Преступность и правовая культура

Преступность и правовая культура

1. Правовая культура - особая форма  духовно-практической деятельности, обеспечивающая закрепление и  реализацию коренных общественных  интересов посредством формирования  совокупности правовых стереотипов,  взглядов, ценностей, навыков, в  участии граждан в правоприменительной  деятельности, в функционировании  системы государственно-правовых  институтов. Наиболее значимой с  криминологической точки зрения  в правомерном поведении является  такой элемент его субъективной  стороны, как мотив. От мотивов  правомерного поведения зависит прежде всего его устойчивость. Обычно выделяют три типа мотивации правомерного поведения: 1) правомерное поведение под страхом наказания; 2) конформистское правомерное поведение; 3) сознательное правомерное поведение. Соответственно, наиболее устойчивым является сознательное правомерное поведение, наименее - правомерное поведение под страхом наказания. Доминирование того или иного типа мотивации во многом определяется правовой культурой и общественным правосознанием. Очевидно, чем выше правовая культура общества, тем большую роль играет сознательный выбор правомерного поведения.

2. Характеризуя состояние правовой  культуры в российском обществе, необходимо отметить отсутствие  национальной идеи на современном  этапе развития страны - старые  социальные ценности были развенчаны, но новые не предложены до  сих пор. Сегодня отсутствуют  ориентиры дальнейшего развития, а ведь именно на этих ориентирах  и должна строиться вся государственная  политика и, в частности, политика  в области правового воспитания. Отсутствующие социальные ценности  подменяются суррогатами. Образно  говоря, на вопрос “Quo vadis?” в современной России ответа нет. На наш взгляд именно это является одной из главных причин такого резкого падения уровня правовой культуры и правосознания. Государство оказалось не в состоянии выполнить свою элементарную традиционную функцию - “ночного сторожа”, защиты своих граждан. Сейчас страна живет как бы в двух параллельных мирах: в мире фантомной легитимности, где вроде бы существуют, но фактически не действуют ни закон, ни суд, и в мире “кулачного права”. Это приводит к отрицанию позитивного права как социальной ценности, то есть к правовому нигилизму. Положение усугубляется тем, что у населения складывается негативный образ государственной власти в целом. Причины - в состоянии российской экономики и снижении уровня жизни подавляющего большинства граждан. В обществе растет чувство страха, отчаяния, безнадежности. Это происходит на фоне роста социального неравенства. Открытым остается вопрос формирования среднего класса.

3. Для постсоветской России актуален  выбор модели борьбы с преступностью:  либо выбор пути усиления уголовной  репрессии за ряд преступлений (например, связанных с наркобизнесом)  как в КНР, Малайзии, Сингапуре,  либо акцепция опыта смещения  акцентов в сферу социального  контроля над преступностью в  Японии. Практическое значение имеет  для России оценка эффективности  этих путей, применимости их  к российской ситуации, определение  роли правовой пропаганды, противодействия  криминальной идеологии, взаимодействия  общественности с правоохранительными  органами, возможность реализации  в России модели, когда демократизация  государства и смена экономической  системы не вызывает скачка  преступности как в Японии  или Южной Корее. Так, в послевоенной  пореформенной Японии уровень  преступности был наиболее стабильным, рост минимальным: на каждые 100 тыс. жителей в Японии приходится  всего 31 серьезное преступление, что составляет лишь 10% от такого  же показателя а США, менее 25% - от ФРГ, 10% - от Англии. Успехи уголовной политики японского государства объясняются широким обращением к различным формам неформального социального контроля (советы “Старших братьев и сестер”, соседские комитеты, школьные “ассоциации родителей”), семейной политикой, направленной на социализацию (выработку социальноодобряемых стереотипов и установок на воспитание законопослушной личности), специальными мерами общественности по ресоциализации преступников, соответствию мер государственной уголовной политики специфической логики взаимоотношений, присущей японцам. Роль общественности объясняет и эффективность деятельности японской полиции при самой высокой среди развитых стран загруженности полицейских.

4. Правовая культура японского  общества вызывает особый интерес  не только в связи с ее  уникальностью, исключительной эффективностью, сравнительной малоизвестностью этого вопроса для российской аудитории. Сравнительный анализ особенностей правовых культур Японии и России позволит взглянуть на изменения в динамике и структуре преступности в условиях перехода к рыночной экономике с точки зрения страны, совершившей переход от милитаризованного тоталитарного государства с фактически плановой экономикой к свободному рынку в сравнительно недавний период - в послевоенные десятилетия, позволит определить, чем объясняется эффективность японского уголовного права: юридической техникой, правоприменительной практикой, соответствием правовой системы устоям японского общества или усилением уголовной репрессии.

5. Если судить о правовой культуре  страны по степени развитости  правовых институтов, то Япония  соответствует режиму современной  западной демократии. Вместе с  тем ярко выражено национальное  своеобразие. Юридические нормы законодательства органически связаны с неписаными нормами “законопослушного” поведения, с нормими традиционной правовой практики (социальные требования и ограничения - “гири”, “нэмаваси”, “ринги”, “харагэй”). Японская культура представляет сочетание национального (“традиционного”) и заимствованного (“рационального”) начал. Многие элементы японской правовой культуры связанны с тем, что в социальной жизни Японии присутствует традиционная групповая ориентация, социально-психологические установки в которой требуют подчинения индивидуальных интересов групповым. Особенности группизма прослеживаются в функционировании ключевых социальных институтов - семьи, фирмы и государства, причем “семейные” черты последовательно повторяются и в фирменном, и в государственном механизмах, облегчая индентификацию индивида со средой. Однако в результате социальных изменений , вызванных модернизацией и вестернизацией, индивидуализм (как неотъемлемая часть западной культуры) получает все большее распространение (в основном в молодежной среде). Обращает на себя внимание и то, что стереотипы традиционного поведения слабеют вместе с ослаблением сознания принадлежности к локальному обществу.

6. Японское общество до сих  пор можно назвать партикуляристским,  т.е. обществом, акцентирующим  человеческие отношения на основе  обычного права и половозрастной  иерархии. В таком обществе легко  поддерживается согласие и гармония. Секрет экономического успеха  и политико-правовой стабильности  японского государства возможно  в том, что национальные ценностные  ориентации развивались в сторону  гармоничного сочетания традиционного  восточного партикуляризма (социально-групповая  ориентация, коллективизм, “семейные”  методы управления компанией)  и западного универсализма (индивидуализм,  “организационные” принципы управления, рационализм), а не подменялись  последним. Точка баланса между  универсализмом и партикуляризмом,  возможно, и становится как раз  точкой наиболее гармоничного  развития общественной системы,  сочетающей высокие темпы импорта  ценностей западной культуры  и сохранение традиционных ценностных  ориентаций, не вызывающих скачка  преступности как реакции на  кардинальное изменение социально-экономической  ситуации. Универсализм правил и  принципов западной цивилизации  не вступил в Японии в острое  противоречие с системой традиционных  человеческих отношений. Именно  этим следует объяснять традиционно  низкий уровень показателей преступности  в послевоенной Японии и удачи  государственной политики по  ее профилактике. Определенный вклад  в сдерживание преступности вносит  специфическая национальная психология - логика взаимоотношений, присущая  японцам. Ее характеризуют такие  черты, как подчеркнутое чувство  стыда, чести и достоинства,  гордость, ценностные ориентации, вызывающие  не соперничество в обществе, а гармонию, сочувствие к человеку, развитое сознание солидарности  в семье, локальном обществе, а  также высокий уровень образования  и трудолюбия. Так, в основе  европейской культуры лежит понятие  долга - перед государем, родиной,  народом, наконец, перед богом,  которому сознаются в совершенном  злодеянии. Основным же чувством  японцев является забота о  собственной репутации, производимом  на других впечатлении. Так  возник удивительный феномен  японской культуры, ставшей “культурой  стыда” в отличии от европейской “культуры вины”. Японская “культура стыда” основана на боязни внешних санкций, является культурой внешних переживаний, и потому не требует специального государственного карающего вмешательства. В отличии от европейца, которого тяготит вина, японцу ни исповедь, ни раскаяние облегчение не принесут. В своем поведении он ориентируется на мнение и оценку других и боится позора.

7. Акценты в борьбе с преступностью  в Японии смещены из области  “государственно-правового” контроля  в область “социального” регулирования,  а главной особенностью уголовного  права является не столько  тонкая юридическая проработка  отдельных институтов, сколько соответствие  уголовно-правовых норм тем ожиданиям,  стереотипам, которые выработались  в сознании японца. Исключительная  эффективность японской уголовной  политики объясняется не столько  разработанностью правовых институтов (порой они уступают российским  аналогам), не тонкой юридической  техникой, сколько соответствием  правовой системы устоям японского  общества, его традициям, социальным  поведенческим стереотипам, этическим  воззрениям. Успехи уголовной политики  также объясняются не использованием  в борьбе с преступностью особых  уголовно-правовых средств, не  усилением уголовной репрессии,  но применением всех средств  социального контроля, имеющихся  в распоряжении общества. Подчеркнем, что такой вариант уголовной  политики во многом реален  потому, что в японском обществе  сохраняется потенциал традиционного  (неформального) контроля над  преступностью.

8. Такой тип правовой культуры  и уголовной политики не является  уникальной чертой Японии. В отечественной  философской мысли, исследовавшей  отличие российского мышления  и правовой структуры, обращалось  внимание на коллективность русского  национального сознания. Она проявляется в социальной жизни как община, “мир”, в духовной - как православная соборность, в личной - как патриархальная семья. Эту особенность не смогли разрушить советские социальные преобразования, возродившие общину в виде колхозов, совхозов, идею соборности в виде мысли о коллективном государственном коммунистическом строительстве. Консервация патриархальных семейных отношений сопровождалась патернализацией публично-правовых связей. Гражданство рассматривалось как комплекс обязанностей, вытекающих из принадлежности лица к государству. В России структуры, занимающей промежуточное положение между человеком и правом (община, производственный коллектив, политическая организация), традиционно брали на себя функцию правовой защиты, взаимодействия с государством. Понимание россиянином субъективного права неразрывно связано с его включенностью в эти структуры. Их интенсивная ломка в последние годы наиболее болезненно воспринимается общественным сознанием, так как отсутствие традиций индивидуализма делает более вероятной реакцию отторжения социальных перемен, уход в алкоголизм, религию, суицид, нежели встряхивание в новые отношения. В отечественной правоприменительной системе фактически доминировал правовой обычай (в религиозной форме в дореволюционной России, и в форме “связей”, “телефонного права” в советское время). Расплывчатость, субъективность норм, воплощенных в правовом обычае, их зависимость от неправовых (идеологических, экономических, партийных) факторов формировали понимание права как второстепенного способа регулирования общественных отношений, подчиненного другим, более важным целям и препятствовали становлению четких представлений о субъективных, личностных правах, ограничивающих вмешательство государства в сферы, не требующие общественного воздействия.

9. Большое влияние на уровень  правовой культуры и правосознание  оказывают средства массовой  информации, и если в СССР это  влияние было возведено в ранг  государственной политики и подчинено  господствовавшей идеологии, проводилось  целенаправленно, то сейчас положение  в корне изменилось. Сегодня СМИ  обвиняют в создании крайне  негативного образа всей российской  правоохранительной системы и  своеобразной криминальной “антикультуры”. Такие обвинения не совсем обоснованы. Средства массовой информации лишь с той или иной степенью объективности отражают существующую действительность, которая, к сожалению, нелицеприятна - криминализация общества очень глубоко затронула и правоохранительную систему. Однако наглядным примером связи кризиса культуры и преступности является обрушиваемый на японское население огромный поток информации, окрашенной снисходительным отношением к преступности, смакованием преступных актов или отсутствием элемента их осуждения. Хотя механизм этого воздействия на преступность не исследовался, а прямая связь с делинквентностью молодежи, на наш взгляд, не очевидна, проблема заключается скорее в другом: катастрофический рост в 90-е годы открытой несовершеннолетней проституции в форме “телефонных клубов” (867 в 1993 г., 1064 в 1994 г.) и системы “эндзё косай” свидетельствует о возникновении субкультуры, противоречащей общепринятой традиционной культуре японского общества, открыто игнорирующей правовые запреты государства, затрудняющей формирование желаемых ценностных ориентаций. Ею и порождаются моменты, вызывающие преступное поведение, ослабляется порицание со стороны общества. Молодежь утрачивает стабильные ценностные критерии, формирующие законопослушную личность и лежащие не только в плоскости сексуальных ценностей. В свою очередь, урбанизация японского общества, сопровождающаяся разнообразными изменениями локальной среды, а также переменами в жизненных стереотипах и сознании населения, лишила силы такой важнейший гарант предотвращения преступности как солидарность жителей региона, что не могло не оказать влияния на состояние преступности.

10. Пока анализ динамики преступности  в Японии не дает оснований  для вывода о надвигающемся  кризисе, при котором уровень  преступности достигнет западного.  Однако возможность подобного  вывода (ощутимого повышения уровня  преступности) следует из анализа  структуры преступности, и главным  образом из катастрофического  уровня делинквентности несовершеннолетних. Очевидны тревожные тенденции, которые могут нарушить баланс традиции и новации, что не просто ослабит социальный контроль, но поставит под сомнение саму возможность его существования в нынешней пока эффективной форме. Так, послевоенные преобразования разрушили господство патриархальных структур, когда традиционные отношения между людьми, основанные на стремлении понять собеседника, войти в его положение, были характерны не только для японской семьи, но и для японского общества в целом. Ясно, что Япония и в дальнейшем будет американизироваться во всех областях жизни. Многие опасные черты сегодняшнего западного общества могут войти в острое противоречие с традиционными формами социального контроля, что вызовет всплеск делинквентного поведения. Если молодежь не солидарна с социально-постулированными целями, то ценностная ориентация подрастающего поколения существенно изменит нынешнее состояние, обнаружив в обозримом будущем несостоятельность форм традиционного контроля над преступностью. В целом расширение контактов между Японией и внешним миром способствует нивелированию того, что принято считать особенностями японского общества. Поэтому станет ли преступность в Японии изменяться по подобию стран Западной Европы и США или Япония все же сможет сдержать рост преступности, зависит, на наш взгляд, уже не столько от традиции, сколько от уголовной политики - государственного контроля над преступностью. В Японии эта политика может быть успешной только, если государство найдет идеальную модель, соответствующую традиционным формам контроля социального.