Общество как исторически развивающаяся система

Педагогическая антропология представляет собой новый этап в  развитии 
науки и исскуства воспитания. В середине 19 века имелось не мало теорий 
воспитания, которые при ближайшем рассмотрении оказывались не более как 
умозрительными конструкциями, не выдерживающими серьезной критики. 
Ушинский положил начало разработки научной теории как системы 
взаимообуславливающих идей и принципов, объясняющих связи педагогических 
явлений и процессов, - теории, основывающейся на комплексном анализе 
психологических процессов и деятельностей и не знающей противоречащих ей 
фактов. Педагогическая антропология Ушинского представляет собой нечто 
большее, чем просто сумма составляющих ее науки идей, положений, 
принципов. Как подлинная научная система она становится источником новых 
идей и педагогических устремлений. Это подтверждается и тем фактом, что 
в последующее (в том числе и наше время) учителя, педагоги, родители 
вновь обращаются к наследию великого педагога, и каждый раз находят для 
себя много новых идей, помогающих решать современные проблемы 
воспитания. 
 
Сегодня не менее актуально звучат его мысли о человеческой личности как 
величайшей ценности для правового государства, о труде как источнике 
материального и духовного богатства общества, об ответственности ныне 
живущих поколений перед грядущим.

Чувство сомнения  
 
В нашем языке, да и не только в нашем слово чувство употребляется 
безразлично как для чувства слуха, зрения, обоняния и т.д., так и для 
внутренних чувств души, которыми она отзывается на эти внешние ощущения 
и сочетания, из них составляемые.

Чувство сомнения, недоумения, нерешительности возбуждается в  нас, когда 
уже в душе нашей вследствие опытов образовались противоположные ряды 
представлений, проникнутых различными, а часто противоположными 
чувствами. Тогда при появлении нового представления мы колеблемся, куда 
его поместить, примеривая то к одному, то к другому ряду представлений, 
и это чувство колебания ясно выражается на нашем лице и в глазах. 
Колебание, выражающееся в чувстве сомнения, может быть более или менее 
сильно и обширно, смотря по напряженности, важности для нас и обширности 
стремлений, проникающих те ассоциации, между которыми колеблется в нашем 
сознании новое представление. Понять настоящее 
отношение между уверенностью и сомнением – одна из важных философских 
задач, а провести это отношение в воспитание – одна из труднейших и 
главнейших обязанностей воспитателя. Жизненная деятельность часто не 
терпит отсрочки, а потому если не в нашей власти отыскать лучшее мнение, 
то мы должны следовать вероятнейшему. Часто приходится сознавать, что 
если бы человек не захотел поступать иначе, как вследствие ясно 
осознанных и разумных причин , то ем пришлось бы стать на перекрестке 
дорог неподвижно, как подорожный столб, и смотреть, как мчится мимо него 
жизнь, но не принимать в ней участия. Из всех этих соображений вытекает практическое правило, что человек в 
своих поступках должен, конечно, руководствоваться их разумностью, но 
что в число разумных причин входит самая ограниченность нашего разума и 
постепенность его развития даже в этих ограниченных условиях. Необходимо 
закладывать в человеке характер определенного нравственного влечения, 
прежде чем развивается в нем сомнение. Т.е. необходимо развивать в детях 
и юношах также стремление и наклонности, которые в тех случаях, когда 
сам разум колеблется, выносили бы человека на хорошую дорогу и которые, 
были бы довольно прочны, чтобы выдержать необходимую пору борьбы 
сомнений. Кроме того, само сомнение сильно и плодовитость только в том 
случае, когда ему приходится бороться с сильной уверенностью; 
предоставленное самому себе оно быстро опустошает душу и мешает характер 
всякой энергии.

В чувстве сомнения новое представление колеблется между рядами 
представлений, уже усвоенных. В чувстве контраста два представления, 
сведенные вместе, или случаем внешнего явления или последовательным 
развитием двух противоположных рядов мыслей, борются между собой в 
напряженном усилии составить одно понятие и это борьба, пока она 
продолжается, отражается в душе чувством контраст, т.е. усилением 
чувства различия.

Чувство контраста  прекращается, когда мы сливаем два  представления в 
одно. Но есть такие противоположные представления, которые долго, а 
иногда и совсем не сливаются в одно и притом так, что при случайном или 
насильственном сближении их друг с другом они то притягиваются одно 
другим, то отталкиваются. Тогда образуется в душе особенное чувство 
непримиримого контраста. На этом чувстве основано действие на нас всех 
возможных шуток, каламбуров, карикатур, острых слов, забавных положений 
в комедиях и романах; но на нем основан и горький юмор трагедий.

Все движение человеческого  мышления вперед совершается 
посредством этих двух всегда связанных чувств, составляющих всю сущность 
познавательного процесса и единственную способность, которую мы можем 
приписать сознанию. Сама непримиримость логического или философского 
противоречия заключается в том, что два результата нашего мышления тем 
схожи между собой, что взаимно уничтожают друг друга, тогда как оба эти 
результата в силу тех доказательств, которыми мы до них дошли, одинаковы 
для нас обязательны.

Чувство успеха 
 
Чувству непримиримого контраста, или остановке процесса мышления, 
зависящей от невозможности связать данные мышлению материалы следует 
противоположить умственное чувство успеха мыслительного процесса, 
которое выступает тем яснее, чем более усилий стоило человеку уничтожить 
противоречия между двумя представлениями и связать их в одно. Само 
собой, это никак не может служить доказательством истины, но весьма 
вероятно, что то, что оно называет верным, окажется потом ложным и что 
понятия, показавшиеся человеку примиренными, окажутся потом 
непримиренными. Истина или указываемая, есть только истина данного 
момента. Но если истина, которую мы как нам кажется открыли, относится 
только к нашему умственному процессу, то без сомнения это чувство 
открытия истины нам всегда приятно не только потому, что открытие льстит 
нашему самолюбию, но и потому что мы сделали шаг вперед, следовательно 
удовлетворили врожденное нам стремление к постепенно расширяющейся 
деятельности. Приятность этого чувства заставляет человека 
останавливаться на нем, и эта остановка бывает причиной упрямства в 
наших умственных ошибках. Но как ни тяжело для нас чувство непримиримого 
контраста и как ни приятно чувство кажущейся истины, дающей нам 
возможность идти далее. Тот, кому истина важна, не должен обращать 
внимание на приятность одного чувства и неприятность другого. Особенно 
тяжело переживается чувство непримиримого контраста в юности, и особенно 
юность поддается чувству кажущейся истины. Это объяснятся сильными 
стремлениями вперед, характерными для юношеского возраста, малым 
количеством опытов, сопровождающихся чувством обмана, делающим старость 
недоверчивой, а также малым количеством материала для умственной работы, 
малым – относительно силы стремления работать. Вот почему юность никогда 
так не увлечется сочинением, отступающим перед недостатком фактов, как 
сочинением, закрывающим пробелы смелой гипотезой.

Чувства Ушинский рассматривал как центральное звено психической  жизни. 
Они являются необходимым посредником между областью сознания и областью 
воли. Но их роль еще шире – они не только являются связующим звеном 
между явлениями сознания и воли, но вызывают те и другие. Сам язык 
мысли формируется из языка чувств. В чувствах проявляется практическое 
отношение человека к миру, выявляется его истинное лицо. Анализируя все 
многообразие потребностей, Ушинский показал, что помимо потребности 
бытия в пространстве и времени, свойственной всему живому, на развитых 
ступенях психической жизни формируется чисто душевная потребность в 
сознательной деятельности. Ушинский поставил развитие чувств в центр 
нравственного формирования личности и показал пути их воспитания. 
Пробуждение нравственных чувств он рассматривал как необходимое условие 
нравственного совершенствования. При этом важно, чтобы эти чувства не 
угасали, а получали все новую «пищу», побуждали человека к совершению 
нравственных поступков. Ушинский был убежден, что человек может иметь 
влияние на воспитание своих чувств, может развивать одни чувства и 
задержать распространение других. Чтобы чувство не было бесплодным, не 
превращало человека в «самоеда», не приносящего пользы ни себе, ни 
людям, необходимо приучать ребенка с раннего детства реализовывать свои 
чувства в деятельности, соответствующей этим чувствам, в конкретных 
делах и поступках. Иными словами, воспитание эмоциональной сферы должно 
сочетаться с развитием и воспитанием воли, должно быть направлено на 
активную нравственную позицию, при этом это воспитание должно 
осуществляться не только в семье, но также в различных учебных 
заведениях. Да, действительно труд Ушинского актуален и в наши дни, и я 
думаю, будет продолжать оставаться актуальным и в будущем. Все описано 
очень простым и понятным для простого обывателя языком, что обеспечивает 
его трудам дополнительную популярность в кругах простых читателей. Его 
труд очень многогранный, можно его рассматривать с различных углов и 
точек зрения. Мне кажется, что здесь каждый может почерпнуть из него 
актуальное для себя знания и применить его в практической жизни. 
Безусловно, есть и некоторые устаревшие на сегодняшний день 
предположения, хотя при более детальном рассмотрении, в них содержится 
большое количество рационального зерна. Подведя итог, могу сказать, что 
мне его идеи понравились, и они отражают и мою точку зрения на 
рассматриваемые в данной работе виды чувствований и не идут в разрез с 
моими взглядами и убеждениями.