ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение

      Действующее законодательство исходит из принципа свободы договора, позволяющего сторонам самостоятельно принимать решения о необходимости заключения договора и включении в него различных условий. В качестве меры, обеспечивающей исполнение принятых на себя по договору обязательств, стороны могут оговорить условия по выплате неустойки и возмещению убытка, подлежащих выплате стороной, нарушившей договорные обязательства.

     При ведении хозяйственной деятельности экономические субъекты вступают в  разнообразные договорные отношения, приобретая многочисленные права и  обязанности по отношению  своим контрагентам. За неисполнение или ненадлежащее исполнение обязанностей, предусмотренных договором, к виновной стороне могут быть применены экономические санкции.

      Под неустойкой понимается определенная законом  или договором денежная сумма, которую должник обязан уплатить кредитору в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства (ст. 330 ГК РФ). Разновидностями неустойки являются пеня и штраф (сноска 1) за несоблюдение договоров, в том числе за просроченный платеж по договору или иное неисполнение или ненадлежащее исполнение договоров. 

     Под убытками понимаются расходы, которые  лицо, чье право нарушено, произвело  или должно будет произвести для  восстановления нарушенного права, утрата или повреждение его имущества (реальный ущерб), а также неполученные доходы, которые это лицо получило бы при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено (упущенная выгода) (п. 2 ст. 15 ГК РФ).

Глава 1. Нарушение договора как основание расторжения

1.1. Общие вопросы

    Решение вопроса о нарушении договора как основании расторжения является ключевым при определении правового  режима расторжения. Поэ тому данный вопрос будет изучен с максимальной тщательностью.

    Итак, согласно ст. 450 ГК основанием для расторжения договора может быть его нарушение. Что такое нарушение договора, нам представляется вполне очевидным. Под нарушением договора следует понимать такое действие или бездействие должника по договорному обязательству, которое противоречит условиям заключенного договора. При этом крайне важно отметить, что, как абсолютно справедливо отмечают современные российские цивилисты, при характеристике нарушения договора вряд ли стоит заострять внимание на противоправном характере поведения должника. Как заметил В.В. Витрянский, любое неисполнение или ненадлежащее исполнение договора является a priori нарушением норм права¹. Углубляться в вопрос о том, можно ли считать с теоретической точки зрения верным, что нарушение условий договора является нарушением норм права, нет никакого смысла, так как это направит нас на тупиковый путь схоластического анализа.

    Кроме того, крайне важно отметить, что  абсолютно неуместно вводить  в понятие нарушения договора такие факторы, как субъективная сторона, негативные последствия нарушения  и причинная связь. Данные факторы нужно рассматривать отдельно от понятия нарушения договора. Если действие или бездействие должника не причинили кредитору никаких убытков или возникшие убытки не находятся в достаточной причинной связи с нарушением, а равно если должник освобождается от ответственности по причине невиновности или форс-мажора, сам факт противоречия поведения должника условиям договора является достаточным, чтобы констатировать нарушение договора. Если бы средства защиты сводились только к мерам ответственности, таким как взыскание убытков или неустойки, то, возможно, не было бы оснований настаивать на сугубо объективно-формальном характере понятия нарушения договора. Но в арсенале доступных средств защиты у пострадавшего от нарушения договора кредитора имеются и иные инструменты, такие, например, как приостановление исполнения, иск об исполнении обязательства в натуре, расторжение договора. И возможность использования этих средств защиты напрямую не ставится в зависимость от виновности должника или причинения кредитору каких-либо убытков. Именно поэтому нарушение договора как общее для всех средств защиты (как являющихся, так и не являющихся мерами ответственности) основание носит исключительно формальный и объективный характер, не зависит ни от причин, вызвавших нарушение, ни от наличия каких-либо фактических негативных последствий. Безусловно, как будет показано ниже, в некоторых случаях невиновность должника или отсутствие убытков может повлиять на допустимость применения таких "неответственных" средств защиты, как, например, расторжение договора. Но это влияние носит достаточно ограниченный характер и не является обязательным. Применительно же к мерам гражданско-правовой ответственности такие факторы, как наличие вины или форс-мажора, негативных последствий нарушения в виде убытков и причинно-следственной связи, выступают в качестве дополнительных по отношению к базовому основанию - нарушению договора.

    В этой связи следует отвергнуть идею немецких цивилистов о виновности как  обязательном элементе нарушения договора и полностью согласиться с выводами ряда российских цивилистов о том, что применение к нарушению договора классической для нашего права концепции состава правонарушения, включая все его элементы (субъект, объект, субъективная и объективная сторона), не имеет под собой никаких реальных оснований². По такому же пути идет в целом, за некоторыми исключениями, и унификация договорного права³. Так, в комментариях к Принципам УНИДРУА говорится о том, что нарушение договора будет иметь место, независимо от того, освобождается должник от ответственности или нет⁴. Аналогичная позиция занимается и разработчиками Принципов европейского контрактного права⁵

    Более подробно останавливаться на характеристике понятия нарушения договора и  затрагивать ряд частных теоретических вопросов, связанных с раскрытием этого понятия, нам представляется излишним с учетом вполне конкретной темы настоящего исследования. Данный вопрос, безусловно, заслуживает отдельного анализа. Мы, со своей стороны, постараемся раскрыть только те аспекты понятия нарушения договора, которые прямо или косвенно затрагивают право кредитора расторгнуть договор.

    Кроме того, как будет далее показано и как прямо следует из буквы  действующего ГК (ст. 328 ГК), отдельным  основанием для применения ряда средств защиты, включая право на расторжение, является предвидимое нарушение договора, т.е. такая ситуация, когда еще до наступления срока исполнения становится очевидным, что должник нарушит договор (Anticipatory Breach).

1.2. Классификация нарушений

    Следует сразу отметить, что вопрос классификации  нарушений договора является достаточно актуальной темой за рубежом. В различных  странах устоялись и различные  подходы. В Германии на основании  старой редакции ГГУ традиционно  выделялись два вида нарушения договора (невозможность исполнения и просрочка исполнения), но практика выявила и третий случай нарушения - позитивное нарушение договора (т.е. выполнение условий договора с нарушениями его условий)⁶. От того, к какому виду относилось конкретное нарушение договора, зависело очень многое (в частности, перечень доступных кредитору средств защиты), что крайне усложняло защиту прав кредитора и приводило ко многим казусам, широко освещенным в немецкой правовой доктрине⁷. В связи с этим в последнее время трехчленное деление нарушений обязательства жестко критиковалось⁸, и в новой редакции ГГУ, вступившей в силу 1 января 2002 г. (Закон о модернизации обязательственного законодательства), нашла свое отражение уже единая концепция нарушения обязательства, устанавливающая в качестве основания для применения мер защиты нарушение договора и устраняющая деление нарушения на виды.

    В странах романской правовой семьи  изначально исходят из единой концепции  нарушения договора (франц. - inexecution du contrat), хотя в ряде случаев выделяется просрочка. В общем праве применяется также единая концепция нарушения договора (англ. - breach of contract)⁹. Из единой концепции нарушения договора исходят и Венская конвенция 1980 г. (ст. ст. 45 - 52, 61 - 65, 75 - 80 ВК), и Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА (ст. 7.1.1 Принципов УНИДРУА), и Принципы контрактного права ЕКП (ст. 8.101 Принципов ЕКП).

    Что касается России, то здесь и советское, и российское законодательство использовало деление нарушений на ненадлежащее исполнение и неисполнение. Традиционно считается, что ненадлежащее исполнение предполагает исполнение обязательства, но с нарушением определенных условий (о качестве, количестве, сроке и др.). Неисполнение же указывает на то, что должник вообще не приступает к исполнению. Казалось бы, данная классификация имеет под собой разумное основание, но уже в советской доктрине деление на неисполнение и ненадлежащее исполнение казалось некоторым исследователям искусственным. Так, О.А. Красавчиков писал, что "разграничение неисполнения и ненадлежащего исполнения не может быть, однако, проведено с абсолютной последовательностью" ¹⁰.

    Основания для таких сомнений были заложены законодателем, который, формулируя ст. ст. 191 и 221 ГК РСФСР, указывал, что возмещение убытков, причиненных ненадлежащим исполнением обязательства, или уплата неустойки, установленной за ненадлежащее исполнение, не освобождает должника от исполнения обязательства в натуре. Это были, пожалуй, единственные случаи, когда законодатель выделял особенным образом ненадлежащее исполнение, так как в остальном закон при упоминании нарушения договора использовал сочетание "неисполнение и ненадлежащее исполнение". Поэтому, с одной стороны, такую особенность нельзя было не заметить и не придавать ей смысла. Но с другой - говорить о том, что в случае неисполнения кредитор не мог требовать исполнения в натуре, никто и не думал, так как это противоречило бы общему началу советского гражданского права - принципу реального исполнения обязательств. Объяснялось все просто: в силу ГК односторонний отказ от исполнения был запрещен и поэтому не имел правового значения, а любая просрочка считалась видом ненадлежащего исполнения. По сути, как отмечается в современной литературе, в советский период данное деление нарушений на два вида не имело практического значения¹¹.

    В современных условиях, с учетом наличия  в Гражданском кодексе РФ: 1) ст. 396, которая, в отличие от предыдущих кодификаций, прямо разграничивает последствия нарушения договора в виде ненадлежащего исполнения и неисполнения, 2) ст. 381, которая предусматривает право кредитора воспользоваться задатком как способом защиты своих прав только в случае неисполнения договора, а равно 3) ст. 405, которая вводит институт просрочки как основания для одностороннего отказа от принятия исполнения, - игнорировать проблему классификации нарушений не представляется возможным.

1.3. Понятия неисполнения и ненадлежащего исполнения

    При закреплении в советском, а впоследствии и российском праве дихотомии "неисполнение" - "ненадлежащее исполнение", по всей видимости, имелось в виду понимание неисполнения и ненадлежащего исполнения как явлений, зависящих от степени исполнения обязательства должником. Мы не имеем в целом ничего против того, чтобы делить нарушения на неисполнение и на исполнение с рядом нарушений (например, условий по качеству товара). Более того, такое деление нарушений обязанностей (трудовых, должностных, налоговых и т.д.) традиционно из раза в раз законодатель включает в абсолютно различные по сфере своего действия законы (например, ст. 34 Федерального закона "О почтовой связи", ст. 20 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций", ст. 3 Федерального закона "Об ипотеке", ст. 7 Федерального закона "О рынке ценных бумаг", ст. 14 Федерального закона "Об основах государственной службы Российской Федерации" и др.). И нет никаких оснований сомневаться в традиционном понимании данной дихотомии. Но везде в указанных законах неисполнение и ненадлежащее исполнение упоминаются в связке, характеризуя единое явление - нарушение обязанности. Можно было бы считать, что законодатель в принципе исходит из единого подхода к нарушениям, используя универсальную формулу "неисполнение - ненадлежащее исполнение" для характеристики единого понятия нарушения обязательства. Данный подход не вызывал бы вопросов, даже несмотря на некоторую искусственность такого деления, которая очевидна, если принять во внимание, что ни в одном из названных законов не прослеживаются правовые последствия этой дихотомии. Но такой подход вряд ли возможен. Поясним.

    Действительно, если проанализировать текст ГК РФ, становится очевидным, что в подавляющем  большинстве случаев законодатель, указывая на нарушение договора, повторяет  формулу: "... в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения..." (п. 2 ст. 330, п. 2 ст. 363, п. 1 ст. 393, п. 1 ст. 400, ст. 402, ст. 403 ГК РФ и др.). С другой стороны, в ряде случаев, говоря только о неисполнении, законодатель, очевидно, имеет в виду как собственно неисполнение, так и ненадлежащее исполнение (например, п. 2 ст. 146, п. 3 ст. 559 ГК РФ и др.), т.е. расширяет значение термина "неисполнение". В других случаях указывается на неисполнение, потому что нарушение данного обязательства в форме ненадлежащего исполнения вряд ли возможно, например, в случае обязанности передать вещи свободными от прав или обязанности предупредить о правах третьих лиц (п. 1 ст. 460, ст. 613, ст. 694). Все эти случаи в целом не вызывают споров и укладываются в рамки принятых представлений о видах нарушений.