Язык и логическая теория

                          ЯЗЫК И ЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

Логика и лингвистика  — две области знаний, имеющие  общие корни и тесные взаимопереплетения в истории своего развития. Логика всегда ставила своей основной задачей обозреть и классифицировать разнообразные способы рассуждений, формы выводов, которыми человек пользуете в науке и в жизни. Хотя традиционная логика, как это провозглашается, имела дело с законами мысли и правилами их связи, выражались они средствами языка, поскольку непосредственной действительностью мысли является язык. И в этом отношении логика и лингвистика всегда шли рядом. Если для логики важны общие логические закономерности мышления, реализуемые в тех или иных языковых конструкциях, то лингвистика стремится выявить более частные законы, которые формируют высказывания и обеспечивают их связность. С точки зрения лингвистики логические компоненты — важный фактор образования высказываний и организации текста. С позиций логики нельзя сейчас говорить о существенных результатах и прогрессе в этой области, игнорируя особенности функционирования естественных языков. В итоге логический анализ естественного языка как научное направление предполагает у исследователей наличие специальных знаний как в области логики, так и в области лингвистики. Поэтому основной «адресат» предлагаемого сборника — лингвисты, знакомые с основаниями логики, и специалисты по логике, изучающие естественный язык через призму своих задач и установок. Не менее, а может быть, и более важно влияние лингвистики на логику. Благодаря ориентации на естественный язык, а не на математику, как это было в начале века, логическая теория непрерывно расширяет свои выразительные возможности. Только за последние десятилетия логика обогатилась такими новыми разделами, как динамическая и ситуационная логика, логики действий и событий. Значительно расширились и выразительные возможности традиционной модальной логики. Одна из последних и интересных попыток в этом направлении — построение так называемой иллокутивной логики, учитывающей иллокутивную силу выражений и тем самым дифференцирующей объективированные высказывания и высказывания, релятивизованные к говорящему.

Но при всем этом нельзя упрощенно толковать связь между  формальной логикой (и, в частности, логическим анализом естественного  языка) и собственно лингвистическими исследованиями. Логика способна лишь   „поставлять"   формальные модели, ориентированные на естественноязыковые контексты; лингвисты выступают в этом процессе как своего рода „потребители", которые должны четко сознавать, что перед ними не конечный продукт исследования, а, так сказать, «полуфабрикат», который еще нужно суметь плодотворно использовать. В таком сотрудничестве, как и во всяком другом, каждая сторона должна пройти свою часть пути навстречу друг другу. В этой связи, чтобы еще раз подчеркнуть необходимость встречного движения и избежать поспешного разочарования, уместно вспомнить французскую пословицу, к которой прибегал Карл Маркс: «Даже самая красивая девушка Франции может дать только то, что она имеет».

В последнее время разработка ряда новых проблем как в лингвистике, так и в логике происходит под непосредственным воздействием практики. В роли основного заказчика выступает программа создания интеллектуальных вычислительных систем, способных к восприятию любого естественного языка и автоматического перевода с одного языка на другой. Принципиальная новизна этой программы состоит в более широком представлении интеллекта, нежели только как системы, способной к строгим нормативным выводам, то есть в наделении ЭВМ элементами специфически человеческого видения мира. Отсюда вполне понятен и тот интерес к нетрадиционным подходам изучения языка, который наблюдается со стороны психологии и логики, вычислительной математики и компьютерной технологии и т. д. Объединяясь для решения новых практических задач, эти науки ставят своей целью создание и новых инструментов познания в исследовании мыслительных процессов.

Действительно, чтобы понять, как человек, обладая элементной базой мозга с очень невысоким  быстродействием, способен оперативно усваивать многочисленные нюансы языка, необходимо представлять естественный язык в более широком контексте. Ведь природа языка и характер его функционирования целиком ориентированы  на человеческое взаимодействие. Его  влияние обнаруживается и в фоновых  знаниях о мире, без которых  невозможно успешное общение, и в  возможности редукции в тексте некоторых  смысловых компонентов, и в определяющем влиянии адресата, к которому обращена речь, и т. д. Все эти субъективные факторы функционирования языка  нельзя игнорировать при разработке ЭВМ с естественным языком общения.

Аналогичные тенденции наблюдаются  и в логике, где в последние  годы также активно ощущается  влияние „человеческого фактора". В формирующейся сейчас интенциональной семантике центральное место занимает исследование влияния, оказываемого

на языковое значение когнитивными (познавательными) способностями человека, его концептуально-структурирующей  деятельностью. Истинность предложения  здесь уже не рассматривается  в качестве базисной семантической  переменной, поведение которой должна объяснить семантическая теория. Соответственно, и сам вывод анализируется  не как конечная цель анализа, а как  элемент более общей системы, то есть как конкретный мыслительный процесс, связанный, с одной стороны, с намерениями, полаганиями субъекта, а с другой — с его конкретными действиями, осуществляемыми на их основе.

Как логика, так и лингвистика  стоят сейчас перед качественно  новым этапом, когда им совместно  с другими научными дисциплинами необходимо достигнуть такого целостного представления о языке, которое  создало бы основу для решения  актуальных практических задач. Как  справедливо пишет Звегинцев  В. А., «...язык достигает цели своего употребления только тогда, когда он понимается, а языковое понимание  может состояться только постольку, поскольку система, с помощью  которой оно осуществляется, воплощает  в себе и многое другое, что находится  за пределами „явных" форм естественного  языка». И от того, насколько логика и лингвистика „преуспеют" в  этом, зависят не только практические условия их существования, но и темпы  движения к новым перспективным  теоретическим результатам.

Пожалуй, ни одна из проблем  логики и лингвистики не обсуждалась  и не обсуждается сегодня столь  широко, как проблема значения. Эти  дебаты ведутся с конца прошлого века, когда стали различать две  семантические функции языка  — функцию выражения смысла и  функцию обозначения, референции. Активное обсуждение проблематики значения привело  не только к ее концептуальному обогащению, но и к известной терминологической  путанице. И логики, и лингвисты  часто использовали одни и те же понятия, вкладывая в них различный  смысл, который обосновывался соответствующими теоретическими построениями. Среди  таких фундаментальных понятий  — понятие референции и де-нотации, смысла и значения.

С точки зрения современной терминологии, Фреге «неудачно» употребил Bedeutung для обозначения того, что мы сейчас называем денотацией или референцией. Неудачное употребление состоит в том, что и Sinn, и Bedeutung стали ныне употребляться для обозначения различных компонентов первого члена его дихотомии, то есть для обозначения того, что противостоит денотации. Другими словами, там, где у Фреге была дихотомия „Sinn — Bedeutung", современные теории говорят о трихотомии „смысл — значение — референция". И если теперь мы будем переводить meaning как 'смысл', то нам придется изобретать новый вариант перевода для термина „sense", хотя естественно было бы переводить sense как 'смысл'. Именно этой установки мы и стремились придерживаться при переводе статей данного сборника.

С точки зрения лингвистики  исходными понятиями для изучения семантики выступают значение, синонимия, осмысленность, бессмысленность и  т. д. «Исследователи, — пишет Э. ЛеПор в статье, включенной в настоящий сборник, — работающие в русле этого направления, считают, что семантическая теория языка — это теория значения, а перечисленные выше явления и свойства,— это центральные понятия, связанные со значением. В связи с этим они относятся с недоверием к таким семантическим теориям, которые полностью или частично отвлекаются от названных явлений и свойств»¹. С точки зрения логики центральное понятие семантики — понятие истинности, которое наиболее полно характеризует обоснованность логического вывода. Необходимость же включения понятия значения в число основных семантических понятий остро ощущается в шестидесятые годы, когда в логике все сильнее стала проявляться ориентация на естественный язык, а не на математику, когда в сферу отношений логического вывода были включены модальные контексты и контексты с пропозициональными установками. Собственно, в предшествующий, „домодальный", период развития логики и не было такой необходимости вводить это понятие, в силу ограниченности эмпирической базы интерпретации семантики логического вывода. С расширением этой базы логики были вынуждены как-то определить свое отношение к понятиям семантики, трактуемым лингвистами. И здесь наиболее известная и ставшая поистине классической — попытка Д. Дэвидсона сведения теории значения к теории истины.

Основная мысль Д. Дэвидсона заключалась в том, что вопросы, которые мы хотим задать относительно значения и на которые хотим получить правильные ответы, лучшим образом выразимы на языке теории истины. Основываясь на идеях А. Тарского, Д. Дэвидсон разработал программу, согласно которой теорией значения для языка является конечно аксиоматизируемая теория истинности предложений этого языка. Уже сразу интуитивно ясна ограниченность такого подхода. Более конкретные возражения против теории Д. Дэвидсона были выдвинуты в ходе обширных дискуссий. Так, в частности, М. Даммит утверждает, что основные идеи Д. Дэвидсона неприемлемы, поскольку они не приводят к удовлетворительному объяснению феномена понимания языка: знание значения предложения не может сводиться к знанию его условий истинности.

С Другой стороны, можно понять намерения Дэвидсона: его конечная задача состояла в том, чтобы распространить семантику логического вывода, которая базировалась на программе Тарскогоу на область естественного языка. С этой целью ему было необходимо прояснить отношения между истинностью как центральным понятием семантики логического вывода и значением как фундаментальным понятием лингвистической семантики. Он предложил предельно простое решение — отождествить эти понятия, тем самым получив мощный формальный аппарат для анализа естественного языка. В публикуемой в настоящем сборнике статье Д. Дэвидсона „Истина и значение" читатель с удовольствием отметит также тонкие замечания этого автора о связи логики, языка и грамматики.

В статье Р. Хилпинена, тематически близко связанной с работой Д. Дэвидсона, рассматриваются интересные вопросы приложимости понятия истинности к выражениям,   включающим императивы. В соответствии с достаточно распространенной точкой зрения, которая была развернута датским философом И. Иорген-сеном, повелительные предложения не только не могут быть выведены из изъявительных посылок, но вообще не могут входить составной частью в какое-либо логическое рассуждение. То есть императивы, с этой точки зрения, вообще лежат за пределами логики. Истоки этой проблемы, как известно, в более общем виде можно найти еще в работах Д. Юма.

Выход, по Иоргенсену, заключается в том, чтобы в императивном предложении вычленить два фактора — изъявительный и повелительный. Согласно Иоргенсену, повелительный фактор состоит попросту в выражении психологического состояния говорящего и поэтому он лишен какой-либо логической значимости. Иоргенсен называет предложение, выражающее „изъявительный фактор" данного императива, индикативом, производным от рассматриваемого императива. Отсюда решение дилеммы основано на допущении о том, что то, что мы считаем логическим отношением между императивами, является на самом деле отношением между изъявительными предложениями, связанными с данными императивами. Конкретно, предложение „Петр, открой дверь" переводится в предложение „Петр открывает дверь". И тогда нет необходимости в особой логике императивов.

Но, как показывает Р. Хилпинен, семантику императивов можно понять, не сводя их к индикативам и не переводя в изъявительное наклонение. Его подход основывается на теоретико-игровом анализе, е позиций которого особенность императивов — то, что ответственность за истинность произнесенного предложения ложится не на говорящего, а на слушающего, — хорошо эксплицируется в терминах теории игр.

Важное влияние на концептуальный базис лингвистики оказывают  не только идеи и методы логики, но и  философии языка. И здесь следует  отметить в первую очередь работы известного американского логика и  философа У. Куайна. Его исследования пятидесятых — шестидесятых годов, особенно книга «Слово и объект», сильнейшим образом повлияли на концептуальные основания зарубежной философии языка. „Долгожительство" модели языка У. Куайна во многом объясняется ее опорой на формальный аппарат стандартной семантики, используемый и сегодня. С другой стороны, и это интересно для лингвистов, на формирование философии языка У. Куайна оказал большое влияние Л. Блумфилд, к теоретическим построениям которого обратился Куайн в поисках подходящей парадигмы значения. Несомненно воздействие также и бихевиористской психологии Скиннера.

Все это привело Куайна к принятию в конечном счете позитивистской установки — говорить о языке только в терминах наблюдений. Конкретно, Куайн утверждает, что значение есть прежде всего значение языка, которое проясняется из анализа конкретного поведения, а не значение идеи или ментальной сущности. Исходная установка такого эмпирического подхода формулируется Куайном следующим образом: мы можем воспринимать объекты реальности через воздействие на наши нервные окончания; изучение стимулов есть единственный источник фактов относительно значения. При этом стимулам отводится роль причины, а в качестве следствий выступают согласие или несогласие субъекта принимать то или иное предложение.

Рассмотрим классический пример Куайна, из которого будет ясна суть его концепции. Допустим, некий лингвист отправляется в джунгли, чтобы заняться изучением языка туземцев. Он начинает с попытки перевести на английский язык высказывания туземцев при помощи наглядного указания. Так, если лингвист указывает на кролика, а туземец говорит: gavagai, то лингвист может перевести это высказывание (которое, как он надеется и предполагает, является назывным предложением из одного слова) как 'кролик' или 'временной кадр кролика'. При этом оба перевода одинаково связаны с присутствием кролика в данной ситуации наглядного указания. Далее лингвист проверяет свое, опытным путем созданное пособие по переводу посредством указания на кролика и спрашивая одновременно: gavagai? Если туземец соглашается с этим предложением, теория перевода считается приемлемой, в противном случае — нет.