Comparative analysis of itony in english and russian

Сказал, что Цезарь был властолюбив. 
 
Коль это правда, это тяжкий грех, 
 
За это Цезарь тяжко поплатился. 
 
Здесь с разрешенья Брута и других, - 
 
А Брут ведь благородный человек,  
 
И те, другие, тоже благородны, -  
 
Над прахом Цезаря я речь держу. 
 
Он был мне другом искренним и верным, 
 
Но Брут его назвал властолюбивым, 
 
А Брут весьма достойный человек.  
 
Гнал толпы пленников к нам Цезарь в Рим, 

Их выкупом  казну обогащая, 
 
Иль это тоже было властолюбьем? 
 
Стон бедняка услышав, Цезарь плакал, 
 
А властолюбье жестче и черствей; 
 
Но Брут назвал его властолюбивым, 
 
А Брут весьма достойный человек.  
 
Вы видели, во время Луперкалий 
 
Я трижды подносил ему корону, 
 
И трижды он отверг - из властолюбья? 
 
Но Брут назвал его властолюбивым, 
 
А Брут весьма достойный человек.  
 
Что Брут сказал, я не опровергаю... " 
 
(Акт III, сцена 2. Пер. М. Зенкевича. Луперхолии - праздник очищения и плодородия в древнем Риме.) 
 
Слушатели восприняли речь Антония именно как опровержение мнения Брута. А многократные похвалы Бруту и другим заговорщикам поняли так, как хотел Антоний: "...предатели они"; "они злодеи, убийцы". Своей искусно построенной речью Антоний резко меняет настроение толпы, возбуждает в ней гнев - теперь уже против Брута: "Я на ноги тебя поставил, смута!". Использование словесной иронии превращает антонимы в контекстуальные синонимы: "честный", "благородный", "весьма достойный человек" = "предатель", "злодей", "убийца". 
 
Насмешка, выражаемая посредством словесной иронии, может быть разной: от мягкого упрека до презрения и гнева. Высшая степень иронии называется сарказмом (от греч. sarkazo - "рву мясо"); здесь иносказание обычно сочетается с прямым излиянием возмущенного чувства, это "исчезающая, точнее, дезавуируемая ирония" 6 . В лермонтовской "Песне про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова" перед кулачным боем, по велению царя, объявляются его условия: "Кто побьет кого, того царь наградит, // А кто будет побит, тому Бог простит!". Но царь вероломен и жесток. И после гибели Кирибеевича, любимого его опричника, Иван Васильевич говорит Калашникову о ждущей его казни в таких выражениях: 
 
"Я топор велю наточить-навострить, 
 
Палача велю одеть-нарядить, 
 
В большой колокол прикажу звонить, 
 
Чтобы знали все люди московские, 
 
Что и ты не оставлен моей милостью...". 
 
"Какая жестокая ирония, какой ужасный сарказм!" - комментировал это место поэмы В. Г. Белинский 7 . 
 
Словесная ирония составляет соль многих диалогов, в особенности в драматических и эпических произведениях: ведь для персонажей слово может быть орудием борьбы, достижения своих целей. "Язык драмы - язык желания; в этом - его сила, его правда; и в этом его ложь. Нельзя верить на слово ни одному драматическому герою; надо проверить, отчего и, главное, для чего он говорит... " 8 . Тартюф (комедия Мольера "Тартюф, или Обманщик"), Чичиков ("Мертвые души" Н.В. Гоголя), Глумов (комедия А. Н. Островского "На всякого мудреца довольно простоты") - яркие примеры "речевых масок", в создании которых не последнюю роль играет ирония как стилистический прием. Например, в "Мертвых душах" Чичиков льстит напропалую - грубо или тонко, приспосабливаясь к характерам продавцов ревизских душ. Он находит комплимент даже для Плюшкина, который хочет продать необычный товар подороже: "Почтеннейший! - сказал Чичиков, - не только по сорока копеек, по пятисот рублей заплатил бы! с удовольствием заплатил бы, потому что вижу - почтенный, добрый старик терпит по причине собственного добродушия " (гл. 6). 
 
 
Глумов ("На всякого мудреца довольно простоты") - Чичиков от идеологии: он столь же умело, как гоголевский герой, подключается к фразеологии своих собеседников, будь то "консерватор" Крутицкий, или "либерал" Городулин, или суеверная Турусина. Его эффектные стилизации - сплошной антифразис, смысл речей прямо противоположен истинным мыслям персонажа: в "прожекте" Крутицкого "о вреде реформ" он находит "неопровержимые истины"; Городулина просит найти для него работу, которая бы "увеличивала количество добра, нужного для благосостояния массы"; с Турусиной толкует о "чудесном", которого "много на свете, только мы не хотим заметить его". Во всех этих случаях Глумов, в сущности, издевается над теми, кому льстит. 
 
В романе И. Ильфа и Евг. Петрова "Двенадцать стульев" виртуозно владеет искусством иронии Остап Бендер, часто сочетая антифразис со смелой гиперболой. Вспомним, как он представляет Воробьянинова будущим членам тайного общества: "Это - гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору " (гл. XIV, "Союз меча и орала"), 
 
Речевая характеристика - один из многих компонентов изображения персонажа в драме и в эпосе, и истинное значение слов, часто вводящих в заблуждение других героев - собеседников притворщика, открыто читателю благодаря сюжету, расстановке лиц и т.д. - одним словом, благодаря общему, широкому контексту. В монологической же речи (автор-повествователь в эпическом произведении, лирический герой и др.) ирония и сарказм обычно распознаются в ближайшем контексте. Так, в "Мертвых душах" хвалебные аттестации героев в речи повествователя часто сводятся на нет последующими алогизмами, комизмом доводов и примеров: "Прочие тоже были более или менее люди просвещенные: кто читал Карамзина, кто "Московские ведомости", кто даже и совсем ничего не читал" (гл. 7); "Полицеймейстер был некоторым образом отец и благотворитель в городе. Он был среди граждан совершенно как в родной семье, а в лавки и в гостиный двор наведывался, как в собственную кладовую" (там же). 
 
В лирике ироническая двуплановость обычно подчеркивается, "заостряется" контекстом стихотворения в целом. Так, в стихотворении Лермонтова "Благодарность" (1840) слово, давшее заглавие, менее всего подходит для обозначения чувств, испытываемых лирическим героем: 
 
За все, за все 
 
Тебя благодарю я: 
 
За тайные мучения страстей, 
 
За горечь слез, отраву поцелуя, 
 
За месть врагов и клевету друзей; 
 
За жар души, растраченный в пустыне, 
 
За все, чем я обманут в жизни был... 
 
Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне 
 
Недолго я еще благодарил.  
 
Здесь словесная ирония "поддержана" оксюморонами ( отрава поцелуя; клевета друзей; жар души, растраченный в пустыне ). Выразительно композиционное кольцо, перекличка заглавия, первой и последней строк: ключевое - и двусмысленное - слово "благодарность" оказывается в сильной позиции 9 . 
 
Словесная ирония нужна не только в царстве смеха - юмористических, сатирических произведениях, это гибкий инструмент, используемый во всех видах и жанрах литературы. 
 

Формы иронии

Прямая  ирония — способ принизить, придать отрицательный или смешной характер описываемому явлению.

Да ты – герой! (при оценке неблаговидного поступка);Эй ты, неутомимый труженик, иди-ка сюда! (по отношению к лежебоке, отлынивающему от работы) и т.п

«Старик, имея много дел, в иные книги не глядел» (а все дела его - « лет сорок с ключницей бранился,  в окно смотрел да  мух давил»).

Антиирония противоположна прямой иронии и позволяет представить объект антииронии недооценённым.

Самоирония — ирония, направленная на собственную персону.  
Пример: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!

Вы – умы, а мы

Где уж нам, дуракам, чай пить».– увы.

В самоиронии и  антииронии отрицательные высказывания могут подразумевать обратный (положительный) подтекст.

Сократова ирония — форма самоиронии, построенная таким образом, что объект, к которому она обращена, как бы самостоятельно приходит к закономерным логическим выводам и находит скрытый смысл иронического высказывания, следуя посылкам «не знающего истины» субъекта.  
 

  Распознание иронии доставляет удовольствие, поскольку  таким образом человек демонстрирует  свою способность к экстраполяции  и поднимается над обыденным  смыслом. П. Пави выделяет 3 типа иронии на сцене:

  1. Ирония персонажей. Используя средства  языка, персонажи способны прибегать  к вербальной иронии: они смеются  друг над другом, заявляют о  своем превосходстве над партнером  или ситуацией. Этот тип иронии  не обладает специфически драматическими  характеристиками, но хорошо адаптируется  к сценической интерпретации,  так как ситуация должна выявить  персонажи, впавшие в заблуждение,  или же жестом, интонацией, мимикой  опровергнуть очевидное послание, заключенное в тексте.

  2. Драматическая ирония. Драматическая  ирония часто связана с драматической  ситуацией. Зритель чувствует  иронию, когда воспринимает элементы  интриги, скрытые от персонажа  и не позволяющие последнему  действовать со знанием дела. Зритель всегда, но в различной  мере чувствует драматическую  иронию в той мере, в какой  кажущиеся независимыми и свободными  Я персонажей подчинены в действительности  центральному Я драматурга. Ирония  является в этом смысле в  высшей степени драматической  ситуацией, поскольку зритель  постоянно ощущает свое превосходство  по отношению к сценическому  действию. Включение внутренней  коммуникации – между персонажами  – в контекст внешней коммуникации - между сценой и залом – открывает возможность для любых комментариев на тему ситуации и протагонистов. Несмотря на наличие "четвертой стены", которая должна ограничивать вымысел от внешнего мира, драматург часто испытывает искушение обратиться непосредственно к публике-сообщнице, взывая к ее знанию идеологического кода и ее герменевтической деятельности с целью заставить понять истинный смысл ситуации. Ирония играет роль элемента остранения, разрушающего театральную иллюзию и призывающего аудиторию не воспринимать содержание пьесы буквально. Ирония указывает на то, что носители повествования (актер, драматург, автор) могут в конце концов всего лишь рассказывать небылицы. Она приглашает зрителя к осознанию необычности ситуации и призывает ничего не воспринимать в качестве расхожей монеты, предварительно не подвергнув критическому осмыслению. Театральному вымыслу словно предшествует пометка "использовать на свой страх и риск", он словно подвергается потенциальному ироничному суждению: вписывающаяся в текст ирония прочитывается более или менее ясно, но она опознается только через внешнее вмешательство зрителя и всегда сохраняет определенную двусмысленность (отрицание). Драматическая структура иногда строится в соответствии с оппозицией между основной интригой и второстепенной шутовской, находящимися в постоянном соперничестве. У более современных авторов, например, у Чехова, ирония организует структуру диалогов: она зиждется на непрерывном воспроизводстве подтекста, что делает возможным взаимоисключающие интерпретации.

  3. Трагическая ирония. Трагическая  ирония (или ирония судьбы) является  частным случаем драматической  иронии, когда герой полностью  заблуждается относительно своего  положения и находится на пути  к гибели, хотя ему самому кажется,  что выход может быть найден. Наиболее знаменитым примером  может служить история Эдипа, "ведущего следствие", в ходе  которого он открывает собственную  виновность. Но не персонаж, а  публика осознает двойственность  языка, моральных и политических  ценностей. Герой совершает ошибку  из-за избытка доверия, а также  ошибки в употреблении слов  и семантической двусмысленности  дискурса. Трагическая ирония может заключаться в том, чтобы показать, как в ходе драмы герой оказывается буквально пойманным на слове, которое оборачивается против него, принося горький опыт смысла, от понимания которого он упорно отказывался. Происходит то самое узнавание, о котором мы говорили выше. Заметим, что трагическая ирония может быть эксплицирована в тексте малой прозаической формы: так, Ч. Гликсберг (Ch. I. Glicksberg) в одной из глав книги "The ironic vision in modern literature" обращается к тексту рассказа Л. Толстого "Смерть Ивана Ильича"[Glicksberg 1969: 81-86]. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Used bibliography

1. .       Єфімова Л.П., Ясінецька О.А. – Стилістика англійської мови і дискурсивний аналіз. Учбово-методичний посібник. – Вінниця: НОВА КНИГА, 2004. – 240 с.
2. Жуковська В.В. – Основи теорії та практики стилістики англійської мови: Навчальний посібник. – Житомир Вид-во ЖДУ ім. І. Франка, 2010. – 240 с.
3. Кузнецова І.В. – Stylistics in Practice (Стилістика на практиці): Практикум. – 2-е вид., випр. і доп. – Житомир: Вид-во ЖДУ ім. І. Франка, 2007. – 132 с.
4. Інтернет ресурс – http://en.wikipedia.org/wiki/Irony
5. 1 Ломоносов М. В. Соч. - М., 1957. - С. 347.
6. Остолопов Н. Ф. Словарь древней и новой поэзии: В 3 ч. - СПб., 1821. - Ч. 2. - С. 37
7. Квятковский А. П. Поэтический словарь. - М., 1966. - С. 41.
8. Тимофеев Л. И. Теория литературы. - М., 1971. - С. 401.
9. Поэты "Сатирикона". - М.; Л., 1966. - С. 207.
10. Манн Ю. В. Сарказм // Литературный энциклопедический словарь. - М., 1987. - С. 369.
11. Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. - М., 1954. - Т. 4. - С. 514.