предков. И напротив, все новое, установленное общим совещанием людей, обречено на погибель.

Подлинные конституции, писал  де Местр, складываются исторически, из незаметных зачатков, из элементов, содержащихся в обычаях и характере народа.

Все конституции закрепляют ту или иную степень свободы, причем народы получают свобод больше или  меньше в зависимости от их потребностей. Изменение потребностей народов  ведет к изменению конституций  сообразно той доле свободы, которую  они имеют. Так, англичане, совершив революцию, не уничтожили весь старый порядок вещей и даже воспользовались  им для объявления прав и свобод. Впрочем, замечал де Местр о послереволюционной Англии, английские учреждения еще  не прошли достаточное испытание  временем и их прочность в ряде отношений сомнительна.

Де Местр призывал французов  вернуться к своей старинной  конституции, которую им дала история, и через монарха получить свободу. Тогда Франция снова станет честью и украшением Европы, заявлял он.

Прекрасно зная историю революций, он использовал нестабильность и  неустойчивость французских конституционных  законов революционного периода  как аргумент против действенности  писаного законодательства вообще. Бывший почитатель Руссо, де Местр стремился  доказать бесперспективность революционной  практики с точки зрения некоторых  идей Просвещения (таковы его возражения против “большой республики”). В дискуссии  с идеологией Просвещения де Местр  нащупал ее слабое, уязвимое звено: рационалистическое убеждение во всесилии разумного закона. Законы творит не разум, а история – этот его  вывод подтверждался почти всей политической практикой, известной  тому веку. У де Местра этот вывод  был подчинен задаче обоснования  его политических идеалов.

Политическая программа  де Местра крайне реакционна. Она основана на представлении о греховной  природе человека, способного делать только зло. Человек слишком зол, чтобы быть свободным, в его же интересах он нуждается в порабощении. Равным образом равенство противоречит и законам природы, и законам  общежития. Греховность человека неизбежно  порождает бесконечные преступления и требует наказаний. Человеком  можно управлять, лишь опираясь на страх, даже на ужас, который внушает палач. “Все величие, все могущество, все  подчинение возложены на него: в  нем воплощены ужас и нить связи  между людьми, – писал де Местр  о палаче. – Лишите мир этой непостижимой силы – в одно мгновение порядок  обратится в хаос, троны рухнут и общество исчезнет”.

Де Местр призывал вернуться  к средневековым порядкам и идеалам. Только монархическая форма государства  соответствует воле бога. Поскольку  религия является основанием всех человеческих учреждений (политический быт, просвещение, воспитание, наука), католическая церковь  должна восстановить былую роль вершительницы  судеб народов. Просвещение и  образование вредны, знания разрушают  интуитивный стиль жизни и  лишают традицию ее “магической власти”. Светская и духовная власти должны соединиться в борьбе против инакомыслия. Благодетельным учреждением, спасшим  Испанию от гибельных новшеств, де Местр называл инквизицию.

Аналогичные идеи содержались  в произведениях французского политического  деятеля виконта де Бональда (1754–1840 гг.). Как и де Местр, де Бональд  заявлял, что революция произошла  от ослабления веры в бога. Революцию  он называл разложением общества, властью злодеев и палачей, самым  страшным деспотизмом, известным истории.

Бональд писал, что законы человеческих обществ вытекают из природы  человека вообще, в силу чего политические общества могут иметь только одно естественное устройство. Законы такого общества выражают божью волю, природу  человека и общую волю. Цель любого общества – охрана лица и имущества. Но эта цель не может быть достигнута, если обществом управляет частная  воля.

Естественным устройством  общества, основанного на природе  вещей, по утверждению Бональда, является монархия. Ее прообраз и основной элемент  – семья.

Идеал Бональда – средневековая  сословно-представительная монархия с  сильной ролью церкви.

Все остальные государства  он относил к неустроенным обществам, которых много, ибо истина одна, а  ошибок множество, общая воля единообразна – частные воли бесконечно разнообразны потому, что частная воля всегда извращена.

Бональд – клерикал, причем клерикал воинствующий: религию он считал необходимой основой всех учреждений, воспитания и образования. Государство и религию он рассматривал как “две узды, необходимые для  сдерживания страстей человеческих”. Даже Декларацию прав человека и гражданина он предлагал заменить Декларацией  прав бога, поскольку “бог – автор  всех совершенных законов”.

Средневековые идеалы стремился  обосновать бернский патриций Карл Людвиг Галлер (1768–1854 гг.). Он был профессором  права в Бернском университете, но покинул Швейцарию из-за политических переворотов. Приняв католичество, Галлер жил во Франции, в Австрии, посвятив свою жизнь борьбе с революционными идеями. Его шеститомная “Реставрация политической науки” (1816–1834 гг.) в свое время наделала много шума и была “удостоена” резких оценок Гегеля (“невероятные нелепости”, “полное  отсутствие мыслей”, “фанатизм, слабоумие  и лицемерие добрых намерений”, “абсурдное представляется ему словом божиим”).

Галлер писал, что богом  установлен естественный закон, управляющий  всеми человеческими отношениями, согласно которому сильный властвует, слабейший подчиняется. Общественное неравенство проистекает из естественного  неравенства людей. Богом определена власть отца, хозяина, вождя, учителя, знающего над незнающим. Вместе с тем бог  установил запрет посягать на права  другого. Поэтому общий порядок  согласуется со свободой каждого  отдельного лица. Коль скоро все  это зависит от бога, религия является главной гарантией против злоупотребления  властью.

Общество – не искусственное  образование, а естественное состояние  человечества; равным образом государства  возникают не из теоретических построений, а историческим путем. Государство, утверждал Галлер, – такой же союз, как семья, дом, товарищество. Особенность и отличие государства  – верховная власть. Основанием государства являются лица, обладающие правом верховной власти. Их подданные  имеют свои права.

Идеалом Галлера были мелкодержавный княжеский абсолютизм и феодальные институты, существовавшие в средние  века. Он призывал возродить господство духовной власти над светской, называл  католицизм единственно истинной формой христианства (протестантизм революционен), свободу печати считал пагубным софизмом, утверждал, что революционные и  противореволюционные учения соотносятся  как неверие и вера.

6.  Социокультурный и религиозный аспекты консервативного мировоззрения

Для всех течений современного консерватизма, особенно для новых  правых и традиционалистов, характерна приверженность социокультурному и  религиозному традиционализму. Отказ  от традиционных ценностей рассматривается  ими как главная причина всех негативных явлений в современном  обществе. При этом под традицией  подразумеваются универсальные, трансцендентальные ценности и принципы. Как утверждал, например, Р. Уивер, отрицание всего  трансцендентального привело к  релятивизму, рассматривавшему человека как "меру всех вещей", к отказу от доктрины первородного греха, которую  заменили идеей о доброй природе  человека. Поскольку лишь физический, чувственный мир стал считаться  единственно реальным, начались упадок религии и восхождение рационализма и материализма. Исходя из подобных установок, консерваторы делают особый упор на исчезновении уверенности людей  в себе, упадке таких традиционных ценностей, как закон и порядок, дисциплина, сдержанность, консенсус, патриотизм и т.д.

Эта сторона у них проявляется  в откровенной ностальгии по более  простому, более организованному  и гомогенному миру, который, по их мысли, существовал в ХУШ-Х1Х вв. в период свободно-предпринимательского капитализма. Они настойчиво приводят доводы и аргументы в пользу восстановления традиционных ценностей и идеалов, таких как семья, община, церковь  и другие промежуточные институты. В них, как считает У. Вальдгрейв, единство между различными компонентами осуществляется родственными, географическими, экономическими, культурными или  иными узами, обеспечивающими преемственность  материальных и духовных ценностей.

Собственно говоря, новое "неоправых" и неоконсерваторов в значительной степени состоит  в том, что они делают упор на социокультурных  и религиозных проблемах, на религиозном  и культурном отчуждении. Как утверждает П. Вьяль, буржуазное потребительское  общество, в котором вся система  ценностей строится на экономике, оставляет  людей в состоянии духовной нищеты. Исходя из аналогичного тезиса, идеолог  американских неоправых П. Уэйрич подчеркивает: "Сама суть нового правого - это основанный на морали консерватизм". "Наши лозунги  основываются не на экономической теории, а на религиозных взглядах", - утверждает он. Показательно, что зачинатели французского "неоправого" движения первоначально  декларировали, что будут ограничивать свою деятельность исключительно сферой культуры.

Однако в трактовке  того, что понимать под действительно  традиционными ценностями, неоконсерваторы  и "правые" США и ряда других стран значительно расходятся. Так, большинство американских "неоправых" - ревностные приверженцы протестантского  фундаментализма, основанного на буквальном толковании Библии, религиозном фанатизме, враждебности к инакомыслию и  т.д.

В некоторых западноевропейских странах неоконсерваторы и особенно отдельные группы неоправых придерживаются иных позиций. В ФРГ и Франции, например, они видят свою задачу в возрождении "духа старой Европы", в котором, как считает Л. Балла, "переплелись корни греческой, латинской, кельтской, германской и  славянской культур". В целом возврат  к прошлому мыслится этими идеологами "новых правых" как отказ  от иудеохристианской традиции, возрождение  ценностей языческой Европы на базе синтеза начал Аполлона и Диониса. "Песнь мира - языческая, таково послание революции грядущего века", - утверждают французские "новые правые". Христианство не устраивает их тем, что оно-де своим  монотеизмом уравнивает всех верующих, вносит в "европейское сознание революционную  антропологию, основанную на идеях  эгалитаризма и тоталитаризма". Что  касается древней индоевропейской  традиции или, проще говоря, язычества, то оно привлекает их своим политеизмом, служащим как бы современным вариантом  политико-культурного и мировоззренческого плюрализма.

Особенность идейно-политических позиций «неоправых» Франции, ФРГ и некоторых других стран Западной Европы состоит в широком использовании новейших этнологических и психологических теорий и их приложении к политическим реалиям современности. Тезис о "глубоких различиях" между расами, порожденных специфическими различиями в природно-климатических и историко-культурных условиях их жизни и эволюции, ссылки на "этноплюрализм", этническое и культурное разнообразие дают "новым правым" возможность использовать антиколониалистские лозунги левых для обоснования "генетической предрасположенности" каждой расы к раз и навсегда установившейся социокультурной модели.