Теоретический аспект процессов урбанизации

Теоретический аспект процессов  урбанизации

Теоретический аспект процессов  урбанизации    

Содержание

Введение

1. Теоретический аспект  процессов урбанизации

2. Урбанизация в СССР

3. Улучшение и усложнение  урбанистической ситуации в стране

Заключение

Список использованных источников

Введение

На   протяжении  десятилетий  урбанизация  в  нашей  стране  сначала  просто  не

признавалась  как  один  из  важных  процессов  формирования  человека,  среды и

общества,  а  затем  в  70-80-х  гг.,  рассматривалась  прежде  всего в рамках

формационных   особенностей   развития  систем  производства  и  расселения  при

значительной  недооценке  её глобальных закономерностей и  социально-культурных и

цивилизационных    основ.   Утвердился   и   тщательно   оберегался   философски

несостоятельный  подход,  согласно которому урбанизация (как  и другие социальные

процессы)  легкоуправляема,  потому  что её закономерности якобы устанавливаются

руководителями в зависимости  от тех или иных выдвигаемых ими  целей.

Вот  почему  оценка  советской  урбанизации  имела  черты крайней субъективности,

односторонности,  а  игнорирование  мирового  опыта  было  удобно для переоценки

бесспорных   количественных   успехов  урбанизации  в  СССР  в  30-80-х  гг.  До

серьёзного  же  анализа  её качественных сторон (образа и условий  жизни горожан,

их  культуры,  состояния  городской  среды,  её  разнообразия  и  т.д.) , сути и

стратегии развития дело обычно не доходило.

Указанный  подход,  напрямую связывающий многие десятилетия  с теорией формаций в

советском  обществознании  вообще и в экономической и социальной географии в том

числе,   определил   неверные  представления об  узко  “производственной базе”

урбанизации.  В  последние  годы,  когда  всё  чаще встречаются  попытки в разных

областях   науки   осмыслить общественное  развитие  в рамках  иных  концепций

(философско-антропологической,     глобально-экономической,     социокультурной,

экологической,  цивилизационной) и др., представляется наиболее плодотворным для

изучения урбанизации  использовать антропокультурный подход.

При  таком подходе  основу урбанизации составляет сам  человек со всеми возможными

параметрами   его   жизни,  прежде  всего  связанными  с  развитием  культуры  и

цивилизации  в  их  широком понимании и на глобальном уровне, а не производство,

ресурсы, территория и т.д., как считалось в советской  науке.

1. Теоретический аспект  процессов урбанизации

Урбанизамция  (от  лат.  urbanus — городской) — процесс повышения роли городов в

развитии  общества.  Предпосылки урбанизации — рост в городах промышленности,

развитие  их  культурных  и  политических  функций,  углубление территориального

разделения   труда.   Для  урбанизации  характерны  приток  в  города  сельского

населения  и  возрастающее маятниковое движение населения  из сельского окружения

и  ближайших  малых  городов  в  крупные города (на работу, по культурно-бытовым

надобностям и пр.). Процесс, обратный урбанизации, называется рурализацией.

Процесс урбанизации идёт за счёт:

- естественного прироста  городского населения;

- преобразования сельских  населённых пунктов в городские;

- формирования широких  пригородных зон;

- миграции из сельской  местности в городскую.

Следующий  этап  урбанизации  — субурбанизация. Растущее благосостояние позволяет

людям  строить  дома  «сельского  типа»  в пригородах, избегая таких «прелестей»

больших  городов  как  шум, загрязнение воздуха, недостаток зелени и т. д. Однако

население  пригородов  ни  в  коей  мере не становится сельским, практически все

продолжают   работать   в   городе.   Субурбанизация   невозможна  без массовой

автомобилизации,  т.  к.  в  пригородах  практически  отсутствует  инфраструктура

(магазины, школы и др.), а главное — места приложения  труда. 

В  Западной  Европе  и  Северной  Америке  процесс  субурбанизации начался в 50-х

годах.  В России первые проявления субурбанизации наблюдаются в первую очередь в

районе   Москвы,   однако   здесь   этот  процесс приобрёл  одну  отличительную

особенность:   не  решаясь  отказаться  от  городской  квартиры,  многие  жители

мегаполиса большую часть  времени проводят на загородных дачах.

Процесс   субурбанизации   нельзя   толковать однозначно  положительно.  Жители

пригородов  зачастую  становятся  «заложниками  автомобиля»,  т. к. общественный

транспорт  в пригородах, как правило, отсутствует. К тому же в небольших странах

с  высокой  плотностью  населения,  например  Бельгии  и  Нидерландах  пригороды

занимают  почти всё  свободное пространство, вытесняя природные  ландшафты. Приток

сельского  населения  в  города  опережает потребность  в рабочей силе, что часто

приводит  к  росту  безработицы,  обострению  социально-экономических  проблем. В

Соединённых  Штатах  Америки,  ЮАР,  Британии  субурбанизация сопровождается так

называемым  «бегством  белых»  (англ.  White flight): центральные районы городов

заселяются  представителями  негроидной  расы,  в  то время, как белое население

перемещается в пригороды.

Часовая  миграция жителей  пригородов в города приводит к заторам  на дорогах, что

ведёт  к  загрязнению  воздуха,  потере времени и другим проблемам. Для борьбы с

этим   во  многих  развитых  странах  ведётся  политика  развития  в  пригородах

общественного    транспорта,    например    пригородного    железнодорожного   и

легкорельсового, например система RER в Париже.

В  процессе  компьютеризации  экономики  в последнее десятилетие  появился эффект

отрыва  места  работы (номинального) от места исполнения трудовых задач: человек

за  компьютером  может  выполнять работу для фирмы на другом конце земного шара.

Транспортная   проблема,   тормозящая   процесс  субурбанизации,  таким образом

ослабляется  (для  некоторых  видов  работ  становится  неважно,  в  какой точке

земного  шара находится  исполнитель), и возникает концепция  «всемирной деревни»:

все  (а  точнее  —  информационно-коммуникативные типы деятелей) рано или поздно

переедут в экологически чистые пригороды и рост городов  остановится.

К   понятию  субурбанизации  близко  понятие рурбанизация  (от  англ.  Rural  —

сельский,  лат.  urbanus — городской) — распространение городских форм и условий

жизни  на сельские поселения, составная часть процесса урбанизации  в его широком

понимании.  Рурбанизация  может сопровождаться миграцией городского населения в

сельские   поселения,   переносом   в   сельскую  местность  форм  хозяйственной

деятельности, характерных  для городов.

В  связи  с  демографическим  взрывом в развивающихся странах, в первую очередь,

Латинской  Америки  и  Юго-Восточной  Азии, возникло понятие  ложная урбанизация.

Она  представляет  собой  стремительный рост численности  городского населения, не

сопровождаемый  достаточным ростом  числа рабочих мест.  Отличие от истинной

урбанизации  состоит  в  том,  что  не  происходит  развития  городских функций,

характеризующих  мировой процесс урбанизации. Происходит «выталкивание» в города

сельского   населения   из  перенаселенных  аграрных  районов.  Доля  городского

населения  намного  превышает  долю экономически активного городского населения,

занятого  в производственной  и непроизводственной сферах. Прибывающее в города

сельское  население  пополняет  армию  безработных,  а недостаток жилья вызывает

появление   неблагоустроенных   городских  окраин  с  антисанитарными  условиями

жизни.

В  науке  существует два  основных подхода к категории  «урбанизация». Для первого

характерно   расширительное   понимание   этого  явления  как  развития  городов

независимо  от специфики  цивилизаций, общественных систем, исторического  времени

и  т.д. В этом смысле урбанизацию  изучают даже археологи. Второе понимание  более

узко  и  связано  с  радикальными общественными изменениями, начало которым было

положено   мануфактурной   стадией   производства   и  последующим  промышленным

переворотом.  Именно  изменения  в  сфере производства дали толчок принципиально

новому  явлению,  которое  может  быть  обозначено,  как  переход от сельского к

городскому  обществу.  Между  двумя  явлениями  во всех странах можно проследить

даже   чисто   количественную   границу,   свидетельствующую,   однако,   об  их

качественных  различиях:  так,  в России  были  неоднократные взлеты  и упадки

городской  жизни, причем на протяжении ряда веков удельный вес горожан колебался

в  пределах 3— 10%, тогда  как со второй половины XIX в. обозначился устойчивый и

все  ускоряющий  рост  (примерно  за  полвека  удельный вес горожан вырос на 3%,

составив  к 1897 г . 15% всего  населения, тогда как на последующую  прибавку в 3%

понадобилось  менее  2  десятилетий  —  к  1914  г . их удельный вес поднялся до

18%).

Суть    урбанизации    —    в    территориальной    концентрации    человеческой

жизнедеятельности,  ведущей  к  ее  интенсификации  и  дифференциации  вплоть до

выделения  городских  ее  видов,  что  обусловливает  складывание  новых  форм и

пространственных  структур расселения и распространение городского образа жизни.

Определяющая    черта    урбанизации   —   именно   концентрация   разнообразной

жизнедеятельности  и  условий ее обеспечения, из которой  вытекают все остальные.

Важнейшие  показатели  урбанизационного процесса — радикальное изменение места и

роли  города  в обществе, прежде всего в экономической  жизни, рост численности и

удельного   веса   городского   населения  за  счет  сельского,  распространение

поселений  городского  типа,  т.е.  не  только  вытеснение деревни городом, но и

некое  «городское» преобразование деревни. Данное явление можно охарактеризовать

как  комплексный  модернизационный  процесс,  включающий  чрезвычайно высокое по

историческим  темпам  радикальное  преобразование всех сторон общественной жизни

на    «городских»   началах:   производственной,   социально-демографической   и

социальной   структур,  изменение в течение четырех-пяти  поколений качества

населения,  структуры  его  занятости  и  образа  жизни,  менталитета  и многого

другого.

2. Урбанизация в СССР

Темпы  урбанизации  оказывают  прямое влияние на скорость исторического  процесса:

относительная  стабильность  хозяйственных  структур  и  городского  населения в

докапиталистических   обществах   была   одним   из  важных  факторов  медленных

качественных    изменений   во   всей   совокупности   общественных   отношений.

Концентрация  передовых  производительных  сил  в  городе, обусловливающая смены

технологий    и   вызванные   ими   социальные   сдвиги,   оказалась   антиподом

рассредоточенности  и консерватизма деревни.  Независимо от форм общественного

устройства,   для   индустриализировавшихся   стран  в  конце  XIX—XX  вв.  были

характерны  некоторые  общие  фундаментальные  процессы, причем именно изменение

места   города  в  социально-территориальной  организации  общества,  в  системе

размещения  производства и населения имело решающее значение. Естественно, везде

эти процессы имели и свою специфику.

Существеннейшим  образом  повлияла урбанизация и на ход  российской истории. Весь

XX  в.  прошел  под знаком радикальных перемен, но среди всех фундаментальных и

одновременно    форсированных,   крайне   сжатых   во   времени   трансформаций,

универсальная   и важнейшая,  — переход общества  из  сельского состояния в

городское.   Невиданный   в   истории  темп  изменений,  переворачивавших  жизнь

буквально  каждого  человека  в  течение  его  жизни,  затронувших все поколения

настолько,  что  последующие  существенно отличались от предыдущих, — этот темп

создал   особое,  редкое  в  истории  качество  социальной  жизни  —  глобальную

нестабильность,   протяженную   во   времени.  Причем,  если  раньше  источником

социальной  нестабильности были, как правило, политические явления (войны, акции

государства,   социальные   возмущения   и   т.п.),   носившие   преимущественно

ситуационный  характер,  ограниченные  во  времени,  то  в XX  в. этот источник

переместился  прежде  всего на  уровень фундаментальных, глубинных общественных

явлений.   Этим   источником  был  форсированный  переход  к  индустриальному  и

одновременно  городскому обществу, начавшийся еще в конце прошлого века. Переход

был  закономерный  и  вынужденный, если рассматривать развитие России в контексте

мировой  цивилизации,  «догоняющий»  —  относительно  уровня  опередивших страну

государств.

В  тех  случаях,  когда  фундаментальная нестабильность дополнялась  ситуационной

(неудачные   войны,   резкие   и   неадекватные  изменения  важных  общественных

институтов  и  т.д.),  общий  потенциал  нестабильности  резко возрастал, ведя к

социальным       взрывам,       революциям,      последующим      трансформациям

общественно-государственной  системы  или ее полному слому (революции 1905, 1917

гг.).

«Базовая»  общественная  нестабильность, связанная с урбанизационным переходом и

вытекающими  из  него  социальными  изменениями  (тем  более  в  столь огромном,

территориально,   этнически,   социально   дифференцированном  государстве,  как

Россия,   что   само   по   себе   было   комплексом   мощных   центробежных   и

дестабилизирующих   факторов),   должна   была   быть   компенсирована   жесткой

государственной  системой.  Ценности «существования», «выживания» социального (в

данном  случае  государственного)  организма,  как правило,  оказываются более

значимыми,  нежели  интересы  и ценности  тех или иных социальных групп. Здесь

лежит  ключ  к  возникновению  общественно-политических  моделей,  которые очень

условно  можно  обозначить как «правый» и «левый» тоталитаризм, или к отчетливой

тенденции  тоталитаризации  (хотя  бы  и временной,  ситуационной)  большинства

стран,   осуществлявших   урбанизационный   переход,   включая резкое  усиление

бюрократической  машины  (на  ранних  и  средней  стадиях  урбанизации)  в самых

«демократических» государствах.

Россия  не  была  исключением.  Более  того, она изначально, из-за исторического

пути   и   цивилизационной   специфики   была   «предрасположена»   к жесткости

государственных  структур.  Начальная  стадия  урбанизации  еще более усилила эту

предрасположенность.  Демократия  в  принципе  не могла утвердиться  в результате

Февральской  (1917)  революции  в  России  —  стране  с  огромным  преобладанием

крестьянства,  разлагавшейся  общиной,  быстро  росшими  индустрией  и городами,

мощными  «маргинальными»  слоями  полусельского-полугородского населения, т.е. с

фундаментальной  социальной  нестабильностью,  на  которую  к тому же наложилась

ситуационная  —  затяжная,  неудачная,  невиданная  по  масштабам  жертв  первая

мировая  война.  Правая  или  левая  диктатура  в таких  условиях была неизбежна.

Большевистская   альтернатива   оказалась  более  жизнеспособной.  В  результате

переход   к  городскому  обществу  Россия  совершила  в  рамках  леворадикальной

«тоталитарной» («советско-коммунистической») модели.

Сложившееся  в результате  октябрьского  (1917)  переворота и гражданской войны

общество  в  основе  своей  содержало  зародыш  тоталитарности.  Это означало, в

частности,  огромную  роль  идеологии  во  всех  сферах,  стремление государства

контролировать  и  регулировать  как  можно  больше областей общественной жизни.

Полностью  тоталитарные  структуры  сформировались  к  середине 1930-х гг. Однако

изначально  общество  рассматривалось большевистской правящей партией в качестве

средства  достижения  определенных  целей,  вытекавших  из  установок  партийной

программы,  в свою очередь  являвшейся приложением марксистско-ленинской  доктрины

к   российским   условиям.   Естественно,   реальная  политика  не  была  прямым

воплощением  партийной  идеологии,  но  марксистская  доктрина в целом, хотя и в

преломленном  виде  мировоззрения вождей,  неизбежно оказывала на нее влияние.

Вопрос  только,  в  какой  степени,  в  каких  формах, в  каких областях, в какой

конкретно-исторической ситуации.

Большевизм  перевернул  все  общество.  Но, оставаясь в  рамках «государственной»

идеологии  (а  при  другой  он  был бы отторгнут Россией), он не мог переменить

направления  базовых,  фундаментальных  процессов:  в  рамках «коммунистической»

модели   решались   все   те   же   общецивилизационные   проблемы   перехода  к

индустриальному  и  городскому  обществу.  Возникновение  советской тоталитарной

системы  в  начале  XX  в.  было  одним из способов выхода урбанизировавшегося и

маргинализированного  общества  из  ситуации  глобального общественного кризиса,

причем  в  тех  условиях  он оказался единственно реализуемым. Но не только. Это

был   еще   особый  способ  решения  национально-государственных  проблем  путем

предельной  концентрации  ресурсов  нации  на ключевых направлениях, позволявший

решать    ей   острейшие   внутренние   и   внешние   противоречия,   отстаивать

государственную  целостность  и  независимость  страны,  наращивать  ее  «вес» в

мировых  делах,  создавать  и  укреплять экономическую мощь, изменять «качество»

населения,  уровень  и  условия  его  жизни. Происходило  это в условиях жесткого

противостояния  враждебному  миру,  в  борьбе  за  удержание  страны  на  уровне

жизнеспособного   в  техногенной  цивилизации  сообщества.  И  суть  глобального

конфликта  заключалась  не только в конфликте идеологий  и общественных систем, но

и  в  геополитическом,  социокультурном, шире — «цивилизационном», соперничестве

западной  и  евразийской (в лице России) локальных цивилизаций: Запад объективно

был  заинтересован  в  ослаблении  и  распаде  единого  Российского  государства

независимо  от  существовавших в нем общественного строя  и политических режимов.

Возможно,   «тоталитарность»   оказалась   способом   самосохранения  российской

цивилизации   (при   всех  ее  деформациях)  в  объективно  тяжелейших  условиях

модернизации  XX  в.:  в индустриальном рывке, урбанизационном и демографическом

переходах,   трансформации   социальной  структуры,  в  противостоянии  внешнему

давлению  враждебного  мира,  в  том  числе  в отражении и сдерживании прямой

агрессии.

Тоталитаризм   в   его   коммунистической  модели  явился  формой  трансформации

традиционного   российского   общества   в   городское.   Не  изменив основного

направления  развития  материальной  базы российского  общества, явившегося общим

для  всей  современной  техногенной  цивилизации,  он в  чем-то даже ускорил этот

процесс,   заставив,   однако,  народ  платить  более  высокую  цену  (колхозное

крепостничество,   массовые   репрессии,   низкий   уровень   жизни,  отсутствие

гражданских  свобод  и  т.д.). Другие социальные издержки оказались  меньше, чем в

странах   с   рыночной   экономикой   (отсутствие  безработицы,  гарантированный

потребительский минимум  и др.).

Социальная  «цена»  этого  перехода оказалась значительно  выше, чем могла бы быть

при   «правой»   альтернативе,   которая,  несомненно,  не  допустила  бы  столь

радикальной  ломки  социальных институтов и отношений, но в значительной степени

это  была  цена более  форсированного перехода: «левый» тоталитаризм, выступая от

лица  «низших» классов, т.е подавляющего большинства населения, имел существенно

больше   рычагов   мобилизации   ресурсов   и  решения  выдвигаемых  задач,  чем

дворянско-буржуазная диктатура.

Марксизм  в  конечном  итоге  в  рамках  советской  система оказался «переварен»

Россией,  хотя  далеко  не полностью. Действительно, бюрократическое  государство

подмяло  по,  себя  все  общество,  пронизав  все его  структуры и слившие с ним,

заменив   социальную   дифференциацию   по   признаку   владения  собственностью

дифференциацией  на основе отношений распоряжения ею. Такого итога не предвидели

«основоположники»,  но  иначе быть не могло при применении доктрины на практике,

да   еще  в  российских  условиях.  Парадоксальным  образом  в  некоторых  своих

фундаментальных  характеристиках  российское  общество в лице Советской России и

СССР  вернулось  на  круги  своя.  Более  того, по оценкам  многих обществоведов,

использующих  марксистскую  парадигму,  в  социальных отношениях оно было как бы

отброшено  в  феодальный и даже дофеодальный период, превратившись  в причудливый

симбиоз  «азиатского  способа  производства»  и  распадающегося  родового строя,

«военной  демократии».  Однако  происходили  эти  процессы  в  эпоху техногенной

цивилизации,  породив,  на наш взгляд, уникальное историческое явление, присущее

только XX в.

Логика  развития  системы,  выросшей из партийной диктатуры, отбросила  многие ее

собственные  исходные идеологические установки, доктринальные догмы. Среди  них —

утопическая  идея  отмирания  государства,  вместо  чего на практике утвердилось

«сверхгосударство».  Вместо ликвидации социальной дифференциации, а на этой базе

классов,  были  заложены просто иные ее основания. Аналогично и утопическая идея

дезурбанизации  в рамках индустриализирующегося общества как  способа преодоления

«противоположности  города  и  деревни»  отпала сама собой. Это  стало следствием

того,   что   индустриализация   диктовала  необходимость  концентрации  людских

ресурсов   в   городских  поселениях,  и  политический  курс  на  восстановление

промышленности,  а  затем  и на форсированную индустриализацию не оставлял надежд

на   «более-менее   равномерное   расселение»   по  всей  стране.  Форсированная

индустриализация    могла    субъективно    рассматриваться    как    инструмент

социалистического   строительства,   но  объективно  была  средством  укрепления

государственной, в том  числе военной, мощи.

Урбанизация  явилась  одной  из  функций этого процесса. Независимо от того, как

осознавали   урбанизацию   вожди   СССР,  ее  осуществление  объективно  явилось

центральной  задачей  для  страны,  поскольку  переход  к городскому обществу (в

широком  смысле, включая  индустриализацию) определял магистральное  направление в

развитии  современной техногенной цивилизации.  В ее рамках советская система

чем-то  оказалась  менее,  а в чем-то и более эффективной, чем ее альтернатива —

демократии  с  рыночной  экономикой.  Она  сумела  совершить,  хотя  и  огромной

социальной   ценой,   мощный   индустриальный   рывок,   пройдя   за  кратчайший

исторической   срок   путь  от  страны  преимущественно  сельскохозяйственной  к

лидерству  в  целом  ряде  отраслей,  в  том  числе  высоких технологий (атомная

энергетика,  космос и  др.). Система смогла совершить прорыв в уровне образования

всего  населения,  без  чего  был  невозможен  прогресс. Она оказалась сильнее в

смертельной   схватке   с   другой   праворадикальной  тоталитарной  системой  —

германским  фашизмом,  ибо  оказалась  способной  мобилизовать меньшие ресурсы в

противостоянии   потенциалу   фактически   всей   Европы   и   использовать   их

результативнее  (хотя  опять  же  принеся огромные, далеко не всегда оправданные

жертвы).

Методы  концентрации  «любой  ценой»  всех  ресурсов  на  немногих  направлениях

позволили   быстро  индустриализовать  страну,  восстановить  ее  после  военной

разрухи,  в  1950-х  гг.  стать  ей  вторым  членом  «атомного  клуба»  и первой

совершить  прорыв  в  космос.  На  той же основе концентрации к концу 1950-х гг.

СССР  вошел в первую-вторую десятку (по разным методикам оценки) стран по уровню

жизни  населения.  В 1960-е  гг. был совершен рывок в военно-технической  области,

а   затем   достигнут  военно-стратегический  паритет  с  США,  прежде  всего  в

ракетно-ядерном вооружении.

Таким  образом,  тоталитаризм  не  изменил  основного  направления  развития  ни

российского   общества   в   целом   в   рамках   техногенной   цивилизации,  ни

урбанизационного  процесса:  он  придал  им  особую  форму и задал форсированный

темп.  До  определенной  стадии он способствовал сокращению отставания России от

лидеров технологической  гонки XX столетия.

Однако  советский  тоталитаризм так и не сумел решить те главные  задачи, которые

декларировались   доктриной  и  ради  чего  система  приносила  в жертву  целые

поколения,  —  не  смогла  не  только  обеспечить  всеобщее благосостояние, но и

просто   нормальную,   достойную  человеческого  существования  жизнь,  хотя  бы

«накормить»   народ,   без   хронических  дефицитов  и  очередей  (львиную  долю

национального  богатства  съедали ВПК и бюрократический  аппарат). На «системные»

противоречия  накладывался  комплекс  острейших  противоречий  самой техногенной

цивилизации,  большинство  из  которых  в процессе ее развития лишь углублялось.

Форсированное  развитие  общества  в  ее  русле  в  форме  тоталитарной  системы

усиливало  эти  противоречия  многократно. Кроме того, советская  система имела и

собственную   логику   развития,   и   свои   системные  противоречия.  Создавая

современную   индустрию,   развивая  города,  формируя  новые  социальные  слои,

связанные  со  сложными видами деятельности и обладающие высоким  образовательным

уровнем,  тоталитаризм  подрывал  свои основы. Прервать эти  процессы он не мог в

силу  как  собственных  идеологических,  так  и  чисто  прагматических оснований:

обязывало  соревнование с системой-антагонистом, да и просто условия выживания в

современном   мире.   С   конца   1960-х гг.  экономический прогресс  оказался

блокированным         неадекватными        реформами,        разбалансировавшими

командно-административный  механизм  управления,  а слом его, замена на другой с

неизбежностью вели к фактическому демонтажу всей системы.

Переход  от  сельского  к преимущественно городскому  обществу  сопровождается

сосредоточением   в  городе  преобладающей  части  населения.  Города,  особенно

крупные,  становятся ведущими звеньями системы расселения, в основе формирования

которой   лежат   главным   образом   экономические   процессы   территориальной

концентрации  производительных  сил.  Деятельность  жителей  городских  поселений

связана  преимущественно с промышленностью, транспортом, торговлей, управлением

и   другими   видами   несельскохозяйственных   отраслей.   Структура  городской

экономики,  а  вместе  с  ней  и  занятость  населения  меняются со сменой стадий

индустриального  общества  и  с  развитием  урбанизационного  процесса. Основная

тенденция   с   определенного   этапа   урбанизации  —  расширение  занятости  в

непроизводственных  отраслях,  которая  выражена  тем сильнее, чем больше город.

Параллельно  намечается  сначала  относительное, а затем  и абсолютное сокращение

занятости  в  сфере  производства.  Для  этапа  перехода  к  постиндустриальному

обществу,    сопровождающемуся    субурбанизационными   процессами,   характерна

тенденция  формирования  вместо  точечных  городских  поселений  локальных систем

расселения  и  размещения  производства  типа  агломераций,  мегаполисов  и др.,

«вымывания»   части   населения  крупнейших  городов  и  рассредоточения  их  на

городской   периферии  и  в  пригородах.  Таковы  общемировые  закономерности  и

тенденции развития урбанизацнонного процесса.

Отечественная   урбанизация,   несмотря   на   внесенные  системой  значительные

деформации   механизмов   и  специфику  проявлений,  в  целом  подчинялась  этим

универсальным     закономерностям,     которые     во     многом    определялись

индустриализацией.   Между  тем  действовал  целый  комплекс  факторов,  еще  до

революции  породивших  специфический российский  тип урбанизации,  существенно

отличавшийся  от  западноевропейского.  Советская  история  вызвала  к  жизни еще

более  специфичную  «социалистическую»  модель, которая, тем не менее, не только

оказалась    во    многом    восприемницей    российской   урбанизации,   но   и

гипертрофированно воспроизвела ряд ее особенностей.

Основа  сети  российских городов формировалась веками. Вместе с тем заложенная в

конце  XVIII  в.  структура  городской сети на территории Российской империи при

всех  последующих  дополнениях  и  изменениях  в  целом  сохранилась  вплоть  до

революции   1917   г.  Единое  абсолютистское  государство  определяло  единство

фундаментальных   процессов   городского   развития   во  всех  концах  империи,

воплощавшееся  в инициировании государством  градообразования и зависимости от

него  функциональной  эволюции  городов.  Как  правило,  в  образовании  городов

ведущей  была  административная  функция:  чем выше был административный статус,

тем  относительно  (на  данной  территории) крупнее был  город. В 1856 г . из 701

города  Российской  империи  (без Польши и Финляндии) 62 было губернских и 498 —

уездных  городов,  т.е.  почти  80%  городов  имели административные функции. Со

становлением   капиталистического   рынка   и   началом   индустриализации  роль

административной   функции   в   урбанизационном  процессе  постепенно,  хотя  и

медленно,   снижается  и  возрастает  значение  в  первую  очередь  промышленных

функций.  В  1910  г  .  в России  было  775 городов, из них 77 губернских, 541

уездных  и 157 заштатных. Таким  образом, административный статус имели  те же 80%

городов,  т.е.  удельный вес городов с административными  функциями при некотором

росте  числа городов в целом остался прежним. (Хотя в это число поселений с

официальным  городским  статусом не были включены 86 посадов, местечек и слобод,

имевших  ряд  городских  признаков.) Непосредственное «присутствие»  государства в

жизни   большинства   городов   империи,   где   бы  они  ни  находились,  через

административные  городские  структуры  определяющим образом  влияло на городское

развитие,  формировало  структуру городских поселений, их функции, облик и образ

жизни горожан.

Помимо  функционального  «структурирования»  большинства  городов  вследствие их

военно-административного  происхождения  и  назначения, государство  регулировало

их  жизнь  законодательно,  при этом степень вмешательства  в городские дела была

существенно  больше,  нежели  в  жизнь  села,  где  власть  при крепостном праве

отдавалась  преимущественно  помещику,  а  в  дальнейшем  — общинным институтам.

Регулирование   институтов   городского   управления,   сословной,   финансовой,

налоговой   политики,   торговли  и  промышленности  —  таковы  основные  каналы

фактически  всеохватывающего государственного прямого и косвенного вмешательства

в городскую жизнь.

Еще  одним  «объединяющим»  фактором  в развитии городов  различных регионов было

русское  население,  игравшее  во многих национальных районах страны, особенно с

неразвитой  или  прерванной  городской традицией, определяющую роль. Ряд городов

Средней  Азии,  Кавказа  и Закавказья и других регионов Российской империи вырос

из  казачьих  и  военных  поселений,  развитие которых определялось становлением

промышленности,  осуществлявшимся  русскими  и  «русскоязычными» специалистами  и

рабочими.  Последняя тенденция  относится преимущественно к  концу XIX — началу XX

в., и именно она получит особенно интенсивное развитие в советское время.

Естественно,  в  различных  регионах Российской империи, тем более  в разное время

вошедших   в   ее   состав,   с   ее   многообразием   географических   условий,

этно-социальных,  религиозных,  культурно-исторических  особенностей,  городская

жизнь  не  могла  не  иметь  специфики.  Прежде  всего  это относилось к городам

национальных  окраин,  позднее других включенных в состав империи, а тем более к

тем,  которые  имели  прочные  традиции  городского развития (Прибалтика, бывшие

территории  Речи  Посполитой,  частично  Закавказье и Средняя Азия). Существенно

различным  был  и  уровень  урбанизированности  регионов  империи.  Как правило,

восточные  и  северные  губернии  отличались  не только меньшей общей плотностью

населения,  включая  городское,  но  и меньшим удельным весом горожан в составе

всех  жителей.  Так,  в  1913  г.  в  Сибири  горожане составляли лишь 10% всего

населения  (в  целом  по стране— 18%), причем почти все  городское население было

сосредоточено  вдоль  железных  дорог.  Вместе  с  тем  существование  в  едином

государстве,   с огромной  ролью центральной власти  в значительной  степени

нивелировало   и   основные  различия,  выходившие  за  рамки  этнокультурных  и

религиозных.  Чем дольше территории входили в состав империи, а также чем меньше

были   собственные   национальные  городские  традиции,  тем  сильнее  было  это

общегосударственное начало в городской жизни регионов.

Если  в  Западной  Европе  города  вырастали  из экономических  интересов местной

территории,  то  в  России  —  из  интересов  расширяющейся  империи. Европейские

города   еще   в  средневековье  становились  субъектами  политической  жизни  и

городского  права,  опорой  формировавшегося  гражданского  общества,  тогда как

российские  всецело подчинялись государству.  Природно-климатические условия и

характер  освоения  огромной  территории определили и ряд других особенностей, в

том   числе   крайнюю  неравномерность  расселения  при  общей  малой  плотности

населения.  Следствием  этого  были  огромная  неравномерность  в  распределении

городских  поселений  по  территории, на порядок (а в  ряде регионов на несколько

порядков)   меньшее   число   городов  на  единицу  территории,  чем  в  Европе,

вынужденный  «узловой»  характер  освоения территории, при  относительно немногих

точках  концентрации  городского  населения.  Эти и ряд других особенностей во

многом  предопределяли характер «урбанизационного перехода» России независимо от

типа ее общественного  устройства и были унаследованы советской  урбанизацией.

Таким  образом, советский  город отнюдь не возник на пустом месте. Можно говорить

о    частичном   прерывании   революцией   и   ее   последствиями   исторической

преемственности  во  многих  областях  общественной жизни, в  том числе городской

(разрушение  старого   государственного механизма, ликвидация  рыночных отношений,

слом  социальной  структуры  с  уничтожением  целых  классов  и сословий и др.),

однако  ряд  фундаментальных  механизмов  и  процессов,  связанных  с  городским

развитием,  парадоксальным  образом  был восстановлен и воспроизведен. Еще более

жесткая,  чем  при  империи,  центральная власть по-прежнему оказывалась  главным

«градообразующим»   фактором,  определявшим,  где,  какие  города  строить,  как

развиваться  старым, причем степень и «глубина» государственного вмешательства и

контроля  неизмеримо  увеличились,  а набор инструментов расширился: от жесткого

нормирования  различных  «мелочей»  до  прямого  руководства  из  центра.  Таким

образом,  в  некоторых  решающих процессах городского развития преемственность с

имперским  периодом  вполне  сохранилась  и корни ряда явлений  в городской жизни

следует искать еще в дореволюционной  эпохе.

Вместе   с   тем   большинство   городов  как  полифункциональные  поселения,  с

экономической  структурой, базирующейся на индустриальных отраслях производства,

сформировалось,   приобрело   свой   социально-экономический  статус  городского

поселения  уже  при  Советской  власти,  даже  если  ранее они и носили название

города.  Так,  к  1989  г  . за годы Советской власти было образовано более 1300

городов  при  общей  численности 2190, т.е. почти 2/3 всех городов, и в основе их

создания   также   лежали  преимущественно  экономические  процессы.  Остальные,

сохранившиеся  с дореволюционных времен, радикально изменились по своему месту в

обществе,  функциям,  численности жителей, градообразующим составляющим и другим

параметрам.  Таким образом, общественная система, сформированная после 1917 г .,

являлась  той  средой,  в  рамках которой собственно и  проходили основные стадии

урбанизации  страны.  Это  значит,  что общественная система не могла не оказать

огромного   влияния   на   все   стороны  урбанизационного  процесса:  механизмы

градообразования     и     развития     городов,     темпы    урбанизации,    ее

социально-экономическое  содержание  и  т.д.  Вопрос  только  в  том,  насколько

существенно   было   это   влияние   на   градостроительство,  на  развитие  уже

существовавших  городов, шире — на многосторонний процесс  урбанизации, насколько

она  смогла  трансформировать  этот  универсальный  для  современной техногенной

цивилизации процесс, какова мера специфичности советской урбанизации.

В   СССР   развертывание   урбанизации   как  широкого  процесса,  определяемого

индустриальным  развитием,  относится к эпохе «социалистического строительства».

В   период  гражданской  войны  происходила  ситуационная  дезурбанизация,  а  в

условиях  нэпа  —  преимущественно  восстановление  городов и городской  жизни, в

чем-то  даже  возвращение  к  дореволюционным  механизмам  городского  развития.

Мощный  толчок  урбанизации,  но  уже  на иной основе был дан  во второй половине

1920-х  —  начале  1930-х гг.  «Социалистическая индустриализация» как процесс

социально-экономический    и    урбанизация   как   комплексный,   в   частности

социально-демографический,  процесс  оказались неразрывны. Будучи общим явлением

для  всех  социально-экономических  систем в XX в., в советской модели социализма

урбанизация  не  только  приобретала  свое  социальное  содержание,  но  и имела

особый,  государственный  движущий  механизм.  Советская  урбанизация  оказалась

форсированной,   и  уже  поэтому весьма  специфичной,  однако  намного большая

специфика  (а  в  чем-то и уникальность) заключена на более глубоком, сущностном

уровне, в ее «системных» механизмах.

После   Октябрьского  переворота  и  особенно  со  свертыванием  нэпа  оказалась

отвергнутой   естественная   социально-экономическая   основа   этого процесса:

развитие  рынка,  товарно-денежных  отношений  и  т.д.  Был прерван  по сути лишь

начинавший     складываться    естественно-исторический    процесс    в    сфере

социально-территориальной  организации общества, хотя и в  дореволюционной России

он    вовсе    не    был    «классическим».   Город,   как   саморегулирующийся,

самоорганизующийся,   саморазвивающийся   организм,   как   форма   естественной

концентрации   многообразной  деятельности,  трансформируется  в  «поселенческое

приложение»   к   форсированной   индустриализации.   Специфический,  во  многом

«искусственный»  характер  этой  индустриализации, проводившейся  «сверху», путем

отчуждения  государством  собственности  практически всех социальных категорий и

особенно   основной  массы  населения  —  крестьянства,  предельной  мобилизации

ресурсов,   привел   и  к  искусственности  и  форсированности  урбанизационного

процесса.  Некоторые ученые-урбанисты  даже оценивают ее как «псевдоурбанизацию».

Вряд  ли  можно  полностью  согласиться  с  такой  позицией, но определенные — и

весьма  существенные  —  основания  для  нее  действительно  есть. Сводятся они к

нескольким  важным  характеристикам  советской  урбанизации,  которая  не только

отличается   от   «классической»  западной  (Западная  Европа,  США)  по  многим

параметрам,   но   и  привела  к  утрате  советским  городом  ряда  традиционных

«городских»  черт,  которые  были  присущи  дореволюционным  российским городам.

Причем,  разрыв  между  основными  характеристиками  дореволюционной  и советской

урбанизации   образовался  за  несколько  «скачков»,  особенно  существенным  из

которых был на рубеже 20-х—30-х гг.

Важнейшей  чертой  урбанизации  в СССР, как и всей социально-экономической  жизни,

с  тех  пор  стало  то,  что  она  определялась  директивно-плановым  характером

экономики.   Причем,   ведущей   тенденцией  стало  постепенное  распространение

планового  начала  из сферы собственно развития производства, отраслей экономики

на   все   области   развития   городов,  включая  социальные,  демографические,

культурно-бытовые  аспекты.  Естественно,  командно-административная  система не

могла  отменить  универсальных  законов техногенной цивилизации, которым подчинен

урбанизационный   процесс.   Она лишь  предлагала  свои  формы их  реализации,

социального  воплощения  на  специфической российской почве. Система не изменила

общего  направления  движения  российского  общества,  включая  и урбанизационный

процесс.  Главное,  что  она  предложила  в  этой области, — подчинение процесса

предельно    жесткому    государственному    регулированию    (в    определенной

идеологической «упаковке»).

Практики  «социалистического  строительства» вынуждены были, хотя и на свой лад,

считаться  хотя  бы  с  некоторыми  объективными экономическими законами: они не

могли   «перепрыгнуть»   через   ограниченность   ресурсов   и,  поставив  цель,

прагматически  подходили  к  ее  достижению.  А  среди  главных  условий решения

поставленных  пятилетними  планами  задач была дешевизна  промышленного и другого

хозяйственного  строительства, что обеспечивалось и ГУЛАГом, и нищенским уровнем

жизни  рабочих,  и  —  в  ряду  других  - подходом к  градостроению, своеобразной

«городской  политикой», если можно так говорить о сумме  централизованных решений

и  нормативов,  определивших  на  десятилетия  развитие  всех советских городов.

Минимизация  расходов  на  человека,  включая жилищно-бытовые, культурные и иные

социальные  условия,  —  так  можно  было  бы  определить  исходный  пункт этого

градостроительного подхода.

Тем  не менее при всех негативных аспектах советской модели урбанизации, она — в

ряду  несомненных  заслуг  системы: именно в ее рамках был осуществлен  переход в

России  от сельского общества к городскому. Естественно, урбанизация не могла не

приобрести   присущие   именно  этой  специфической  системе  характеристики.  И

механизм  ее,  и  процесс,  и результат — сложившаяся  система расселения и самих

городов   с   основными   их   общественными  параметрами  —  оказались  глубоко

«привязанными» к ней.

С  наступлением  экономического  и  политического  кризиса в  конце 80-х – начале

90-х  гг.  значительно   обострились  проблемы  урбанистического  развития страны,

которые  накапливались  в  предыдущие  десятилетия. Это нашло выражение и в том,

что  численность  городского  (как  и  общего) населения России начала устойчиво

снижаться  –  с  109,2  в  1992  г.  до  107,5  млн  человек в начале  1995 г.

Естественно,  что и  людность подавляющего числа городов  также уменьшается. Такой

перелом  в динамике городского населения – одно из свидетельств неблагополучия в

развитии  российских  городов. Оно во многом связано с особенностями урбанизации

в советский период. Укажу  наиболее важные из них.

1.  Незавершённый,  ущербный,  односторонний  характер  развития  самого процесса

урбанизации

Эта  особенность  лежит  в  основе большинства других, о  которых будет идти речь

ниже.  Она  является  прямым  результатом  формирования  урбанизации  в качестве

побочного  продукта  индустриализации,  пренебрежения  к потребностям человека в

городе,  социальной  сфере на  протяжении  десятилетий специфических собственно

городских проблем.

Незавершённый  характер  урбанизации  заключается  в  том,  что  далеко  не  всё

городское  население  и  поныне  включено  в  городской  образ жизни по характеру

занятости,  уровню  обслуживания,  разнообразию  досуга и. т.д. В общем  приросте

городского  населения  страны примерно 70% составляли вчерашние  сельские жители.

Чрезмерная   в  ряде  районов  миграция  из  села  в  город  усугублялась  часто

непродуманными   административными   преобразованиями   сельских   территорий  в

городские.  Это  способствовало  возникновению  явления, известного в литературе

как  “ложная урбанизация” и характерного для многих развивающихся  стран, а в СНГ

–  особенно  для  стран  Средней  Азии.  Всё это имело  негативные последствия не

только  для  города,  не  и  для  сельской  местности. Число сельских населенных

пунктов  сократилось  между  переписями населения 1959 и 1989 гг. почти вдвое (с

294  до  153  тыс.)  ,  главным образом за  счёт  мелких сёл до 500 жителей, а

численность сельского населения  – с 55,0 до 39,1 млн человек.

По  производительности труда  в 1990 г. советское сельское хозяйство  уступало США

в  11  раз,  Нидерландам,  Бельгии и Канаде – в 10 раз  и даже таким странам, как

Греция  и  Португалия, – в 2 раза. Поэтому соотношение  доли городского населения

в  СССР (66% в 1989 г.) и доли занятых в сельском хозяйстве (20%) было далеко от

нормального.

2. Низкое качество городской  среды 

Низкое  качество городской  среды – прямое следствие сказанного выше; оно связано

во  многом  со  слишком  высокими  темпами  роста  городского населения страны и

низкими  доходами  горожан.  Недостаточное  развитие  социальной  сферы,  уровня

благоустройства  городов,  однообразие,  а порой унылость архитектурного облика,

неразвитость  городской  культуры – всё это характерно не только для подавляющего

большинства  малых городов, особенно в России, но и для многих крупных центров с

населением   свыше   100  тыс.  жителей,  в  том  числе  созданных  в  последние

десятилетия.

3. Экологическое неблагополучие  городского развития 

Проблемы  экологии  за  последние два-три десятилетия  приобрели особую остроту в

связи  с  резко  возросшим  загрязнением  воздушного  бассейна и водных ресурсов

городов.  Почти  все  большие города бывшего СССР, а  некоторые специализированные

промышленные   центры   и   с  населением  менее  100  тыс.  жителей  подошли  к

экологическому   пределу   своего   роста  из-за  отсталой  технологии  развития

промышленности  и  автотранспорта  –  основных  загрязнителей (роль последнего в

загрязнении крупных городов достигает 70-90%) .

К  началу  90-х  гг.  в  СССР  насчитывалось  около  100  городов  с критическим

экологическим  состоянием.  Неблагополучие  городской  среды  связано не только с

величиной   города,   но   и   с  особенностями  его  функциональной  структуры,

микроположения,  местных условий и т.д.  Рекордсменами по суммарному выбросу

вредных  веществ  в  атмосферу  тогда  являлись  Норильск  (2,4 млн т в 1986 г.,

население  173 тыс. человек  в 1990 г.) , Кривой Рог (1,6; 717) , Экибастуз (1,6;

137)  ,  Москва (1,25; 9100) ; Новокузнецк  (1,1; 601) ; Темиртау (1,1 млн т; 213

тыс.  человек)  .  Ещё 8  городов отличались  значительным  превышением ПДК по

отдельным  веществам  или высоким содержанием пыли; среди них не только крупные,

но  и  небольшие города с населением около 50 тыс. жителей (Кириши, Благовещенск

в Башкирии) .

В  России,  по официальным  данным, выделяются (на 1994 г.) 40 городов  с наиболее

неблагоприятной  экологической  ситуацией, исходя из объёма выбросов загрязняющих

веществ  только  от  стационарных  источников.  Среди  них  –  Москва и половина

“городов-миллионеров” .

Важно  отметить,  что  среди городов России с тяжёлой  экологической ситуацией (по

данным  опроса  населения  летом 1990 г.) оказались не только традиционные центры

металлургии  и химии (Челябинск, Уфа, Липецк) , но и многие новые крупные города

– Тольятти, Набережные Челны, Нижнекамск, Новокуйбышевск, Волжский и др.

4. Асимметричность городского  расселения 

Между   европейской  и  азиатской  частями  страны,  между  её  югом  и  севером

наблюдается  асимметричность  городского  расселения. В европейской  части в 1990

г.  были  расположены  около  4/5  всех  городов СССР; там находилось 127 из 165

больших  городов  России  (77%)  . В этой наиболее освоенной  части СССР и России

лишь  крайние  северные  территории  и район Прикаспия на юге неблагоприятны для

жизни  населения  и  трудны  для  освоения. В азиатской  же части основная полоса

расселения  сильно  сужена  и отжата к югу. Её отличают также меньшая зрелость и

сформированность  сети  расселения, более низкое качество городской среды, сферы

обслуживания, культуры.

5.  Деформация  функциональной  структуры  городов,  преобладание  монопрофильных

узкоспециализированных  центров 

Это  одно  из  следствий  тоталитарной  (военно-промышленной  урбанизации) , для

которой  характерно обилие городов одной отрасли при  слабом развитии центральных

функций  (связей  с  окружающей территорией) , культурного потенциала, городской

среды  и  т.д.  Даже  крупные  города  нередко  остаются  всего  лишь  огромными

посёлками   при  предприятиях-гигантах.  Поэтому  и  в  крупнейших  столичных  и

региональных  центрах,  которые по  своей природе обычно  многофункциональны,

чрезмерное  преобладание  промышленности  наблюдается повсеместно. Даже в Москве

по  доле  занятых  промышленность  занимает  первое место (24%) . Все отмеченные

выше   особенности   способствовали   обострению  проблем  развития  урбанизации

России.

3. Улучшение и усложнение  урбанистической ситуации в стране

Трансформация  (от  позднелат.  transformatio  — превращение) — преобразование,

изменение вида, формы, существенных свойств чего-либо.

С   одной  стороны,  эти  города,  составлявшие  многие  годы  предмет  гордости

советской  градостроительной  науки  и  практики и отражавшие социальный колорит

нашей  недавней  отечественной  истории, способствовали быстрому количественному

росту  урбанизации.  Именно  на  их долю приходилась значительная часть прироста

всего   городского   населения   и   пополнения   сети   городских  поселений  в

послеоктябрьский  период.  Стремительный  рост  новых  городов  в СССР был тесно

связан    с   ускоренной,   скоротечной   индустриализацией   и   поверхностной,

неподготовленной  урбанизацией, сопровождавшими обычно освоение новых ресурсов и

территорий.  Вот  почему в СССР (1990 г.) из 2200 городов 887 (40,3%) составляли

города,  созданные  после  1945  г.,  а  1525  (69,3%)  –  после  1917 г. Пик их

образования приходился на 60-е гг.

Роль  новых  городов  в  системах  расселения  была  весьма  дифференцирована по

районам   разного   типа.  В  старопромышленных  районах России  с  исторически

сложившейся  густой  сетью  поселений их роль была невелика (например, в западных

областях  –  Псковской,  Смоленской,  Брянской  и  др.)  .  Напротив,  во многих

северных  и  восточных  районах (Республика Коми, Урал, Кузбасс, Хабаровский край

и  т.д.)  на  долю  новых городов приходится 75% общего числа городов. В этих же

районах  намного сложнее идёт  процесс формирования  среды новых городов, их

благоустройства,  культурного  развития,  особенно  в  монопрофильных поселениях

отдалённых  районов  на севере и востоке страны; там уже  в 70-80-х гг. отчётливо

наметились  черты надвигающегося кризиса. Их развитие в отличие от новых городов

в  столичных и вообще старопромышленных районах европейской части идёт обычно не

от  города,  а  от  района;  такие  города  не  имели,  как  правило,  солидного

городского  эмбриона  и  условий  для  быстрого накопления социально-культурного

потенциала.  В  Сибири  и  на  Дальнем  Востоке особенно много новых городов, по

существу,  лишённых  полноценной городской среды в её современном понимании,

необходимого   социально-культурного   потенциала,   поскольку  их  создание  не

опирается  обычно  на длительные традиции. Отсюда сохранение “поселковых” черт в

период  советской  урбанизации,  характерное  и для многих городов европейской

части России.

Таким  образом,  к  началу  90-х гг. на первый план отчётливо  выступает другая –

качественная  –  сторона  городского  роста  (которая  раньше недооценивалась, а

иногда  просто  “не  замечалась” ) , особенно важная для судеб новых и отдалённых

городов.   Именно  для  этой  группы  городов  наиболее  актуальными  становятся

преодоление   “поселковости”   и   создание   полноценной   городской   среды  и

необходимого  социально-культурного  потенциала.  Реальная  оценка  их состояния

сегодня   выявила   огромные   расхождения   между  идеями,  воплощавшими  некие

абстрактные  идеалы  и  утопии при основании новых городов 20-30 и более лет тому

назад,  и  суровыми  реалиями  их  функционирования,  которые  ещё  более усилил

переход  к  рынку.  Правда,  опыт  создания новых городов  во многих странах мира

также  не  оправдал возлагавшихся  на них надежд, но масштабы их строительства (а

следовательно  и разочарования в них) в этих странах несоизмеримы с советскими.

Например,  в Великобритании – стране, внесшей заметный вклад  в теорию и практику

создания  новых  городов, в 1946-1990 гг. возникло 34 таких города, во Франции –

всего 9, в США – 52.

В  России  к  тому  же  и  очень  велики  размеры  отдельных новых городов, как,

например,  Тольятти  и  Набережные  Челны,  созданные  при автозаводах-гигантах в

Среднем  Поволжье  и  отчётливо  обнаружившие  многочисленные  просчёты  при  их

создании.  Так,  Камский автозавод построен  в типичном аграрном районе, где в

1960  г.  самым заметным  городом была Елабуга с населением 22 тыс. жителей. Но в

60-х  гг.  началось  строительство  нового города  Нижнекамска и нефтехимического

комбината,  затем  –  Нижнекамской  ГЭС  около г. Набережные Челны и, наконец, в

70-х  гг.  –  создание  Камского  автозавода  и крупное  жилищное строительство в

Набережных  Челнах. В  результате в значительной мере на “пустом месте” сложилась

крупная агломерация городов  с населением около 1 млн человек.

Рост населения основных городов агломерации Набережные Челны (тыс. чел.)

Город

1959

1970

1979

1989

1995

Набережные Челны

16

38

301

500

526

Нижнекамск

-

49

134

191

210

Елабуга

22

32

36

54

65

Только  в  1970-1986  гг.  в  указанную  агломерацию и  прежде всего в Набережные

Челны  прибыло  на  постоянное  место  жительства  около 500 тыс. человек, в том

числе  примерно  140  тыс.  из-за пределов Татарстана. Столь высокие темпы роста

населения  вызвали  не  только  отставание развития социально-культурной сферы и

качества  городской  среды  от современных потребностей населения, но и поставили

очень  сложные  проблемы  их поддержания (не говоря о дальнейшем развитии) после

акционирования   КамАЗа  а других  событий,  связанных с переходом к рынку,

децентрализацией   экономики  и  усложнением  взаимоотношений  между  центром  и

регионами.

Серьёзные  изменения  оценки новых, или, как их ещё именуют, “молодых” городов в

процессе     урбанизации    –    в    рамках    цивилизационного    подхода    к

социально-политическим  и  экономическим  переменам  в  России  последних  лет –

содержатся  в  материалах Международной конференцией под  эгидой ЮНЕСКО (1993 г.)

“Культура  молодых  городов”  . Органические недостатки создания новых городов в

СССР,  на  которые  старались  не обращать внимания в тоталитарном государстве, в

переходный  период  заявили  о себе со всей определённостью и  тем самым развеяли

ещё  один миф. Ведь в отличие  от молодых городов в зарубежной Европе, основанных

в  50-60-е  гг.  на  больших  традициях  городской  общины  и  самоуправления  в

компактных,  небольших  странах с близко расположенными исторически сложившимися

крупными  центрами,  в  России  с  её  крестьянско-общинным  прошлым,  огромными

пространствами,   разнообразием   регионов   и   другими  особенностями  процесс

образования  городов  был  изначально  затруднён.  В  дальнейшем  эти  трудности

возросли  под  влиянием  идеологии  “человек при производстве”  и, как следствие,

“город при заводе” .

Произвольное,  без учёта потенциала  крупнейших  центров,  массовое  по  своим

масштабам   “десантирование”  новых  городов  в  огромные  пространства  России,

стремление  с  их  помощью  осваивать  всё  новые ресурсы  и территории создавали

сложнейшие   социальные,   экономические,  культурные  проблемы,  что  тормозило

развитие  общества  в  самых  различных  сферах.  Вот  почему  естественный  для

нормального   хода  урбанизации  приоритет  исторически  сложившихся  культурных

центров  –  больших  городов  – был опрокинут. Их социально-культурный потенциал

произвольно,  без  учёта  длительности его воспроизводства  и реализации на новом

месте  долгие годы неразумно перекачивался в районы нового освоения, в том числе

и   в  новые  города.  При  этом  исчёрпывался  не  только  социально-культурный

потенциал  крупнейших  городов,  но  и  разрушался сам  генофонд горожан в очагах

урбанизации, истончался их массовый средний слой.

Тем  самым не решались кардинально проблемы развития ни крупнейших, ни новых, ни

малых  городов,  с  чем  пришлось  столкнуться сегодня. А  вместе с тем ещё более

обострилась проблема освоения восточных районов.

Заключение

«Родовая»    специфика   отечественной   урбанизации   определялась   комплексом

исторических,     географических,    природно-клнматических,    геополитических,

цивилизационных   и иных  факторов.  Преимущественно колонизационный характер

освоения  территории  по мере расширения государственных  границ определил особую

роль   государства   в   градообразовании:  огромная  часть российских  городов

вырастала   из  военно-административных  поселений,  постепенно  наращивая  круг

градообразующих  функций,  но  обычно  сохраняя  в  качестве  основных  функции,

связанные с «государевой службой».

Развитие   советской   урбанизации   оказалось  некой  результирующей  комплекса

взаимосвязанных  факторов, явлений, процессов. Безусловно, марксистско-ленинская

доктрина  оказала существенное влияние на урбанизационный процессам в стране, но

так   же,  как  общественное  развитие  в  целом  не  было  тождественно  ни  ее

фундаментальным  ценностям,  ни  конкретным «предначертаниям»  основоположников и

вождей,   а   являлось   ложным  продуктом  воздействия  идеологизированной,  но

относительно   «самостоятельной»   политики   на   сопротивляющийся  «социальный

материал»,  так  и  ход  «ее  социалистической»  урбанизации  и  ее исторические

результаты  к  моменту  крушения системы оказались весьма далеки от теоретических

замыслов  и  предсказаний  и  немецких  теоретиков  в  XIX  в.,  и их российских

восприемников-практиков  в веке XX.

Список использованных источников

Город  в  процессах  исторических  переходов:  теоретич. аспекты и социокультур.

характеристики:  [Моногр.]  /  Э.В.  Сайко  [и др.]; под ред. Э.В. Сайко.- М. :

Наука, 2001.- 392с.

Симагин  Ю.А.  Территориальная  организация  населения  и  хозяйства : учеб. для

вузов / Ю.А. Симагин ; под ред. В.Г. Глушковой.- М. : КноРус, 2005.- 380 с.

СССР-СНГ-Россия:   география   населения   и  социальная  география,  1985-1996:

аналит.-библиогр.  обзор /  М.П.Полян [и др.];  под ред.  М.П. Полян. - М. :

Эдиториал УРСС, 2001.- 594с.