Русская инженерная школа ХIХ века

О высокой эффективности  советской системы подготовки кадров свидетельствуют и события, произошедшие после распада СССР. Это успехи на мировом рынке труда эмигрировавших в последние 10–15 лет из России и  стран СНГ ученых и высококвалифицированных  специалистов — воспитанников советской  системы образования. Так, по данным Российской академии наук, Комиссии по образованию Совета Европы и Фонда  науки, за последние десять лет в  зарубежных университетах, научно-исследовательских  организациях и компаниях трудоустроены  не менее 250–300 тыс. высокообразованных россиян. Другими словами, образовательная  и научная база, комплекс практических навыков и умений, уровень общей  культуры этих специалистов оказались  вполне достаточными для их востребованности и быстрой трудовой и социальной адаптации в таких странах с рыночной «экономикой знаний», как США, Канада и государства Западной Европы.

Хотя сегодня задачи, которые  ставились перед плановой «экономикой  знаний» в СССР, подвергаются справедливой критике, нельзя не отметить, что они  решались весьма эффективно. Более  того, поскольку львиная доля экономики  СССР была военной, инфраструктура науки  и образования почти целиком  ориентировалась на «экономику знаний». В этой связи весьма показателен  перечень мероприятий по повышению  качества преподавания математики и  точных наук в США. Этот перечень свидетельствует, что Америка сегодня только мечтает о структурах и механизмах федерального стимулирования процессов естественнонаучного образования, которые долгие годы успешно функционировали в системе математического образования СССР и частично продолжают работать в России вопреки сигналам, приходящим с федерального уровня.

Одна из основных причин инновационного спада в СССР к  середине 80-х годов — недооценка властными структурами стратегической роли массовых информационных технологий как инновационного катализатора промышленности, науки и образования. К началу 90-х этот катализатор в США  и странах Западной Европы инициировал  процессы структурной перестройки  триады и формирование крупных компаний, которые по таким показателям, как  контролируемая доля мирового рынка, годовой  оборот и численность персонала, фактически соответствовали уровню отрасли. В России же к моменту  перехода к новым экономическим  условиям аналогичные процессы только начинали разворачиваться и были весьма далеки от завершения.

Чужая «экономика знаний»

Фото: РИА Новости

После 1991 года приоритет  в экономической сфере России был отдан не формированию единой государственной научно-технической  и промышленной политики, а использованию  механизмов мирового рынка и национальных институтов развития для встраивания  отдельных предприятий и учреждений национальной промышленности, науки  и образования в мировую систему  разделения труда, сформированную лидерами рыночной «экономики знаний». В результате к настоящему времени наука, образование и промышленность России представляют собой не единый взаимоувязанный национальный комплекс, а являются множеством независимых друг от друга промышленных предприятий, научно-исследовательских институтов, учебных заведений, индивидуально встраивающихся в промышленную, научную и образовательную компоненты глобальной мировой инновационной системы.

Борьба за самостоятельное  выживание каждого отдельного коллектива породила интенсивный процесс «рассыпания» и «измельчения» конгломератов  отраслевых и академических институтов и включение их в самостоятельную  конкурентную схватку на мировом  рынке «сырых знаний», нередко с  элементами ценового демпинга и «проедания» научно-технических заделов и основных фондов времен СССР. Так, по данным Центра исследований и статистики науки, экспорт отечественных научных и проектных услуг, в том числе патентов и лицензий, осуществляется по заниженным примерно на 80% демпинговым ценам. «Экономика знаний» обычно отождествляется в России с куплей-продажей «сырых знаний», хотя доходы от их продажи, даже в развитых странах, были и остаются ничтожной долей в подушном ВВП, а экономически значимая в масштабах государства добавленная стоимость возникает не в процессе генерации новых знаний, а в процессе их применения крупными национальными компаниями в серийном и массовом производстве. Миллиарды долларов, затраченные Boeing и Airbus на генерацию знаний при разработке новых лайнеров, открывают для этих компаний рынки объемом в триллионы долларов. Встраивание же относительно небольших российских промышленных и научных предприятий в уже сформировавшуюся международную инновационную систему на основе купли-продажи «сырых знаний» неизбежно должно привести и уже приводит к реализации чужой «экономики знаний», когда основные результаты инновационной деятельности российских предприятий — прибыль от продажи массовых высокотехнологических продуктов и все нематериальные активы — оседают вне России.

Фото: ИТАР-ТАСС

Аналогичная ситуация и в  национальной отечественной системе  образования, где критерием успеха тоже остается конкурентоспособность  на мировом образовательном рынке, то есть гипотетическое встраивание  системы образования России в  глобальную мировую инновационную  систему, а не удовлетворение потребностей национальной промышленности и науки. За последние годы радикально уменьшено число учебных часов школьных программ, отводимых на математику и физику, Россия декретивно включена в Болонский процесс, невзирая на очевидные минусы и издержки, вместо традиционной формы школьного экзамена введен ЕГЭ и т. д. Ключевым элементом предлагаемой трансформации национальной системы образования России является переход от массовой подготовки специалистов широкого профиля, имеющих фундаментальную подготовку, способных самостоятельно и быстро специализироваться в любой требуемой области, к массовой подготовке специалистов узкого профиля, владеющих ограниченной суммой знаний и навыков. Переход к другой узкой области для такого специалиста, очевидно, связан с прохождением в образовательном учреждении новой «образовательной траектории». Чем «уже» траектория обучения, чем больше в ней «точек ветвления», тем чаще обращения к рыночной системе образования и, соответственно, тем больше ее выручка. Достаточно очевидно, что эта «траекторная» образовательная система существенно более затратна, принципиально менее эффективна для национальных промышленности и науки, чем традиционная советская образовательная система.

Однако наиболее разрушительно  для современной российской инновационной  деятельности практически полное вымывание  за последние 17 лет в массовом общественном сознании «культа знаний» в области  точных наук. Обладание фундаментальными знаниями, умение решать сложные научные и технические задачи уже не открывают, как во времена СССР, в современной России путь к государственному и общественному признанию, материальному благополучию, вхождению во властные структуры. В этих условиях карьера, ориентированная на успешную инновационную деятельность, требующая многолетнего, нелегкого, кропотливого труда по приобретению знаний и умений, в глазах подрастающего поколения будет очевидно проигрывать карьерам, нацеленным на быстрый успех без особых интеллектуальных усилий. Например, «фабрике звезд», рекламируемой как карьера, которая всего за два-три месяца может обеспечить молодому человеку и общественное признание, и материальное благополучие.