Курсовая работа
Журналистика
«Языковый портрет» на примере Белгородской
газеты
Содержание
Введение 3
Глава1.
Анализ современного портрета отечественных
СМИ 5
1.1.Система
отечественных СМИ 5
1.2.Особенности языкового
портрета СМИ 10
Глава
2.Анализ языкового портрета СМИ
на примере газет
города Белгорода 20
Заключение 30 Список литературы 32
Введение
Будучи
средой и способом языкового существования человека, язык
не может быть рассмотрен вне коммуникативной
функции, ориентации на адресата. Внимание
исследователей переносится с того, что
говорится, на то, что подразумевается,
какое речевое намерение движет языковой
личностью при выборе тех или иных языковых
средств. Актуальность курсового исследования
связана с целым кругом проблем, ставших
предметом изучения многих направлений.
Неотъемлемой частью структуры языковой
личности являются тексты, языковые
единицы, культурно значимые тексты. Текст,
используемый в языке газеты, обладает
рядом особенностей, которые он проявляет
в соответствии с требованиями данной
коммуникативной сферы. В ряде исследований
дискурс может быть представлен как единица
общения или как ментальное образование,
возникающее в процессе восприятия читателем
текста. В настоящем исследовании под
термином дискурс понимается «текущая
речевая деятельность в какой-либо сфере»,
а также совокупность созданных в ней
текстов. Выделение газетного дискурса
как разновидности общения позволяет
изучить «весь корпус текстов средств
массовой информации... как особого типа
текстов, относящихся к специфической
социокультурной деятельности». Дискурс
как использование языка, немыслим без
определенного набора прецедентных текстов,
которые являются важными операторами
картины мира носителей языка. Использование
прецедентных текстов в журналистских
текстах и адекватное их понимание читателями
является неотъемлемой частью общей культурной
и культурно-речевой компетенции современной
языковой личности.
Целью работы является определение особенностей
языкового портрета в газетном дискурсе.
Являясь важным средством выразительности
газетного языка, прецедентный текст,
актуальный в любой период его развития,
служит показателем как собственно языковых
процессов, характерных для газетного
дискурса, так и изменений во внеязыковой
действительности. Язык газеты немыслим
без использования прецедентных текстов,
которые способствуют композиционной
организации газетного текста и формированию
подтекста. Анализ прецедентных текстов
в заголовках газет позволяет показать
изменения не только в языке, но и в самом
портрете издания, существующего длительное
время. С поставленной целью соотносится
решения ряда задач: 1. Анализ современного
портрета отечественных СМИ.
2. Анализ
языкового портрета СМИ на
примере газет города Белгорода.
Материалом
для данного исследования послужили
примеры из газет «Белгородские
известия», «Белгородская права», «Наш
Белгород», «Белгородские епархиальные
ведомости». Выборка проводилась с августа
2007 года по август 2008 года, поэтому
представленные данные отражают
современное состояние жанровых моделей
указанных изданий.
Язык
средств массовой информации, особенно газетной печати, –
тема, вызывающая споры и интересующая
многих сейчас. В связи с этим меня
и заинтересовала данная проблема.
Объект исследования: материалы белгородских
газет. Предмет исследования: особенности
языкового портрета. Анализ проводился
при помощи функционально-стилистического
метода, а также методов описания, сопоставления
и подсчета. Теоретическую основу работы
составили исследования ученных в области
русского языка. Данная работа состоит
из введения, двух глав, заключения и списка
литературы.
Глава1. Анализ современного портрета
отечественных СМИ
1.1.Система отечественных СМИ
Потенциальные
и реальные читатели влияют на судьбу
издания многообразно. Можно выделить
несколько уровней такого влияния.
Чем конкретнее уровень, тем лучше ощущается
он теми, кто делает газеты и журналы. Во-первых,
есть наиболее общий уровень. Он отражается
в представлениях о том, что вообще нужно
людям, обществу, без чего нельзя обойтись.
Под воздействием таких представлений
формируется система печати с ее разномасштабными
и разнотипными изданиями. Во-вторых, существуют
объективно и в той или иной степени осознаются
как потребности и интересы «вызовы времени»
– состояние общества на определенном
этапе его развития, в определенной конкретно-исторической
ситуации. В-третьих, люди, в той или иной
мере осознавая потребности, проявляют
избирательное отношение к многообразным
сферам общественного сознания и бытия
– информационные интересы. Наконец, наиболее
очевидным образом избирательность, а
значит, и влияние на СМИ отношения читателей
проявляются в поведении, в том, что они
покупают или выписывают. [8.с.271] В России
складывается сфера регулярного сбора
информации о рейтингах (величине аудитории)
и некоторых других характеристиках читателей,
радиослушателей, телезрителей – медиаметрия.
Данные, которые предлагают исследовательские
организации, касаются лишь поведения
читателей, слушателей, зрителей, содержат
ответы на простейшие вопросы типа «Кто
и что читает (смотрит, слушает)?», «Как
часто это происходит?», «Какое именно
издание (канал телевидения или радио)?»
и т.п. Неуклонно повышается точность таких
измерений, приближаясь к международным
стандартам. Путей приобретения изданий
всегда было несколько: не только подписаться,
но купить, прочитать в библиотеке, на
работе, взять у знакомых, соседей, родственников.
Как только Фонд «Общественное мнение»
попробовал выйти за круг привычных показателей
и узнать, каким именно образом люди приобретают
газеты, открылось многое. В аудитории
газет стали преобладать иные, кроме подписки,
формы. Прежде всего, покупка. Появилось
множество изданий и вовсе не по-газетному
редко выходящих – ежемесячников. При
сохранении внешней формы газетного издания
они переходят к выполнению журнальных
функций. Опыт «СПИД-инфо», который в замерах
величины аудитории неизменно занимает
одну из верхних строк, свидетельствует
о том, что с такой регулярностью выходящее
издание с содержанием «на все времена»
имеет высокие шансы на полное распространение
всего тиража. Тип издания – характеристика
многомерная. Один из сквозных векторов,
по которому проходит изменение типов
и их соотношения, – «центральная пресса
– местная пресса». Перевес аудитории
местных газет над центральными особенно
убедителен в Северном регионе Европейской
части России и в Центральном Нечерноземье
с их коренным населением, которое если
и выписывает что-либо, то именно местную
газету. На развитие системы региональной
печати, на ее положение и содержание в
самой серьезной мере влияют уровень развития
рыночных отношений, экономическая активность
и разнообразие действующих на региональных
рынках субъектов. Чем более развит региональный
рынок, тем больше в нем представлена пресса
нового для России типа – локальная деловая,
обслуживающая один или несколько наиболее
тесно связанных между собой деловыми
контактами и территориями регионов. В
типологической структуре современной
российской прессы особое место принадлежит
общероссийским газетным изданиям. Это
объясняется их значимостью для сохранения
единого информационного пространства
суверенного государства, той ролью, которую
они играют в организации широкого информационного
обмена между регионами страны, имеющей
огромную территорию. [8,с.272] Местная пресса
дает более глубокую и разностороннюю
информацию о региональных событиях. Выиграть
конкуренцию с местной прессой или по
крайней мере добиться равноправного
с ней положения на информационном рынке
центральные газеты могут лишь при условии
непрерывного наблюдения за жизнью провинции,
сопоставления положения в различных
регионах, формирования чувства причастности
провинциального читателя к общенациональным
событиям. Целый ряд факторов
– политических, экономических, социокультурных,
идеологических – обусловливает развитие
региональных СМИ. Российское государство
– большое и неоднородное образование,
региональные субъекты, входящие в состав
федерации, заметно отличаются друг от
друга, а следовательно, и система СМИ
этих регионов во многом зависит от местных
особенностей. Традиционная
городская пресса занимает обычно прочные
позиции в городской информационной структуре
и в качестве главного поставщика местной
информации пользуется неизменным читательским
спросом. Однако ее положение, как и в целом
сама ситуация на городском информационном
рынке, нередко зависит от того, как складываются
отношения между местными властями и СМИ.
Там, где редакция газеты ведет более или
менее независимую политику, неизбежно
возникают новые издания, полностью контролируемые
городской администрацией и интенсивно
ею дотируемые. Деловая пресса
– один из наиболее бурно развивавшихся
в последние годы типов изданий. Ее структурно-функциональная
специфика в значительной степени обусловливается
характером аудитории, к которой деловая
пресса апеллирует. Принято считать, что
она адресована лицам, причастным к принятию
ответственных решений в сфере практической
и духовно-практической деятельности.
Базой читательской аудитории для такой
прессы являются специалисты, прежде всего
из групп организаторского труда, т.е.,
как правило, образованные, социально
активные люди, работающие во всех сферах
народного хозяйства, в науке (в первую
очередь прикладной) и на государственной
службе. Среди читателей деловой прессы
немало студентов высших учебных заведений. Главная функция
деловой прессы – быть надежным источником
информации. Это определяющее требование
изначально диктует строгие профессиональные
стандарты. Итак, деловая
пресса по определению является качественной
прессой. Теряя характер качественного
источника информации, она перестает быть
деловой и переходит в другой тип изданий.[8,с.273] Социально-экономические
изменения в обществе позволили сформироваться
достаточно большой группе изданий, которую
можно объединить названием «рекламная
пресса». К одному из самых популярных
массовых изданий во всем мире относится
газета бесплатных частных объявлений.
Ведущим типологическим признаком таких
газет является специфический способ
связи с аудиторией. Религиозную
печать трудно назвать массовой. Она издается
небольшими тиражами, распространяется
в основном среди верующих. Большинство
религиозных изданий уже имеет устойчивый
круг читателей, постепенно расширяющийся. Специфика
современной религиозной печати состоит
в том, что она в полной мере отражает существующий
в обществе духовный плюрализм. Самую
многочисленную группу изданий имеет
христианская периодика. Она выделяется
и по количеству изданий, и по разнообразию
газет и журналов: значительное место
в ней занимает православная печать.
Женские издания в России появились еще
в XVIII в., но регулярно стали выходить в
начале XIX в. Потребность в женских изданиях
и публикациях на женские темы в общей
прессе диктуется общественными потребностями,
местом и ролью женщины в процессах воспроизводства
и функционирования социальной системы.
Роли женщины в современном обществе широки
и многообразны – от продолжательницы
рода до общественной деятельницы, свободной
творческой личности. В зависимости от
типа общества и стадий его развития эти
роли модифицируются, меняется их вес
в обществе и общественном сознании. Объективные
и субъективные причины, связанные главным
образом со сложной общественной ситуацией,
не позволяют женским изданиям в полной
мере освещать проблемы, которые насущно
важны для женщин. Особенно это касается
адаптации к рынку, женских и детских проблем,
порожденных трудным временем.[8,с.274] Детская
и юношеская журналистика – самостоятельное
звено общей системы средств массовой
информации. Она приобщает подрастающее
поколение к интеллектуальному и духовному
потенциалу общества, является важным
каналом передачи информации от старшего
поколения к младшему и одновременно средством
коммуникации, позволяющим детям общаться
друг с другом. С ее помощью юная аудитория
познает мир. Специфика этого вида журналистики
определяется четко выраженной возрастной
ориентированностью на детскую и юношескую
аудиторию. В связи с этим в ней применяются
особые, специфические приемы отображения
действительности, собственные выразительные
средства, формы, способы контакта с аудиторией. Детские
и юношеские СМИ стали в большей степени
соответствовать реальным запросам аудитории,
учитывать ее разнообразные интересы
и потребности. Почувствовав близость
тематики публикаций к собственным интересам,
читатель легко идет на контакт с редакцией
и часто становится соавтором издания
(письма, вопросы, собственные литературные
произведения, фотографии, анекдоты).[8,с.275]
1.2.Особенности языкового
портрета СМИ
В работах,
посвященных проблемам изучения
языка как формы отражения действительности,
вот уже два десятка лет употребительно
определение картина
мира, применяемое как универсальное
обозначение истолкования языкового материала
как репрезентанта тех или иных конкретно-чувственных
представлений носителя языка о действительности.
Образность данного определения, с одной
стороны, делает его весьма удобным для
обозначения любой внеязыковой информации,
полученной из языковых фактов, с другой
стороны, лишает его терминологической
определенности, а следовательно, и результирующей
силы. Не более определенным, хотя уже
и не претендующим на универсальность
является терминологизировавшееся выражение фрагмент
картины мира, предполагающее репрезентацию
тех или иных элементов общей картины.
Признавая образную объемность употребляемых
терминоидов, подчеркнем необходимость
поиска более структурированных форм
лингвокультурологического описания
и в русле того же образного ряда обратимся
к термину портрет, придав ему по возможности
структурную определенность. [3,с.315] Языковый
портрет как жанр лингвистического (лексикографического)
описания вошел в отечественное языкознание
с легкой руки Ю. Д. Апресяна: «Под языковым
портретом лексемы понимается ее словарная
статья, выполненная в рамках единого,
или интегрального, описания языка… Языковый
портрет лексемы пишется на фоне определенного
лексикографического типа», причем каждая
лексема может быть элементом одного или
нескольких пересекающихся лексических
типов. Такое использование термина портрет вписывается в круг
алгоритмов систематизации языкового
(в том числе текстового) материала в целях
получения информации об особенностях
менталитета носителей языка, к числу
которых можно отнести и такую жесткую
структуру, как концепт, и такую аморфную
организацию, как зеркальное
отражение (рассмотрение тех
или иных реалий «в зеркале
языка»). Источники подобных
систематизаций очень широки: ими становятся
синонимы и их дериваты, словообразовательные
гнезда, реконструированные в том числе
и по этимологическим параметрам, клишированные
сочетания слов (речевые штампы, фразеологизмы
и малые фольклорные жанры: пословицы,
поговорки, загадки), наблюдения за онимизацией
апеллятивов, за сочетаемостью в рамках
художественных текстов и т .п. Эта широта
одновременно и многообещающа, и опасна:
обилие разнородных источников дает богатую,
но пеструю информацию, плохо поддающуюся
структурированию. Между тем именно структурирование
изображения - тот фактор, без которого
портрет остается, так сказать, «в палитре».
Залогом такого структурирования видится,
прежде всего, ограничение сектора отбора
материала. Поиск в этом направлении заставил
остановиться на номинативных моделях,
т.е. на фактах воплощения в лексических
единицах того или иного знания об объекте
действительности. Построенный именно
на таких данных портрет может быть назван ономасиологическим. Постараемся обосновать
закономерность обращения именно к этому
материалу и выработать методику определения
параметров восприятия определенного
фрагмента действительности, отраженного
в номинативных языковых фактах.[3,с.316] Итак,
почему именно ономасиологический портрет?
Здесь уместно вспомнить об особой важности
внутренней формы слова в ее потебнианском
понимании для получения этнокультурной
информации, подчеркивающейся современными
исследованиями. Неслучайно внимание
к такого рода информативности внутренней
формы слова и со стороны ученых-этимологов.
Заложенный в названии признак предмета
отражает наиболее устоявшееся в сознании
носителя языка представление об объекте,
причем не только сложившееся до названия, но и затверженное
в сознании самим фактом бытования мотивированного
слова. При этом факт наличия номинативной
единицы в узусе ограждает от использования
для получения этнокультурной информации
разовых, индивидуально окрашенных словоупотреблений. Итак,
базовой для создания ономасиологического
портрета служит наиболее отработанная
в языке информация - информация, извлекаемая
из внутренней формы языковых единиц.
Под базовым материалом подразумевается:
1) парадигма исконных обозначений соответствующей
реалии (например: «жаба» - жаба, ползуха, клегиня (= княгиня); «дурак» - дурак, полубелый, чурка, дуб и т .п.); 2) факты семантической
деривации на базе этих обозначений (жабуха 'рябая женщина', 'сварливая
женщина'; дурак 'отдельно от других
расположенный остров' и т .п.). Представительность
(преобладание) материала в каждой из указанных
частей может стать одной из портретообразующих
характеристик; так, для абстрактных понятий
можно прогнозировать перевес лексем
группы 1, для конкретных реалий действительности -
обилие семантических дериватов и т .п. Особого
внимания заслуживает вопрос о включении
в базовые данные ситуативных номинаций
с использованием названий исследуемой
реалии, в частности фразеологизмов, а
также пословиц, поговорок, загадок. По
отношению к таким номинативным единицам
критерием может служить неслучайность
использования именно данного образа
в организации идиомы, хотя естественно,
что здесь велика опасность оказаться
в плену интерпретаторского индивидуализма.
Избавиться от последнего могут помочь
собственно лингвистические критерии:
отсутствие номинативных дублетов, включение
в определенную систему именований и т .п.
Так, номинации медвежья
баня, мышья баня, заячья банька для гриба дождевика
демонстрируют неважность конкретного
представления о животном для носителя
языка, и этот факт заставляет исключить
указанный материал из базовых данных
для ономасиологических портретов соответственно
медведя, мыши, зайца. Однако те же номинации
вносят характерную черту в ономасиологический
портрет гриба – «не предназначенный для
человека» или в ономасиологический портрет
дикого (не домашнего) животного вообще –
«противопоставленный человеку». Отметим,
что для последнего вывода одновременно
важен факт отсутствия в пейоративных
номинациях лесных растений образов домашних
животных. [3,с.317] Еще пример.
Номинативную устойчивость связи черт - баня доказывают номинации чертова
каменка ( каменка 'печь в бане') 'каменные
россыпи в горах Южной Сибири'; уральские
топонимы: оз. Чёртова
Баня – «озеро небольшое,
но очень глубокое, никто не дружится с
ним», г. Чёртова
Банька (метафора, указывающая
на труднодоступность горы). Эта связь
проявляется также в предикативных номинациях,
например: черти баню
топят 'туман'. Есть и фольклорные
параллели: ср. загадку «Чертова бабка
вся в заплатках» (каменка
в бане). Тем самым в ономасиологический
портрет бани включается представление
о ней как о нечистом месте, где обитали
демонические существа; ср. также
севернорусскую легенду об обитании чертей
в банной каменке. В ряде случаев именно
данные паремиологии проливают свет на
значимость той или иной однословной номинации.
Так, номинация очертйть 'стать богатым' может
быть понята в контексте народных представлений
об амбивалентности богатства, которое
может связываться с представлением о
благосклонности Бога, а также с нечистой
силой. Ср. в паремиологии: у богатого
черт детей качает; богатому
черти деньги куют; деньги
копил да нелегкого купил; мужик богатой,
как черт рогатой; золото
в сундуке, а черт на руке; денег-то
у него - маленький чертенок не унесет и др. (показательны
также фразеологизмы черти яйца
несут 'о прибыли, богатстве', бесу суму
шить 'копить деньги'). Основным
механизмом систематизации отобранного
материала в ономасиологическом портрете
изберем последовательный параллелизм
с портретом живописным. Рисуя, художник
продумывает сюжет, выстраивает композицию,
смешивает краски, подчеркивает те или
иные детали, добивается эффекта разной
освещенности, чтобы выразить свое отношение
к изображаемому предмету. Именно таким
«художником» является и носитель языка,
одновременно отражая в номинативных
единицах свое отношение и к называемому
явлению, и к тому явлению, которое обозначается
производящим. Например, называя хитрого
человека лисой, мы не только характеризуем
его, но и наносим мазок на ономасиологический
«холст», предназначенный для портрета
лисы, ибо тем самым навязываем окружающим
свое представление о действиях лисы как
о примере хитрого поведения. Аналогично
в выражении цыганское
солнце - 'луна' ономасиологическая
модель рисует «недостаточность» луны,
с одной стороны, и «неполноценность»
цыгана, с другой. При этом более субъективной
оказывается информация как раз о производящем,
а не о производном - аналогично объект
изображения у многих художников может
совпадать, но манера изображения у каждого
своя. [3,с.318] Итак, для ономасиологического
портрета как источника этнокультурной
информации важно не что, а через что номинируется. Поэтому
именно анализ внутренней формы номинативных
единиц наиболее продуктивен. В равной
степени это касается фразеологизмов,
в которых важно не столько идиоматическое,
сколько буквальное значение. Например,
в выражении беден, как
церковная мышь, на портрет «работает»
не обозначение бедности через образ мыши,
а факт выяснения буквального смысла сопоставления:
мышь в церкви ничего не может съесть,
и это бедность. Отсюда значима информация
для ономасиологического портрета бедности -
сопоставления бедности и еды (беден тот,
кому нечего есть), для ономасиологического
портрета мыши - связь мыши и еды (мышь предстает,
прежде всего, как та, что ест; ср. также мышка 'рот'). Сравнение указанного
фразеологизма с антонимическим богат, как
мышь в закрому, показывает, что здесь
«кисть» того же художника: богатство -
еда, мышь - еда. Такая повторяемость приема -
свидетельство его неслучайности и этнокультурной
информативности, другими словами, - общности
манеры исполнения, выбора краски и т.п. Рисуя,
художник выбирает угол зрения и положение
изображаемого. Концентрация внимания
на тех или иных деталях фигуры или одежды
изображаемого лица несет в себе информацию
об отношении автора к натуре. Применяя
это замечание к анализу ономасиологического
материала, обратим внимание на задействованность
в номинациях тех или иных фрагментов
реалии. В частности, кажется не случайным
отбор частей тела животных, названия
которых используются как обозначающие
для окружающей действительности. Так,
у барана в номинациях, прежде всего, отражаются
шерсть (барашки вербы) и рога (баранка), у козла рога и копыта
(козлы, козел как спортивный снаряд),
у быка и коровы массивный корпус (бык - опора моста, коровка - белый гриб)
. Особенно показательно наличие номинативного
материала, касающегося той или иной детали,
у двух реалий. Так, отсутствуют номинации,
образованные от обозначения носа (мордочки,
пасти) мыши, но ср. окрыситься, вскрыситься, где номинирующим
образом служит оскал крысиной пасти.
В равной степени знаменателен выбор положения
реалии. Например, номинации от лексемы лягушка рисуют ее скачущей,
подпрыгивающей (лягушка - вид насоса), а жабу -
сидящей и тяжело дышащей (ср. грудная
жаба). Ономасиологический конь стоит, а кобыла скачет (ср. спортивный конь, шахматный конь и кобылка 'защелка у калитки',
'кузнечик'). Устойчиво динамическую характеристику
получает заяц - ср. солнечный зайчик, зайчик 'иней, идущий полосой
от двери в теплое помещение', заяц 'безбилетник', 'трус'. Указанные
ономасиологические параметры аналогичны
композиционным особенностям живописного
портрета. В реалистическом портрете (а,
очевидно, именно таким следует видеть
портрет по данным языка) это параметр
вполне объективный, в достаточной степени
обусловленный самой натурой. Можно говорить
об этом уровне ономасиологического портрета
как о наименее индивидуализированном
и, следовательно, наименее нагруженном
этнокультурной информацией.[4,с.206] За выбором
композиции следует выбор манеры изображения.
Здесь степень субъективности повышается
и, соответственно, расширяется информация
о носителе языка. На смену фиксации тех
или иных черт объекта приходит интерпретация.
Носитель языка из реалиста превращается
в импрессиониста, отражая свое впечатление
от реалии. Объективно заяц петляет не
потому, что трусит, а потому, что именно
так он может уйти от опасности, и дрожит
не от страха, а для того, чтобы мышцы всегда
были в готовности реализовать бег. Но
носитель языка интерпретирует это как
трусость, что и находит отражение в номинациях
типа трусишка
зайка серенький. Брачное поведение
голубей интерпретируется как показатель
особой любви между ними, отсюда вовлечение
лексемы голубь в целый ряд номинативных
образований, несущий в себе семы ласковости,
любовного отношения и т.п. Очевидно, именно
здесь проявляется определенный стереотип
социальных отношений, в известной степени
окрашенный национальным колоритом, при
котором страх диктует действие (убежать,
а не застыть в неподвижности, как кролик
перед удавом), любовь ассоциируется прежде
всего с поцелуем и лаской, супружеская
верность в идеале исключает жизнь друг
без друга (ср. лебединая
верность) и т.п. Данный уровень
ономасиологического портрета предполагает
опору на предшествующий, поскольку именно
выбор точки зрения на реалию и определяет
дальнейшую интерпретацию выделенных
черт. Однако это не означает, что оба уровня
проявлены всегда в одной и той же номинации.
Не продленный интерпретационным уровнем,
уровень фиксирующий оборачивается простым
фотографированием объекта, демонстрирует
использование образа реалии как своеобразного
формального эталона. Ср.: птичка, галочка как чисто внешние
обозначения облика летящей птицы, оторвавшиеся
от исходного образа и превратившиеся
в символы бюрократии (сделать
для галочки), в то время как птица интерпретационно
реализуется как символ свободы, раскрепощенности,
творчества и т.п. Правда, в подобных случаях
есть основания подозревать, что интерпретация
осталась невыявленной при ономасиологическом
анализе. В частности, в птичьем ономасиологическом
портрете также можно увидеть определенный
оттенок доминанты свободы, которая «выворачивается
наизнанку», будучи привязанной, прикрепленной
к листу бумаги. Взмахнувшая крыльями,
но не улетевшая птица дает толчок для
дальнейшего интерпретационного ономасиологического
штриха. С другой стороны, возможно сосуществование
мифа и объективных характеристик (или
сотворение мифа на их базе), которое в
дальнейшем может нивелироваться в пользу
объективных черт. Ср. кукушкины
слезки - о цветке со своеобразной
окраской, напоминающей, с одной стороны,
окраску оперения кукушки, с другой - капли
упавшей жидкости, - и миф о слезах кукушки
по покинутым деткам. Здесь возможны номинативные
линии: (окраска оперения - окраска цветка) кукушкин
цветок - (капля-слеза) - кукушкины
слезки или наоборот (слезы
кукушки - окраска цветка в форме капель) кукушкины
слезки - (цвет оперения кукушки). Если
интерпретационный уровень аналогизируется
с манерой портретного письма, то оценочный
может восприниматься параллельно выбору
красок. Ономасиологический портрет в
конечном счете знает две краски: черную
(отрицательная оценка) и белую (положительная).
Оценка определяется содержанием интерпретационного
уровня (трус - минус, трудолюбие - плюс),
однако выпрямляет и обедняет исходную
интерпретацию. Ср. отразившееся в таких
номинативных единицах, как сравнения,
представление о дубе как о могучем, прекрасном,
надежном человеке и номинацию дуб 'тупица', где сема
твердости оценена однозначно негативно.
Можно говорить о неизбежности прихода
каждой интерпретационной характеристики
к той или иной оценке, чаще всего отрицательной.
Однако нельзя не видеть наличия некоторого
количества безоценочных портретов. Ср.: крыса - отрицательный портрет,
в котором изобразительный и интерпретационный
уровень почти нивелировались, и мышь - в целом нейтрально
окрашенный портрет. Приводимые
примеры уже продемонстрировали, что нередко
(а может быть, и всегда) показателен не
один портрет, а, так сказать, «портретная
галерея». Другими словами, портретные
черты проявляются и становятся значимыми,
прежде всего, через сравнение. Масштабы
таких сравнений могут быть различными:
и внутри одного класса реалий (животные
одного вида, самец и самка; представители
территориально или генетически близких
этносов и т .п.), и между видами в масштабах
рода (например, у животных - дикие и домашние,
«гады» и домашние животные и т .п.). С другой
стороны, возможны сопоставления «мастеров
разных школ» - ими становятся межъязыковые
параллели, позволяющие воссоздать специфику,
например, русского и тюркского ономасиологического
портрета зайца или русского и английского
портрета представителя той или иной национальности.
Ср., например, выводы Д. П. Гулика, установившего
различия в номинативных портретах цыгана,
воссоздаваемых по данным русского и английского
языков. Во-первых, в русском языке сильнее
тенденция обобщать ассоциации, связанные
с «цыганами», - через этноним или его дериват
обозначается целое понятие (например,
«веселье», «плутовство», «диковатость»
вообще); в английском языке «цыганские»
ассоциации часто используются лишь для
характеристики весьма конкретных реалий,
существующих в англоязычных сообществах
(этнонимом или его производным обозначают
здесь не «склонность петь и танцевать»
вообще, а «танцора в массовых сценах музыкального
шоу», не «жизнь вне дома» как явление,
а лишь, в частности, «трапезы на открытом
воздухе», причем в отношении к собственной
традиции пикников, и т.п.). Во-вторых, в
русском портрете явно больше характеристик,
заключающих в себе отрицательную оценку.
Кроме общих с английским «негативных»
мотивов «обмана и плутовства», «неокультуренности»,
в русском «цыгане» присутствуют «пересмешничество»,
«бестолковость», «безалаберность», «диковатость»,
а также общая негативная характеристика -
образ «незваного гостя», «нежелательного
элемента». В-третьих, в английском
языке отразилась идея неоднородности
цыганского этноса, обусловленная фактом
обитания его в различных странах. В русской
же языковой картине мира данный этнос
предстает как «единый и одинаковый повсюду».
Если учесть детальность социальных характеристик,
то можно охарактеризовать английский
портрет - по сравнению с русским - как более
этнографический. Русский же аналог данного
портрета с его тенденциями к обобщению
«этнических ассоциаций», к негативной
оценке всего «этнического образа» в целом
и его абсолютизацией приближается к языковому
отражению «чужака» вообще. В этом смысле
русский портрет в отличие от английского
более мифологичен. [5,с.183] При создании
ономасиологического портрета приходится
считаться с теми искажениями, которые
наслаиваются в процессе существования
лексемы в языке. Например, при осмыслении
библейских Вавилона и Палестины в русском
языке существенно влияет на судьбу лексем
фонетическая близость глаголу вилять (для Вавилона), существительных пластина, поле, лепестина (для Палестины). С
другой стороны, последовательное разворачивание
метафоры чревато опасностью найти в сравниваемом
объекте все особенности, присущие избранной
сфере отождествления. В нашем случае
такая опасность тоже существует - и связана
она, в первую очередь, с тем, что живописный
портрет - явление статическое, а языковое
полотно принципиально динамично. Та или
иная деталь исходного представления
со временем может подвергнуться переструктурированию,
логика которого, как правило, подсказана
когнитивными факторами (к примеру, утратой
мифологических представлений, служивших
исходными мотиваторами языковых единиц).
Например, при интерпретации лексемы чертюга 'берестяной поплавок'
естественно обратить внимание на весьма
устойчивую связь черт - береста, которая просматривается,
к примеру, в выражении как черт
на бересте 'в хлопотах, заботах',
в поговорке черт ли
ему на бересте пишет. Сюда же, вероятно,
можно подключить представления о том,
что послание черту или лешему с просьбой
о возвращении потерявшегося в лесу человека
надо писать непременно на бересте. Возможно,
эта связь появилась вследствие того,
что рисунок на бересте воспринимался
как загадочные «чертовы» письмена. Однако
для лексемы чертюга вполне можно допустить
и отсутствие связи с указанными представлениями:
мотивирующим моментом может служить
подвижность поплавка, мелькающего над
поверхностью воды, или же скорость, с
которой закручивается распаренная береста
в трубочку при изготовлении поплавков
(подвижность черта прописана в языке
достаточно определенно, ср., например: как черт
в решете 'о крайне неспокойном
человеке', носиться,
как черт на ходулях 'быстро бегать'). Задачами
исследователя становится «очистка» изображения
от формальных, «технических» наслоений
и сведение хронологически не совпадающих
слоев языковой «живописи» в единый динамический
образ.
Глава 2.Анализ языкового портрета
СМИ на примере газет
города Белгорода
Как мы уже отмечали, поток информации
в современном обществе огромен. Возникает
потребность в правильной и оперативной
информации. Эти качества могут
достигаться только путем стандартизации
языка. Однако, при подобных
процессах для выделения наиболее
значимой информации (особенной
в публицистическом тексте) авторам
приходится прибегать к различным
видам увеличения экспрессивности текста.
Язык публикаций и статей в связи с
этим претерпевает изменения.
С точки
зрения знакового продукта («слов,
которыми говорится»), газетную коммуникацию
при всем ее фактическом речевом многообразии
следует рассматривать как
набор противопоставляемых
экспрессивных и стандартизованных
элементов. При этом их маркированность
и нейтральность может
существенно отходить
от аналогичного
общеязыкового противопоставления;
она конструктивна и, соответственно,
прямолинейна.
Газетный текст в этом
смысле синкретичен, пользуется без
ограничений «всем языком».
Разбиение средств выражения
производится, естественно, по
одному критерию, а не по привычным
языковедческим нормам лексико-семантических
групп, типов словосочетаний, даже
многогранных и сложных экспрессивно-
стилистических окрасок, закрепленных
в языке функционально-стилевых
слоев. Т.е. достижение экспрессивности
в газетной статье
достигается нестандартными путями.[9,с.178]
Семиотический аспект газетного
языка вообще зависит от того, насколько
данная система и организация
знаков удовлетворяет нужды
газетной коммуникации, и потому не может
замкнуться, скажем, в рамках одного
стиля.
Рассматриваемые обстоятельства
и выливаются в общие ориентации
на стандарт изложения информации
в газете и экспрессию, пронизывающие
газетный язык, захватывающие его
внешние, а отчасти и
внутриструктурные уровни, воздействуя
таким образом и на литературный язык
в целом.
В этом смысле можно провести,
разумеется, в высшей степени условную
параллель между газетным языком и другими
«языками» внутри единого русского языка,
с одной стороны и между действительно
разными языками, с другой: ведь
как отмечают многие исследователи
данного вопроса, различия между
языковыми системами начинаются
там, где выступают
разные способы сегментации
внеязыковой действительности
с помощью языковых средств.
Видимо, этим объясняется
отмечаемый исследователями факт
несомненного сближения «языка»
массовой коммуникации в
разных языках: оно обусловливается
одинаковым элементом - окружающей
нас действительностью и одинаковой
прагматической направленностью массовой
информации.[9,с.179]
Итак, любой журналист настроен
на поиск экспрессии. Экспрессия,
как уже было отмечено
выше, представляет собой
слова, увеличивающие выразительность
письменной речи.
Многие ученые предлагают
различные классификации экспрессивной
лексики.
Роль экспрессии в
газетном языке нельзя
сводить к задаче компенсирования
повышения силы воздействия;
суть надежности связи, эффективной
передачи и информации, и
убеждения именно в одновременном
параллельном действии системы различных
воздействий. Применительно к языку
следует говорить об органичном
и постоянном совмещении и
переплетении экспрессивного и нейтрального
начал, которые к тому же
редко выступают только разными способами
передачи одного и того же содержания
и связываются обычно с его
видоизменениями. Однако
надо учесть, что излишняя
экспрессивность текста может послужить
причиной неадекватного восприятия
излагаемой информации читателем.
Именно экспрессивность отличает
газетный язык от других разновидностей
литературного языка, обслуживающих
иные совокупности социальных
сфер и ситуаций общения (научный,
деловой, поэтический и
другие «языки»).
Последовательное, хотя очень
различное и в разных комбинациях
реализуемое чередование экспрессии
и нейтральности (так
называемого стандарта), выступая
основным свойством газетного
языка, обеспечивает надежное
донесение до читателя
содержательно-информационной
стороны с ее будничностью,
деловитостью, строгостью, однозначностью,
интеллектуальной точностью и воздействующе-организующей
стороны с ее исключительностью,
эмоциональностью, даже сенсационностью.[9,
с.180]
К сожалению, от исследователей
пока что скрыты некоторые
механизмы взаимодействия стандарта
и экспрессии, что и приводит
к нежелательным противоречиям в теоретических
работах и практических рекомендациях.
Никак нельзя, например, считать, что
главное требование к газетному
языку - вместить возможно большее
количество информации в возможно
более сжатую лексико-грамматическую
структуру, ибо эта
структура должна легко восприниматься
при быстром чтении про себя и иметь максимальное
воздействие на получателя речи. Сформулированные
условия[9,с.181] могут быть удовлетворены
лишь равноправным и органичным
сочетанием указанного стремления
с тяготением к экспрессии, которая на
практике иногда закономерно приводит
к совершенно удивительной «развернутости»
лексико грамматических структур
и целых композиций.