«Новые правые»

«Новые правые» являются одной из немногих европейских геополитических  школ, сохранивших непрерывную связь  с идеями довоенных немецких геополитиков-континенталистов. Это направление возникло во Франции в конце 60-х гг. и связано с фигурой лидера этого движения — философа и публициста Алена де Бенуа.

«Новые правые» резко  отличаются от традиционных французских  правых — монархистов, католиков, германофобов, шовинистов, антикоммунистов, консерваторов  и т.д. — практически по всем пунктам. «Новые правые» — сторонники «органической демократии», язычники, германофилы, социалисты, модернисты и т.д. Вначале «левый лагерь», традиционно крайне влиятельный во Франции, посчитал это «тактическим маневром» обычных правых, но со временем серьезность эволюции была доказана и признана всеми.

Одним из фундаментальных  принципов идеологии «новых правых»,'аналоги которых в скором времени появились и в других европейских странах, был принцип «континентальной геополитики», В отличие от «старых правых» и классических националистов де Бенуа считал, что принцип нейтралистского «государства-нации» (Etat-Nation) исторически исчерпан и что будущее принадлежит только «Большим пространствам». Причем основой таких «Больших пространств» должны стать не только объединение разных Государств в прагматический политический блок, но вхождение этнических групп разных масштабов в единую «Федеральную Империю» на равных основаниях. Такая «Федеральная Империя» должна быть стратегически единой, а этнически дифференцированной. При этом стратегическое единство должно подкрепляться единством изначальной культуры.

«Большое пространство», которое больше всего интересовало де Бенуа, это — Европа. «Новые правые»  считали, что народы Европы имеют  общее индоевропейское происхождение, единый исток. Это принцип «общего  прошлого». Но обстоятельства современной  эпохи, в которой активны тенденции  стратегической и экономической  интеграции, необходимой для обладания  подлинным геополитическим суверенитетом, диктуют необходимость объединения  и в чисто прагматическом смысле. Таким образом, народы Европы обречены на «общее будущее». Из этого де Бенуа  делает вывод, что основным геополитическим  принципом должен стать тезис  «Единая Европа ста флагов»124. В такой перспективе, как и во всех концепциях «новых правых», явно прослеживается стремление сочетать «консервативные» и «модернистские» элементы, как «правое» и «левое». В последние годы «новые правые» отказались от такого определения, считая, что они «правые» в такой же степени, в какой и «левые».

Геополитические тезисы де Бенуа основываются на утверждении  «континентальной судьбы Европы». В  этом он полностью следует концепциям школы Хаусхофера. Из этого вытекает характерное для «новых правых» противопоставление «Европы» и «Запада». «Европа» для них это континентальное геополитическое образование, основанное на этническом ансамбле индоевропейского происхождения и имеющее общие культурные корни. Это понятие традиционное. «Запад», напротив, геополитическое и историческое понятие, связанное с современным миром, отрицающее этнические и духовные традиции, выдвигающие чисто материальные и количественные критерии существования; это утилитарная и рационалистическая, механицистская буржуазная цивилизация. Самым законченным воплощением Запада и его цивилизации являются США.

Из этого складывается конкретный проект «новых правых». Европа должна интегрироваться в «Федеральную Империю», противопоставленную Западу и США, причем особенно следует поощрять регионалистские тенденции, так как регионы и этнические меньшинства сохранили больше традиционных черт, чем мегаполисы и культурные центры, пораженные «духом Запада». Франция при этом должна ориентироваться на Германию и Среднюю Европу. Отсюда интерес «новых правых» к де Голлю и Фридриху Науманну. На уровне практической политики начиная с 70-х гг. «новые правые» выступают за строгий стратегический нейтралитет Европы, за выход из НАТО, за развитие самодостаточного европейского ядерного потенциала.

Относительно СССР (затем  России) позиция «новых правых» эволюционировала. Начав с классического тезиса «Ни Запад, ни Восток, ни Европа», они  постепенно эволюционировали к тезису «Прежде всего Европа, но лучше  даже с Востоком, чем с Западом». На практическом уровне изначальный  интерес к Китаю и проекты  организаций стратегического альянса  Европы с Китаем для противодействия  как «американскому, так и советскому империализмам» сменились умеренной  «советофилией» и идеей союза Европы с Россией.

Геополитика «новых правых»  ориентирована радикально антиатлантистски и антимондиалистски. Они видят судьбу Европы как антитезу атлантических и мондиалистских проектов. Надо заметить, что в условиях тотального стратегического и политического доминирования атлантизма в Европе в период холодной войны геополитическая позиция де Бенуа (теоретически и логически безупречная) настолько контрастировала с «нормами политического мышления», что никакого широкого распространения получить просто не могла. Это было своего рода диссидентство, и как всякое диссидентство и нонконформизм имело маргинальный характер. До сих пор интеллектуальный уровень «новых правых», высокое качество их публикаций и изданий, даже многочисленность их последователей в академической европейской среде резко контрастируют с ничтожным вниманием, которое им уделяют властные инстанции и аналитические структуры, обслуживающие власть геополитическими проектами.

Одна из главных тем  геополитики «новых правых» —  восстановление баланса сил в  мире. Под балансом сил в геополитике  подразумевается состояние не статического, а динамического равновесия, где  допустимы непрерывные колебания  в воздействии противостоящих центров  политической динамики на стратегическую и геополитическую конфигурацию мировой политики. Речь идет о недопущении  роста политической энергии какого-либо центра, когда он начинает угрожать всем остальным. Если взять «осевую линию истории» на востоке Евразии, то по отношению к этому региону есть два глобальных проекта, по которым Урал, Сибирь и Дальний Восток: 1) становятся «продолжением» «Большого пространства» Европы, противостоящего США, и с точностью до наоборот; 2) эти же регионы становятся при наличии туннеля под проливом Беринга «продолжением» «Большого пространства» США, противостоящего Европе.

Первый проект, выдвинутый бельгийцем Жаном Тириаром (1922— 1992), известен с 60-х гг. и называется «Европа до Владивостока» с осью Дублин — Владивосток. Второй проект опубликован в 1992 г. американским политологом Уолтером Мидом, который сделал расчеты по условиям продажи Сибири за 2—3 трлн. дол. Соединенным Штатам. По первому проекту русским предлагается европейское гражданство, политическая и финансовая стабильность, реванш над США. Во втором утверждается, что продажа Сибири Соединенным Штатам является наилучшим способом решения российских проблем, равно как и американских. В этом проекте так же идет речь о принятии сибиряками гражданства США, о праве пользоваться национальными языками в официальном бизнесе и др.

Тириар с начала 60-х гг. был вождем общеевропейского радикального движения «Юная Европа» и считал геополитику главной политологической дисциплиной, без которой невозможно строить рациональную и дальновидную политическую и государственную стратегию. Последователь. Хаусхофера и Никиша, он считал себя «европейским национал-большевиком» и строителем «Европейской Империи». Именно его идеи предвосхитили более развитые и изощренные проекты «новых правых».

Жан Тириар строил свою политическую теорию на принципе «автаркии больших пространств». Развитая в середине XIX века немецким экономистом Фридрихом Листом, эта теория утверждала, что полноценное стратегическое и экономическое развитие государства возможно только в том случае, если оно обладает достаточным геополитическим масштабом и большими территориальными возможностями. Тириар применил этот принцип к актуальной ситуации и пришел к выводу, что мировое значение государств Европы будет окончательно утрачено, если они не объединятся в единую Империю, противостоящую США. При этом Тириар считал, что такая Империя должна быть не «федеральной» и «регионально ориентированной», но предельно унифицированной, централистской, соответствующей якобинской модели. Это должно стать мощным единым континентальным государством-нацией. В этом состоит основное различие между воззрениями де Бенуа и Тириара.

В конце 70-х гг. взгляды  Тириара претерпели некоторое изменение. Анализ геополитической ситуации привел его к выводу, что масштаб Европы уже не достаточен для того, чтобы освободиться от американской талассократии. Следовательно, главным условием «европейского освобождения» является объединение Европы с СССР. От геополитической схемы, включающей три основные зоны — Запад, Европа, Россия (СССР), — он перешел к схеме только с двумя составляющими — Запад и Евразийский континент. При этом Тириар пришел к радикальному выводу о том, что для Европы лучше выбрать советский социализм, чем англосаксонский капитализм.

Так появился проект «Евро-советской Империи от Владивостока до Дублина»125. В нем почти пророчески описаны причины, которые должны привести СССР к краху, если он не предпримет в самое ближайшее время активных геополитических шагов в Европе и на Юге. Тириар считал, что идеи Хаусхофера относительно «континентального блока Берлин — Москва — Токио» актуальны в высшей степени и до сих пор. Важно, что эти тезисы Тириар изложил за 15 лет до распада СССР, абсолютно точно предсказав его логику и причины. Тириар предпринимал попытки довести свои взгляды до советских руководителей. Но это ему сделать не удалось, хотя в 60-е гг. у него были личные встречи с Насером, Чжоу Эньлаем и югославскими руководителями. Показательно, что Москва отвергла его проект организации в Европе подпольных «отрядов европейского освобождения» для террористической борьбы с «агентами атлантизма».

Взгляды Жана Тириара лежат в основе ныне активизирующегося нонконформистского движения европейских национал-большевиков («Фронт европейского освобождения»). Они вплотную подходят к проектам современного русского неоевразийства.

Очень близок к Тириару австрийский генерал Йордис фон Лохаузен. В отличие от Тириара или де Бенуа он не участвует в прямой политической деятельности и не строит конкретных социальных проектов, а ограничивается чисто геополитическим анализом. Его изначальная позиция — та же, что и у национал-большевиков и «новых правых», он — континенталист и последователь Хаусхофера. Лохаузен считает, что политическая власть только тогда имеет шансы стать долговечной и устойчивой, когда властители мыслят не сиюминутными и локальными категориями, но «тысячелетиями и континентами». Его главная книга так и называется «Мужество властвовать. Мыслить континентами126. Глобальные территориальные, цивилизационные, культурные и социальные процессы, по мнению Лохаузена, становятся понятными только в том случае, если они видятся в «дальнозоркой» перспективе, которую он противопоставляет исторической «близорукости». Власть в человеческом обществе, от которой зависит выбор исторического пути и важнейшие решения, должна руководствоваться очень общими схемами, позволяющими найти место тому или иному государству или народу в огромной исторической перспективе. Поэтому основной дисциплиной, необходимой для определения стратегии власти, является геополитика в ее традиционном смысле — оперирование глобальными категориями, отвлекаясь от аналитических частностей (а не «внутренняя» прикладная геополитика школы Лакоста). Современные идеологии, новейшие технологические и цивилизационные сдвиги, безусловно, меняют рельеф мира, но не могут отменить некоторых базовых закономерностей, связанных с природными и культурными циклами, исчисляемыми тысячелетиями. Такими глобальными категориями являются пространство, язык, этнос, ресурсы и т.д.

Лохаузен предлагает такую формулу власти: «Могущество = сила х местоположение». Он уточняет: «Так как могущество есть сила, помноженная на местоположение, только благоприятное географическое положение дает возможность для полного развития внутренних сил»127. Таким образом, власть (политическая, интеллектуальная и т.д.) напрямую связывается с пространством.

Лохаузен отделяет судьбу Европы от судьбы Запада, считая Европу континентальным образованием, временно подпавшим под контроль талассократии. Но для политического освобождения Европе необходим пространственный (позиционный) минимум. Такой минимум обретается только через объединение Германии, интеграционные процессы в Средней Европе, воссоздание территориального единства Пруссии (разорванной между Польшей, СССР и ГДР) и дальнейшее складывание европейских держав в новый самостоятельный блок, независимый от атлантизма. Важно отметить роль Пруссии. Лохаузен (вслед за Никишем и Шпенглером) считает, что Пруссия является наиболее континентальной, «евразийской» частью Германии и что, если бы столицей Германии был не Берлин, а Кенигсберг, европейская история пошла бы в ином, более правильном русле, ориентируясь на союз с Россией против англосаксонских талассократий. Лохаузен полагает, что будущее Европы в стратегической перспективе немыслимо без России, и наоборот, России (СССР) Европа необходима, так как без нее геополитически она незакончена и уязвима для Америки, чье местоположение намного лучше, а следовательно, чья мощь рано или поздно намного опередит СССР. Лохаузен подчеркивал, что СССР мог иметь на Западе четыре Европы: «Европу враждебную, Европу подчиненную, Европу опустошенную и Европу союзную». Первые три варианта неизбежны при сохранении того курса европейской политики, которую СССР вел на протяжении холодной войны. Только стремление любой ценой сделать Европу «союзной и дружественной» может исправить фатальную геополитическую ситуацию СССР и стать началом нового этапа геополитической истории — этапа евразийского.

Позиция Лохаузена сознательно ограничивается чисто геополитическими констатациями. Идеологические вопросы он опускает. Например, геополитика Руси боярской, России царской или Советского Союза представляет для него единый непрерывный процесс, не зависящий от смены правящего строя или идеологии. Россия геополитически — это хартленд, а следовательно, какой бы в ней ни был режим, ее судьба предопределена ее землями, Лохаузен, как и Тириар, предвидел геополитический крах СССР, бывший, по его мнению, неизбежным при условии сохранения обычного курса. Если у атлантистских геополитиков такой исход рассматривался как победа, Лохаузен видел в этом скорее поражение континентальных сил, но с тем нюансом, что новые возможности, которые откроются после падения советской системы, могут создать благоприятные предпосылки для создания в будущем нового евразийского блока, континентальной империи, так как определенные ограничения, диктуемые марксистской идеологией, были бы в этом случае сняты.