Автор работы: Пользователь скрыл имя, 16 Октября 2011 в 15:00, доклад
Откуда же берет начало наша когнитивная категоризация гендеров? Вы уже знаете, что нам от рождения присуща склонность к категоризации, проводящейся на основе отличительных особенностей внешних стимулов (как людей, так и ситуаций). Такая разбивка составных элементов окружающего мира по категориям начинается уже в детстве и составляет суть процесса когнитивного развития. Детство — это период быстрого схематичного развития и совершенствования. Основная часть жизни ребенка как раз и посвящается усвоению информации об окружающем мире.
Откуда
же берет начало наша когнитивная
категоризация гендеров? Вы уже знаете,
что нам от рождения присуща склонность
к категоризации, проводящейся на основе
отличительных особенностей внешних стимулов
(как людей, так и ситуаций). Такая разбивка
составных элементов окружающего мира
по категориям начинается уже в детстве
и составляет суть процесса когнитивного
развития. Детство — это период быстрого
схематичного развития и совершенствования.
Основная часть жизни ребенка как раз
и посвящается усвоению информации об
окружающем мире.
Чтобы
облегчить для себя усвоение огромного
количества информации, дети прибегают
к категоризации.
«"Мужское"
и "женское" являются дихотомными,
исчерпывающими, отличительными "природными"
категориями, которым придается
особое значение как взрослыми, так
и сверстниками детей».
Гендер
выступает в качестве важного
критерия категоризации отчасти и потому,
что в нашем обществе постоянно говорится
о важной роли гендерных различий. Как
мы уже говорили ранее, телевидение, литература
и народный фольклор очень часто изображают
мужчин и женщин существами, совершенно
непохожими друг на друга. Родители, учителя
и сверстники также часто подталкивают
детей обращать особое внимание на гендер,
и как следствие у тех появляются мысли,
что мужчины и женщины различаются между
собой не только гениталиями. Дети замечают,
что мужчины и женщины стремятся выглядеть
по-разному и делать разные вещи. Подобное
убеждение складывается у них при наблюдении
за такими представителями общества, как,
например, их родители. В теории социальных
ролей Игли, предположено, что социальные
роли могут дать толчок к выработке социальных
стереотипов (схем). Тот факт, что большинство
социальных ролей преимущественно выполняется
либо мужчинами, либо женщинами, поощряет
когнитивную дихотомизацию гендеров.
Мартин и Халверсон писали, что, поскольку
между мужчинами и женщинами наблюдается
столько различий, дети начинают понимать,
что осведомленность в вопросах гендерных
категорий очень полезна для предсказания
поведения окружающих. Идея о том, что
гендерная сегрегация социальных ролей
и дружеских отношений вносит вклад в
формирование гендерных стереотипов и,
следовательно, в возникновение гендерных
конфликтов, получит дальнейшее развитие
в этой главе.
Гендерная
категоризация — это ядро дифференциального
моделирования. Мартин и Халверсон полагают,
что в детстве мы в первую очередь классифицируем
людей, их поведение и характерные особенности
с точки зрения их принадлежности к «мужской»
или «женской» категории (они назвали
это схемой своей группы и схемой чужой
группы). Когда объект (или его поведение)
классифицируется как принадлежащий противоположному
полу, обычно он уже не привлекает большого
внимания ребенка. Результаты многих исследований
подтвердили правильность идеи о том,
что дети чаще проявляют интерес и желание
моделировать действия, характерные для
их собственного гендера. Бирнат приводит
результаты ряда исследований, указывающих
на то, что выбор детьми того или иного
типа поведения или формирование у них
собственных предпочтений во многом соответствует
их осведомленности в вопросах гендерных
стереотипов.
Такая
классификация людей на мужчин и женщин
вносит свой вклад в развитие того, что
Мартин и Халверсон назвали схемой собственного
пола. Эта схема состоит из сценариев и
планов действий, необходимых для реализации
поведения, соответствующего гендеру.
Как только дети оказываются в состоянии
идентифицировать свой пол, у них появляется
мотивация быть похожими на других членов
своей группы, они начинают более внимательно
наблюдать за принятыми в их группе моделями
поведения. Это во многом похоже на дифференциальное
моделирование. Идея здесь схожая, однако
она постулирует, что схематично хранящаяся
информация управляет процессом обработки
вновь поступающих данных таким образом,
что индивид настраивается следовать
той модели поведения, которая соответствует
его полу. Например, то, какие игрушки и
игры выберет трехлетний ребенок, будет
зависеть от того, какими он их воспринимает
— «мужскими» или «женскими».
Возможно,
что схемы собственного пола способны
объяснить те интригующие замечания,
которые я часто слышу и
от мужчин, и от женщин. При этом мужская
версия обычно звучит примерно так: «Я
даже не обращаю внимания на то, что она
делает. Видимо, пол в комнате кажется
ей грязным, а я этого попросту не замечаю».
Другими словами, такой мужчина не обладает
такой же «схемой уборки дома», какая имеется
у его жены. Я подозреваю, что те, кто вырастают
в семье, где вся домашняя работа выполняется
исключительно женщинами, вообще не имеют
подробной схемы уборки дома. Вследствие
этого они не уделяют особого внимания
данному виду деятельности и не разрабатывают
детальные планы и сценарии работы, выполняющейся
женской половиной семьи. Поскольку такие
схемы определяют то, что человек замечает
вокруг себя, то некоторые мужчины в действительности
не замечают грязный пол. (Разумеется,
есть мужчины, которые обращают внимание
на грязь в доме, и есть женщины, которые
ее просто не видят.) Неудивительно, что
результаты исследований указывают на
то, что существуют различные вариации
получения информации о той роли, которую
должны играть представители каждого
пола, и что классификация информации
по ее принадлежности к «мужской» или
«женской» не так впечатляюще проявляется
у более старших детей и взрослых. Однако,
по-видимому, и здесь будет наблюдаться
меньше изменчивости и больше стабильности
в усвоении схем тех ролей, которые исполняются
исключительно мужчинами или исключительно
женщинами.
Схема,
состоящая из сценариев и планов
действий, необходимых для реализации
поведения, соответствующего гендеру.
Как только дети оказываются в состоянии
идентифицировать свой пол, у них появляется
мотивация быть похожими на других членов
своей группы, они начинают более внимательно
наблюдать за принятыми в их группе моделями
поведения.
В итоге, поскольку мужчины и женщины стремятся играть различные социальные роли, поскольку тип поведения, считающийся подходящим для того или иного человека, зависит отчасти и от его пола и поскольку мы получаем многочисленные социальные обращения, поощряющие нас воспринимать гендеры совершенно разными, постольку мы в конце концов усваиваем, что гендер действительно является важной основой, используемой для категоризации людей. И стоит ли удивляться, что мы так часто прибегаем к использованию гендерных схем?
Есть
свидетельства того, что мы часто
воспринимаем гендерные различия гораздо
большими, чем они есть на самом
деле, потому что схемы влияют на
то, что мы замечаем в первую очередь,
и потому что информация, соответствующая
схемам, легче кодируется в нашей
памяти (то есть кодировка упрощается,
когда вы просто корректируете уже имеющуюся
схему, а не создаете новую). Например,
и мальчики, и девочки вспоминают людей,
олицетворяющих собой стереотип определенного
пола, а также их поступки гораздо лучше,
чем тех мужчин и женщин, чьи образы и действия
не соответствуют гендерным стереотипам.
При этом подобная избирательность памяти
наиболее сильна у детей, имеющих устойчивые
гендерные стереотипы.
В общем
случае оказывается, что мы лучше
запоминаем информацию, соответствующую
усвоенной нами схеме. Есть, однако, определенные
условия, при соблюдении которых с большой
вероятностью запомнится и та информация,
которая со схемой не согласуется. Во-первых,
конечно же, человек должен заметить эту
информацию. Во-вторых, он должен иметь
мотивацию для попыток объяснить ее несоответствие.
Хасти утверждал, что несогласующаяся
со схемой информация может вспоминаться
в тех случаях, когда она конкурирует с
информацией, содержащейся в схеме, и когда
когнитивная задача, стоящая перед индивидом,
требует, чтобы человек использовал эту
информацию. В-третьих, человек не должен
объяснять несоответствие информации
сложившейся ситуацией или случайными
искажениями.
Однако даже если человек и запомнит противоречащую схеме информацию, это еще не означает, что он обязательно изменит свои стереотипы. Природа схем такова, что они сохраняют свою прочность и при столкновении с доказательствами, их опровергающими. Подобное явление получило название эффекта устойчивости. Фиске и Тейлор указывали на то, что если бы люди изменяли свои схемы, пытаясь подогнать их к каждому нюансу любой возникающей ситуации, то преимущества, которые обеспечивает использование схем при обработке информации, были бы сведены к нулю. Итак, что же люди делают, сталкиваясь со случаями, не укладывающимися в сложившуюся у них схему? Один из возможных вариантов: создать новые подкатегории или подтипы, которые позволят сохранить общий стереотип, в то же время зная, что он подходит не для всех элементов данной категории. Например, Доукс установила, что люди имеют определенные подкатегории для классификации женщин (домохозяйки, карьеристки, спортсменки, феминистки и объекты сексуального влечения) и мужчин (спортсмены, «синие воротнички», бизнесмены и мачо). Эдвардс выявил четыре подтипа мужчин: бизнесмены, спортсмены, любители семейного очага и неудачники.
Явление,
состоящее в том, что даже если
человек и запомнит противоречащую
схеме информацию, это еще не означает,
что он обязательно изменит свои стереотипы.
Природа схем такова, что они сохраняют
свою прочность и при столкновении с доказательствами,
их опровергающими.
Нередко люди, сталкиваясь с индивидами, которые не укладываются в их схему, в ответ создают для них категории исключения из правил. В одном из исследований высказывалось предположение, что если противоречащее схеме поведение исходит от члена группы, который считается для нее нетипичным, то в этом случае схема редко подвергается пересмотру. К примеру, Фиске и Стивенс отмечали, что женщина — пилот истребителя, имеющая мужа, двоих детей и обожающая готовить, в большей степени способствует разрушению стереотипов, чем незамужняя женщина-пилот, ненавидящая готовить. Они объясняют данный феномен тем, что для первой из женщин труднее найти соответствующий ей подтип. Брем и Кассин указывали на то, что члены стереотипных групп часто сталкиваются с одной не очень простой дилеммой. Для преодоления стереотипов им необходимо представить себя исключением из общего правила. Однако для стимулирования изменений группового стереотипа им нужно казаться типичными представителями своей группы для того, чтобы суметь эффективно повлиять на ее образ. В качестве примера применения стратегии исключения из правил к информации, не соответствующей имеющейся схеме, рассмотрим случай знакомой мне женщины-архитектора, которая неожиданно узнала, что ее профессия мало подходит для представительниц ее пола. Как-то она поведала мне, что ее босс заявил, что он сильно сомневается в том, что женщина может сделать хороший проект. Тогда она спросила его: «А что вы скажете обо мне? Вы же сами пригласили меня на работу и способствовали моему продвижению. К тому же я знаю, вы считаете меня хорошим архитектором». Что же он ответил? Он заявил следующее: «Вы совсем не такая, как все».
Когда
люди считают, что две вещи должны
быть связаны между собой, они
нередко переоценивают степень
прочности этой связи или пытаются
увидеть ее там, где ее на самом деле
нет. Такое восприятие называется иллюзорной
корреляцией. В случае гендера мнимая
или преувеличенная связь часто видится
между гендером и определенными качествами,
навыками или поведением.
Михан
и Дженик рассмотрели ряд исследований,
где испытуемым показывали одинаковое
число мужчин и женщин, демонстрировавших
традиционное и нетрадиционное для их
пола поведение. Дальнейший опрос участников
экспериментов неизменно показывал, что
они постоянно переоценивали число увиденных
гендерно нетрадиционных действий.
Короче
говоря, можно сказать, что наблюдатели
имеют тенденцию переоценивать частоту
поступления информации, не согласующейся
со схемой. Поскольку схемы привлекают
внимание к случаям, которые подтверждают
наши ожидания, мы можем воспринимать
связь между двумя вещами более прочной,
чем она есть на самом деле. Например, Хамильтон
и Роуз зачитывали участникам эксперимента
несколько предложений о людях шести профессий.
Каждая профессия упоминалась в паре с
перечислением двенадцати характерных
для нее особенностей равное количество
раз. Однако участники эксперимента назвали
больше примеров таких пар (работа и ее
особенности), которые соответствовали
их стереотипному представлению о людях
данной профессии. Как сказал однажды
Дэвид Майерс: «Верить — значит видеть».
Слашер
и Андерсон установили, что представления,
сформированные на основе стереотипов,
могут привести к неверному ассоциированию
групп с их стереотипными отличительными
особенностями. Другими словами, люди
иногда имеют стереотипы, которые заставляют
их подгонять свои представления о членах
идентифицируемой социальной группы к
сложившимся у них стереотипам. Однако,
поскольку такие представления впоследствии
не отличить от запомнившихся реальных
фактов, в сознании стереотипно мыслящего
человека они воспринимаются как дополнительные
подтверждения того, что его стереотип
верен. Впоследствии у носителя такого
стереотипа складывается впечатление,
что он уже не раз наблюдал поведение,
подтверждающее данный стереотип, хотя
фактически он не может припомнить ни
одного примера из реальной жизни.
Иллюзорная
корреляция. Слишком высокая оценка степени
прочности связи между понятиями или попытка
установить ее там, где связь вообще отсутствует.
В случае гендера мнимая или преувеличенная
связь часто видится между гендером и
определенными качествами, навыками или
поведением.
Иллюзорные
корреляции возникают отчасти и
потому, что схемы привлекают наше
внимание к тем случаям, которые
подтверждают сложившиеся у нас
стереотипы. Однако на формирование иллюзорных
корреляций могут влиять и другие тенденции
процесса обработки информации. В частности,
Фиске и Тейлор рассматривали процесс,
посредством которого мы приходим к умозаключениям.
Они заметили, что исследователи обычно
предлагают нам делать свои выводы на
основании весьма ограниченного числа
примеров и что крайние примеры внутри
предлагаемой выборки нередко порождают
более сильные ассоциации, чем примеры,
гарантированно подтвержденные.