Жизненный путь и научные взгляды З. Фрейда

Жизненный путь и научные взгляды  З. Фрейда

Зигмунд Фрейд  родился 6 мая 1856 года в австрийском городке Фрейберге. Он был первым сыном сорокалетнего торговца шерстью Якоба Фрейда от его второго брака с двадцатилетней Амалией. Говорили, что мальчик родился "в сорочке". Мать с самого рождения уверовала в великое будущее своего первенца и назвала его Зигмундом в честь популярного героя моравских легенд. Семья Фрейда долго скиталась по городам Европы в поисках убежища от еврейских погромов и, в конце концов, осела в венском гетто. Зигмунду в это время было 4 года. В Вене он прожил почти всю жизнь.

Зигмунд вырос  в большой, дружной семье. Кроме  него у Якоба и Амалии было еще  пятеро девочек и двое мальчиков, Якоб имел детей и от первого брака, с которыми Зигмунд дружил. Уже в раннем детстве он мог наблюдать множество оттенков человеческих отношений, сложную смесь любви, ревности, соперничества между близкими людьми. Мать всегда была для него источником душевного тепла. Вспоминая о ней, Фрейд цитировал Гете: "когда являешься любимым ребенком своей матери, на всю жизнь сохраняешь победное чувство и уверенность в успехе, которые в большинстве случаев действительно влекут его за собой". Его отец был строгим, но не педантичным воспитателем и много времени посвящал сыну. Якоб хорошо знал Библию, хотя среди родственников и соседей слыл вольнодумцем. Уже в зрелом возрасте он перестал посещать синагогу. Якоб читал сочинения французских просветителей и верил в будущее торжество свободы, равенства и братства. Его любовь к еврейским анекдотам, чувство юмора, передались сыну и сыграли некоторую роль в психоаналитических открытиях Фрейда. В семье постоянно звучали немецкий, чешский, идиш. Возникшее у Фрейда в детстве чувство языка способствовало формированию у него тонкой душевной интуиции и способности к человеческим контактам. Он хорошо понимал огромную роль речи - анализирующей, убеждающей, советующей, исповедальной в отношениях людей. Уже в семилетнем возрасте Зигмунд прочел Библию, а в восемь начал читать Шекспира. В Лицее он был первым учеником.

Родители Фрейда ладили между собой. И все-таки, вероятно в силу общепринятых бытовых условий  того времени, когда дети, близко наблюдая жизнь родителей, были не посвящены  в проблемы взрослых, Зигмунд уже  в раннем возрасте ощутил в себе какие-то симптомы "эдипова комплекса". Сильный, умный, патриархально настроенный отец. Красивая молодая мать, которую он не раз видел обнаженной. Образ нагой матери вызывал странные ощущения: влечение, любопытство, страх чего-то запретного. Интерес к телу матери, как полагал Фрейд, пробудил в нем страсть к разглядыванию, которая в психиатрии называется "скопофилией". Внимательное рассматривание препарата под микроскопом, рассматривание мельчайших нюансов в поведении больного - как элементов общей картины личности - стало впоследствии главным исследовательским приемом Фрейда.

Около десяти лет  Фрейд испытал некоторое разочарование  в своем отце, которого любил и  уважал. Желая показать сыну, насколько  нынешние времена лучше прежних, Якоб рассказал ему историю про  то, как один встречный мужчина  на тротуаре на людной улице сбил с  него шляпу и начал кричать: "Еврей, убирайся с тротуара"! На возмущенный  вопрос сына: "Что же ты сделал"? - отец спокойно ответил: "Я сошел  с тротуара и поднял шляпу". Эта  история была, по-видимому, лишь поводом  к "частичной утрате отца", которую в подростковом возрасте должен переживать, согласно теории психоанализа, любой мужчина. Будучи первенцем в семье, воплощением семейных надежд, обладая талантом и честолюбием, но не чувствуя за спиной сильной фигуры отца, Фрейд в юности пережил немало сомнений, страдал от неуверенности, искал "замену отца" в образах сильных личностей - среди героев античности, маршалов Наполеона, а затем среди своих старших коллег и научных руководителей, которых был склонен идеализировать. На школьном спектакле он с увлечением исполнял роль Брута: "Я оплакиваю Цезаря, потому что он любил меня, был храбр и показывал пример того, как надо жить. Но я убил его потому, что он хотел власти". Зигмунд идентифицирует себя с теми, кто восстает против власти. Его симпатии были всегда на стороне карфагенян, а не римлян. Ганнибал - его любимый герой. Он был к тому же предводителем семитов, символизировал еврейскую стойкость. Только после рождения самых смелых и оригинальных идей, ставших основой психоанализа, Фрейд обрел твердую основу для внутреннего развития, стал вполне независимым мыслителем и человеком. Подвергнув себя психоанализу, он в поразительно свободной манере и с большой искренностью сообщил в письмах своему другу Флиссу о своих мечтах и разочарованиях, внутренней борьбе, которую он вел с самим собой.

Фрейд обладал  строгим, ясным, открытым умом; богатым  воображением. Он был в меру общителен, демократичен, респектабелен. Э. Джонс  характеризует его как идеалиста, поборника свободы, антиавторитариста. Но авторитарные черты присутствовали в характере зрелого Фрейда, выражая, вероятно, стремление к внутренней определенности и еще в большей степени являясь результатом борьбы с многочисленными нападками в адрес его детища - психоанализа, который он должен был постоянно защищать от поношений. Он вел борьбу не только с общественностью, но и со многими, когда-то любимыми учениками, которых изгонял из своего кружка, когда они желали "ревизовать" психоанализ и отступали от основных его принципов.

Получив степень  бакалавра, Фрейд колеблется в выборе профессии. Под влиянием друга детства  Генриха Брауна, ставшего впоследствии руководителем немецкой социал-демократии, он увлекается политикой и правом. В нем преобладают гуманитарные наклонности. Его самое большое  желание - понять человека. Но дух времени  заставляет предпочесть опытную  науку. Тень великого Дарвина, успехи физики и биологии, романтический образ  Матери-Природы, полной великих тайн, влекут к себе молодые умы. Миссия исследователя, того, кто ищет истину и развеивает иллюзии - вот его призвание. И Фрейд поступает на медицинский факультет Венского университета. Он увлекается великими философами, литературой и практику врачевания воспринимает всю жизнь скорее как долг, работу, источник знаний и заработка, но не как призвание. Стихией его души было опытное исследование. Фрейд всегда подчеркивал свою отстраненность от умозрительной философии, хотя критики нередко усматривают в этом кокетство.

Даже в зрелые годы, познакомившись с идеями Гартмана, Ницше, Шопенгауэра, созвучными в некоторых  отношениях его собственным, придя  на основе психоанализа к обобщениям философского характера, Фрейд продолжал  считать, что "философия когда-нибудь будет осуждена, как злоупотребление  мышлением". Фрейд, как и многие интеллектуалы его поколения, был  захвачен пафосом опытного естествознания - идеями Дарвина, натурфилософией Гете, физиологией Гельмгольца. Представления  об Эволюции, клеточном строении организмов, универсальности причинно-следственных связей, законы равновесия и сохранения энергии вошли в его научное  мировоззрение. Ключ к пониманию  человека он рассчитывал найти в  биологии и физиологии и энергично  возражал, когда его называли философом. Он хотел исследовать психику  человека путем беспристрастного и  детального наблюдения. В университете Фрейду повезло с учителями. Это  были специалисты высшего класса: Дюбуа-Реймон, Гельмгольц, Вирхов, Брюкке. Все они считали себя "анти виталистами", не признавали скрытых "жизненных сил" и явления жизни объясняли действием физических и химических законов. Уже в молодости Фрейд сформировался как ученый, атеист и лабораторный исследователь, верящий, что когда-нибудь все духовно-психические явления будут сведены к мозговым процессам и объяснены в терминах физики, химии и биологии. Работа в лаборатории ему нравилась, но он никогда не оставлял своих философских размышлений. Регулярно посещал лекции известного философа Франца Бретано, перевел на немецкий Джона Стюарта Милля.

Уже в студенческие года Фрейд проявил свой исследовательский талант. Увлеченно занимаясь в физиологической лаборатории под руководством Г. Брюкке - ученика Гельмгольца - он изучает анатомию морских ежей, исследует строение нейронов мозга, открывает анестезирующие и антидепрессивные свойства кокаина, уверенно рекомендуя его в качестве лекарства всем своим знакомым. Главным исследовательским орудием Фрейда был микроскоп. Будучи скрупулезным наблюдателем, он не оставлял без внимания малейшие детали препарата.

Уже к 29 годам  Фрейд становится доктором медицины, а затем приват-доцентом Венского университета. В начале девяностых годов, имея за плечами почти двадцатилетний стаж исследовательской работы, ряд  удачных публикаций, авторитет ученого, он внезапно делает крутой поворот, оставляя научные занятия и вступает в новую для него область медицинской психиатрии, полную таинственных явлений, не поддающихся рациональному объяснению. Он намеревается заняться лечением истерических неврозов - довольно распространенной, "модной" в то время болезни венской интеллигенции.

Подспудной причиной был по-прежнему интерес к "природе  человека", к сокровенному "ядру" человеческой личности; желание понять корни разума и его работу. Но конкретных поводов было несколько. Во-первых, помолвка с Мартой Бернейс. Укрепить свое финансовое положение перед вступлением в брак Фрейд надеялся с помощью медицинской практики. Второй повод - знакомство с великим Жаном Шарко - французским психиатром, лечившим истерию с помощью гипноза. Фрейд отправился в его клинику Саль-Петриер под Парижем с целью стажировки, как начинающий психиатр. И стал свидетелем удивительного зрелища: послушные голосу Шарко, параличи, контрактуры, конвульсии, потеря чувствительности, спазмы и другие истерические симптомы пропадали и возвращались на глазах изумленной публики. Шарко действовал как маг и артист. Глядя на его работу Фрейд почувствовал, что психиатрическая клиника может стать местом новой, театрализованной медицины, основанной на словесном взаимодействии врача и больного.

Фрейд к моменту  знакомства с Шарко был сложившимся  ученым. Подобно своим учителям - Брюкке, Гельмгольцу - он свято верил в законы физики и термодинамики, в то, что психические явления детерминированы физиологическими процессами в мозгу и теле человека. Он был весьма удивлен тем, что источником болезни и способом ее устранения могли быть чисто словесные воздействия. Шарко внушал пациенту, что его рука больше не чувствует боли. И после этого спокойно прокалывал руку булавкой. Отсюда было недалеко до вывода, что бытовые психические травмы, эмоциональные и словесные воздействия, мысли определенного рода, могут быть причиной соматических расстройств, истерического паралича, потери чувствительности (осязания, слуха, зрения), навязчивых действий и конвульсий. Эмоциональные заряды речи и мысли формировали установки психики, которые при отсутствии внутренней психической защиты превращались в источник болезни.

Замечательным казался следующий факт. Истерический паралич конечностей поражал, как  правило, не ногу или руку в анатомо-физиологическом  смысле, а то, что считалось "рукой" или "ногой" в общежитии. "Анатомия не существует или как бы неизвестна для истерии", - заметит позже  Фрейд. Факт "идеогеничности" или "психогеничности" истерии блестяще демонстрировался опытами Шарко, однако, не был им объяснен.

Фрейд возвращается в Вену, пытается лечить больных  методом Шарко. Но вскоре убеждается, что многие больные не поддаются  гипнозу. Сам он не обладал хорошими гипнотическими способностями. Гипноз давал лишь временное облегчение. Фрейд разочаровывается в гипнотическом  методе. Уже в процессе практики, опираясь на свой опыт и опыт коллег, он разрабатывает новый метод  лечения истерии, названный "методом  свободных ассоциаций".

Первоначально Фрейд вел себя с больными очень  настойчиво, задавал вопросы, действуя внушением и стараясь вырвать  у больного признание о скрытой  причине заболевания. Однако, после  того, как одна больная пожаловалась, что эти вопросы и давление мешают ей следить за своими мыслями, Фрейд стал позволять больному предаваться свободному словоизлиянию, которое превратилось в главный метод лечения. Свободное выговаривание приходящих на ум мыслей, обычно аффективно заряженных, причудливо ветвящихся и раскрывающих значимые для пациента ассоциации, приводило к "катарсису", снятию симптомов, "очищению" души от страха и навязчивых состояний. Словоизлияние давало врачу материал для анализа психо-эмоциональных установок больного, помогало воссоздать события его биографии, ставшие причиной невроза.

Начиная с 1886 года Фрейд упорно работает над совершенствованием своего метода, публикует ряд книг и статей, которые раскрывают природу, конкретные причины и эволюцию истерических неврозов, содержат попытки их классификации. Разработка теории психоанализа, как метода исследования душевных процессов, выдвигается на первый план, в то время как вопросы методики и техники лечения становятся второстепенными. Мысль Фрейда все настойчивей стремится проникнуть в ту область души, которая ускользает от внешнего наблюдения. Он хочет понять, как действует "психический аппарат" не только в патологическом состоянии, но и в норме.

Главным объектом его исследования становится "бессознательное". Оно понимается не как заторможенное, пассивное состояние мыслей и  чувств, но как "субстанциональная", активная часть "психического пространства", насыщенная мощными влечениями и  сложными мыслительными конструкциями, скрытыми от сознания, которое не желает их признавать, понять и осмыслить. Фрейд развивает идею о том, что  психология не должна ограничиваться изучением осознаваемого содержания психики, что наряду с ним - под  тонким поверхностным слоем сознания - имеется неосознаваемая область  психической жизни, которую следует  изучать с помощью специальных  приемов, отличных от традиционных. Наряду с изучением невротических симптомов в качестве "смотровых окон" в бессознательное Фрейд использует сновидения, забывания, ошибки, оговорки, анекдоты, остроты, мифологические и художественные образы, религиозные верования, феномены массового сознания, сексуальные фантазии. Он настаивает на том, что все эти рассматриваемые обычно в качестве отклонений, легких патологий явления, вызываются не случайными причинами, но символически выражают скрытые желания и намерения, которые можно обнаружить, подвергая симптомы толкованию согласно определенным правилам.