Ранняя массовая культура

Ранняя массовая культура была не только ярким порождением 

 

ускоренной российской модернизации, но и активным участником

 

процессов демократизации в  обществе и культуре, преодоления

 

 разрыва между европеизированной  культурой образованных слоев  и 

 

традиционной культурой  большинства и распространения 

 

потребительских стандартов в повседневной культуре городского

 

населения.

 

Российская традиция анализа  массовой культуры возникла в

 

середине Х1Х века. В «Антимещанской» концепции «русского

 

социализма», родоначальником  которой был А.И.Герцен, получила

 

дальнейшее развитие в  трудах К.Леонтьева и «русского 

 

консерватизма», достигла наивысшей  точки своего развития в

 

творчестве В.В.Розанова, А.Блока и других мыслителей Серебряного

 

века и была продолжена русским зарубежьем «первой волны».

 

С момента зарождения российской рефлексии массовой культуры и на

 

всех этапах ее развития диагностика массовой культуры носила

 

целостный характер и не ограничивалась критикой так называемых

 

«массовых искусств». Главным  для исследователей было то, что

 

 скрывалось за ними: бедность духовного мира, убогость 

 

эстетического запроса, существование  культуры на обочине 

 

«растительной жизни», отсутствие творческого начала, индифферентная общественная позиция. Неслучайно проявления массовой культуры они относили к  комплексной категории «мещанства».

В культуре «нэповской» России 1920-х годов вступили в жесткое  противостояние две несовместимых  системы ценностей: старая, по своим  основным параметрам предвоенная и  предреволюционная, потребительская  модель повседневной культуры и искусственно сконструированная «Безбытная» модель существования «нового человека».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 Победа второй модели  обеспечивалась не только мощным  комплексом мер государственного  воздействия, но и энтузиазмом  носителей первой в истории  страны молодежной субкультуры,  ведущую роль в которой сыграли  представители рабочего класса  – нового привилегированного  социального слоя.

Сравнительный анализ «тоталитарного»  и «массового» в советской  культуре 1930-х годов позволяет  сделать вывод о неправомерности  отождествления тоталитарной и массовой культуры. Хотя обе субкультуры имели  один объект влияния – большинство  населения страны, но отличались векторами  движения, соотношением стихийного и  организованного, главными импульсами развития, масштабами целей, системой предпочтительных жанров в искусстве, отношением к «телесному» и чувственной  сфере человека. Массовая культура исполняла очень важную терапевтическую  роль в напряженной атмосфере 30-х  годов. Этой незаменимостью конкурента объясняется стремление государственной, тоталитарной культуры к мимикрии под  массовую культуру.

 «Русским зарубежьем»  20-30х годов была продолжена  отечественная традиция анализа  массовой культуры. В трудах эмигрантов  отражалось категориальное богатство  новейшей европейской мысли –  О.Шпенглера, Х.Ортеги-и-Гассета, Э.Фромма, но вместе с тем сохранялась концептуальная и терминологическая самобытность исследований. И.Ильин видел причины экспансии массовой культуры «бездуховной черни» в системных изменениях общества, государства, внутреннего мира человека, но основной ее предпосылкой считал секуляризацию.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 П.П.Муратов продолжил  российскую традицию циклического  подхода и разработал концепцию  культурно-исторических циклов, в  которой повышение роли массовой  культуры объяснял развитием  индустрии, средств массовой коммуникации  и возникновением технических  видов искусств в условиях  господства рыночной экономики  и мотивации к более сложным  формам досуга у простого человека. П.П.Бицилли, применив метод конкретно-исторического анализа русской литературы, обосновал вывод о неприменимости европейской концепции массового общества к культурной ситуации в России. Мыслители русского зарубежья предлагали свои аналоги европейских терминов: «культура безбожной черни», «культура типового человека», «антиискусство», «искусство на потребу».

Важной чертой своеобразной динамики страны были «пульсации» неоднократных  «революций сверху», призванных ускорять историческое движение. Одной из них  была эпоха 1860-1870-х гг.

Глубокая системная модернизация в пореформенной России привела  к коренной смене всех парадигм ее жизни. Реформы взломали традиционную социальную структуру с ее иерархичностью и жестким распределением ролей  сословий и слоев и открыли  путь вожделенной демократической  интеллигенцией «всесословности». В результате отмены крепостного права произошел первый в истории страны массовый «исход» в города «маргиналов», которые являются по самой своей природе легкой добычей массовой культуры и провокаторами многих ее порождений. Ряд специфических обстоятельств затрудняли и без того непростую проблему приобщения к городской культуре ее «неофитов». Искусство и эстетика вступили в зону длительного кризиса традиционных представлений о «должном», что объяснялось острой критикой «академизма», а также новизной и непонятностью зарождавшихся в конце столетия модернистских.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Важной чертой пореформенного развития России явилось размывание былых границ «высокого» и «низкого»  в культуре. Объяснялось это не только внутренними процессами в  искусстве и эстетике и влиянием неканонического запроса необразованной или малообразованной публики, но и  утратой дворянством роли культурного  «законодателя». В истории нашей  страны на протяжении веков передавалась эстафета культурного лидирования  тех или иных сословий или слоев: старого боярства, духовенства, новой  аристократии, что обеспечивало иерархичность  и устойчивость культурного процесса. В связи с тем, что дворянство оказалось главной жертвой эгалитарных  преобразований, оно лишилось и роли культурного лидера, страна оказалась  в ситуации культурного полицентризма  в важный период зарождения массовой культуры и усиления ее роли в жизни  общества. В многоголосии культуры, терявшей привычные духовные ориентиры, все громче звучало ее «эсперанто», понятное всем.

С утратой дворянством  ведущих позиций в общественной жизни страны уходил в прошлое  и особый характер российской образованности, связанной с этим социальным слоем. Отступала культура со специфической  знаковой системой, усадебным бытом, нравственными «табу», классическим образованием, закрытая для непосвященных. В отличие от Запада, в нашей  стране это произошло в течение  жизни одного поколения. Судьба дворянства оказалась фрагментом кризиса классической парадигмы русской культуры, основания  которой были заложены в Петровскую эпоху. Базовой основой этой парадигмы  русской культуры была система классического образования. Созданная в ХУ111 веке, она была одним из важнейших условий системного вхождения страны в европейское культурное пространство.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 В новых исторических  условиях преимущественное положение  классики в культуре сдерживало  процесс капиталистической модернизации, в которой так нуждалась Россия. Альтернатива – верность классическим  традициям или сохранение классики  в «резервациях» гуманитарного  образования ради движения по  пути научно-технического прогресса  была частью трудного выбора  между культурой и цивилизацией. С его необходимостью столкнулись  все страны в Х1Х-ХХ вв. Россия  впервые в истории синхронно  с Западом в середине века  сделала свой выбор в пользу  цивилизации.

Развитие капитализма  требовало приспособления всего  русского общества и всех сфер его  жизни, включая механизмы культуры, к реалиям наступающего индустриального  мира. Мощное влияние классической культуры, ее нравственно-эстетические ценности являлись важным средством  противостояния духовному обеднению  в эпоху тотального наступления  рынка и духа коммерции. Ограничение  поля влияния классической культуры явилось платой за ускоренное развитие цивилизованных форм жизни и комфорта – всего того, что позднее получило название потребительской модели культуры. С ослаблением позиций классической традиции и ускоренной демократизацией  среды обитания культуры уходил из актуального оборота ряд языковых и культурных пластов, избыточность лексики, требующая знания всего  богатства языка, латинизмов, античной мифологии и т.п. Под мощным влиянием «индустриальной революции» Александра Второго произошло массовое психологическое переключение интересов образованного слоя с гуманитарных на научно-технические проблемы. Кроме того, в демократической атмосфере этого царствования сформировались новые направления общественной деятельности и возникли возможности для их реализации. Наслаждение тонкой эстетической игрой опять, как и во времена дворянской гегемонии, было выбором немногих, но объяснялось это сужение уже иными причинами.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Во второй половине столетия совпали во времени два процесса: формирование массовой аудитории культуры со специфическим культурным запросом и превращение литературы и искусства  в отрасль промышленного производства и один из важных сегментов рыночной экономики. Произошло признание  законности и значимости для рыночного  успеха неразвитого вкуса и спроса. Последнее обстоятельство ставило  многих «творцов» в ситуацию непростого творческого компромисса. Элитарная  культура была лишь одной из субкультур, не главной для большинства, которое  определяло спрос на рынке культуры.

Зарождение массовой культуры стало одним из стимулов развития внутреннего и международного авторского права. Стремительное вхождение  русской культуры в мировое рыночное пространство потребовало ее адаптации  к существованию в новых условиях. Порой «гибкому реагированию» на ту или иную ситуацию мешали прекрасные принципы великой «смысложизненной» русской культуры, традиционно не склонной идти на уступки «низменным» запросам читателя и зрителя и доставлять ему простое удовольствие. Замедленная реакция отечественных производителей на массовый спрос создавала условия для внешней экспансии, как это произошло с жанром «легкого чтения» - беллетристикой, бывшей на западе высокодоходной отраслью экономики. За распространением в России европейской беллетристики последовали волны драматургической и опереточной контрабанды. Проблема авторского нарушения права как одна из негативных тенденций формирования мирового культурного рынка впервые проявились именно в том, что адресовалось массовой аудитории.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Если первые шаги массовой культуры, совпавшие с пореформенным  общественным подъемом, оставались в  тени ярких исторических событий, то в эпоху «безвременья» она  стала заметным участником российской модернизации. Ей принадлежало весьма значимое место в «параде культур» - специфическом порождении этой переходной эпохи «концов и начал». С одной  стороны – ее инвариантность и  архетипичность (неизменная опора на базовые основания древнейших пластов психологии и культуры), делающие ее порождения всегда доступными пониманию большинства. С другой стороны – оказалась массово необходимой ее поразительная соотнесенность с состоянием «коллективно, бессознательного», готовность к реализации своей терапевтической функции в конкретно-историческом контексте.

В 1880х годах процесс  становления массовой культуры вступил  в свою открытую стадию после долгого  латентного периода. О том, что ее время в России пришло, говорит  и то значительное место, которое  заняло отношение к «массам» в  творческих концепциях широкого спектра  художественных течений, а также  в программах политических партий и  в их реальной практике. Одной из черт этого времени было глубинное  взаимное непонимание и разнонаправленность  векторов Серебряного века и массовой культуры, являвшейся прибежищем обычного человека с его жаждой стабильности в непонятном, стремительно усложняющемся  мире.

Массовая культура стала  участницей отмеченного позднее  А.Молем процесса превращения гуманитарной культуры в «мозаичную». Мозаичная  культура – не столько продукт  университетского образования –  некоего рационально организованного  процесса познания, сколько результат  развития средств массовой коммуникации с их бессистемной трансляцией разнообразной информации.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

«Просвещенческий дух» в  России рубежа веков был так силен, что под его воздействием находились различные секторы культуры, в  том числе и массовая, вносившая  свой специфический вклад в «мозаику»  российского просвещения. В России со времен Петра Великого существовал  разрыв между традиционной народной культурой и европеизированной  культурой образованных классов. Массовая культура, наряду с другими факторами, сыграла заметную роль в преодолении  этого

С самого начала она развивалась  в двух социокультурных горизонтах: первый был ориентирован на узкий слой образованной публики (широкий диапазон от «китча» до «салонного искусства»); второй – для малограмотного или неграмотного большинства (от лубка до кинематографа). Постепенно с появлением новых средств массовой коммуникации и распространением новых форм развлекательной культуры расширялось общее коммуникационное пространство, в котором исчезали сословные, образовательные, национальные барьеры, возникло новое социальное явление – публика. Через массовое приобщение к беллетристике и цирку, театру и кафешантану, кинематографу и спорту формировалась новая система социализации индустриальной эры, объединяющей людей из локальных структур в единое общество. Роль, которую сыграла в этом процессе массовая культура, трудно переоценить.

Одной из особенностей культурного  взаимодействия России и Запада в  конце Х1Х – начале ХХ вв. многие авторы называют начало равноправного  диалога их культур, благодаря беспрецедентному развитию русского духовного Ренессанса. В научных исследованиях принято  акцентировать внимание на обмене достижениями высокой культуры.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 Массовая культура  была не менее активным участником  этого диалога, благодаря которому  по обе стороны границы синхронизировалось  распространение не только новейшей  беллетристики, моды или новых  форм проведения досуга, но и  многочисленных интеллектуальных  «поветрий» этого времени: увлечение  спиритизмом, гипнозом, эзотеризмом, «вагнерианством», «ницшеанством», «уайльдизмом», декадансом и т.п.