Как подчеркивалось выше, категорией
принципиального значения в обязательственных
отношениях, регулируемых МЧП, выступает
автономия воли сторон, поэтому
они, заключая сделку, могут сами
избрать применимое к договору право.
Закон, избранный сторонами гражданского
правоотношения. В силу принципа
автономии воли стороны могут
свободно избрать применимое
к их обязательственным отношениям
право (lex voluntatis).
Между грузинской и российской
авиакомпаниями был заключен договор
аренды. В соответствии с условиями договора
российская сторона обязалась предоставить
грузинской стороне в аренду вертолеты.
Арендная плата должна была перечисляться
ежеквартально. Стороны также включили
в договор пункт о том, что вопросы, не
урегулированные договором, регулируются
нормами гражданского законодательства
Российской Федерации. В результате того,
что в ходе исполнения договора образовалась
задолженность на стороне грузинского
предприятия, российская авиакомпания
обратилась в арбитражный суд с иском
к грузинской авиакомпании о ее взыскании.
Свои требования истец обосновывал ссылками
на материальное право Российской Федерации.
Ответчик же настаивал на том, что применимым
правом должно быть законодательство
Грузии, поскольку исполнение договора
имело место на территории Грузии.
При разрешении данного спора
арбитражный суд исходил из
того, что данный спор является
спором, вытекающим из внешнеэкономической
сделки, поскольку ее участниками
являются юридические лица, находящиеся
в разных государствах; стороны свободны
в выборе права, применимого к обязательствам
сторон по сделке, что закреплено в ч. 1
ст. 166 Основ гражданского законодательства
1991 г. и ст. 566 ГК РСФСР 1964 г.; включение в
контракт условия о применимом праве означает,
что стороны принимают на себя обязательство
руководствоваться в своих отношениях
нормами данного права.
Учитывая изложенное, арбитражный
суд применил гражданское законодательство
Российской Федерации как право,
выбранное сторонами при заключении
контракта.
Возможность свободного выбора
закона, подлежащего применению, на
основе автономии воли сторон,
предусматривается и в международных
соглашениях. Так, согласно ст.
11 (е) Соглашения о порядке разрешения
споров, связанных с осуществлением
хозяйственной деятельности, 1992 г., заключенного
странами СНГ (Киев), отношения, вытекающие
из сделки (внешнеэкономической сделки),
регулируются избранным сторонами правом,
применимым к существу спора.
Между российским и белорусским
предприятиями в Москве был заключен договор
поставки. В дополнительном соглашении
к договору стороны установили, что споры
по этому договору разрешаются в порядке,
установленном действующим законодательством
Республики Беларусь и законодательством
ответчика. В качестве органа, разрешающего
спор, избран российский арбитражный суд.
Поскольку данный договор поставки
относится к внешнеэкономическим
сделкам, ибо он заключен между
сторонами, предприятия которых
находятся в разных государствах,
допустимо согласование между сторонами
в контракте применимого к их отношениям
права (принцип автономии воли сторон).
Арбитражный суд признал, что стороны
имели право сделать это на основании
принципа автономии воли, закрепленного
в п. «е» ст. 11 Соглашения о порядке разрешения
споров, связанных с осуществлением хозяйственной
деятельности.
В литературе по международному
частному праву прежних лет,
особенно в курсах и учебниках,
категория lex voluntatis рассматривалась
в ряду и в связи с коллизионными
принципами. Однако проведенные
специальные исследования свидетельствуют
в пользу верности взгляда тех представителей
науки, которые считают автономию воли
сторон специфичным, самостоятельным
институтом МЧП, и, следовательно, необходимости
выведения за рамки коллизионных принципов
его производной— закона, избранного
сторонами сделки. Именно поэтому категория
lex voluntatis рассматривается в настоящем
учебнике обособленно от совокупности
типичных формул прикрепления.
Нет нужды подчеркивать, что свободный
выбор сторонами применимого
к их отношениям права предусматривается
в законодательных и иных правовых нормах
различных стран только применительно
к сделкам, носящим международный характер.
К внутрихозяйственным сделкам и договорам,
оформляющим их, избрание сторонами применимого
права невозможно ab initio, так как в подобных
ситуациях нет коллизии права и вследствие
этого единственным регулятором будет
выступать национальное (отечественное)
право данного государства.
Если исходить из правовой
природы соглашения о выборе права
и теоретической основы института автономии
воли, то необходимо заключить, что свобода
выбора права не должна быть ограничена.
Вместе с тем правовые системы многих
стран практикуют иное. Одни, в частности
французская судебная практика и другие
последовавшие за ней системы, «локализуют»
договор посредством выдвижения объективных
факторов, которые как бы «привязывают»
его к определенному месту — месту заключения
договора, исполнения, нахождения внешнего
его предмета (вещи) и т.д., обосновывая
тем самым применение именно этого правопорядка;
другие (США, Великобритания) также с помощью
наличия определенных признаков в конкретном
фактическом составе отношения ограничивают
свободу автономии воли сторон путем отыскания
«собственного права договора» (proper law
of the contract). Так, в ст. 1-105 Единообразного
торгового кодекса США говорится, что
«за изъятиями, установленными настоящей
статьей, стороны вправе в случаях, когда
сделка имеет разумную связь как с данным,
так и с другим штатом или государством,
договориться о том, что их права и обязанности
будут определяться по праву либо данного,
либо другого штата или государства; при
отсутствии такого соглашения настоящий
закон применяется к сделкам, имеющим
надлежащую связь с данным штатом». Ограничителем
автономии воли сторон в данной ситуации
выступает, как видно, «разумная связь»
с тем или иным штатом или государством.
В судебной практике англо-американских
стран в тех случаях, когда
воля сторон не выражена или
выражена недостаточно однозначно,
имеет место обсуждение вопроса
о «гипотетической воле сторон», с помощью
которой может быть определено применимое
право. В этом плане действующее российское
право и предлагаемые решения проектов,
готовящихся в рассматриваемой области
актов, не допускают гипотетическую волю.
Воля сторон должна быть выражена прямо
или со всей очевидностью вытекать из
обстоятельств дела или условий договора,
рассматриваемых в совокупности (см., например,
§ 13 Регламента Международного коммерческого
арбитражного суда при ТПП РФ, ст. 1254 проекта
третьей части ГК РФ). Аналогичны предписания
швейцарского Закона о международном
частном праве: «Выбор права должен быть
определенным или вытекать из договора
или обстоятельств» (п. 2ст. 116).
Наряду с этим закон, избранный
сторонами, также не будет применяться,
если его применение противоречит
«общественным нравам», морали, «добрым
нравам», «публичному порядку», «основам
правопорядка» и т.д., т.е. так
называемая оговорка о публичном
порядке служит объективным ограничителем
автономии воли и выбора сторонами применимого
права. Кроме того, пределы действия legis
voluntatis обычно сужают и императивные нормы
национального права. В частности, в ГК
МНР установлено, что форма сделки подчиняется
закону места ее совершения. Сделки же
по поводу недвижимости, расположенной
на территории Монголии, в том числе и
в вопросах формы, должны подчиняться
монгольскому праву. В равной мере если
в российском праве существует требование
о том, что форма сделок, заключаемых российскими
гражданами и юридическими лицами, определяется
правом Российской Федерации, то совершение
сделки за границей, даже если стороны
и избрали в качестве применимого к их
отношениям права иностранный закон, не
освобождает российское юридическое лицо
или российского гражданина от подчинения
вышеуказанной норме, поскольку она носит
императивный характер. В этой части свобода
сторон избрать соответствующий закон
будет необходимо квалифицироваться как
ограниченная. Помимо этого, закон, избранный
сторонами, не может регулировать вопросы
их личного статуса (право- и дееспособности,
правосубъектности юридических лиц, личных
неимущественных прав и проч.). В этом также
усматривается известное ограничение
воли сторон. Резюмируя сказанное, нужно
констатировать, что lex voluntatis регулирует
существо договорных отношений (является
lex causae).
В большинстве случаев он также
не действует и в отношении
акцессорных обязательств, связанных
с основными или вытекающих
из них и являющихся, быть может,
очень важными для реализации и юридических
последствий главного обязательства.
В частности, во внешнеэкономических сделках
огромное значение имеет такое средство
обеспечения обязательства, как поручительство
или банковская гарантия. Несмотря на
то, что применительно к договору в целом
стороны, допустим, предусмотрели в результате
собственного выбора применимое право,
оно может не использоваться для поручительства
или гарантии, так как в такого рода отношениях
природа обязательств имманентно связана
с личностью субъекта — поручителя или
гаранта, что обусловливает целесообразность
подчинения их его личному закону.
Однако случается, что некоторые
национально-правовые акты решают
перечисленные вопросы по-иному.
Так, необычно в этом отношении
регулирование, заключенное в
Указе Президиума ВНР № 13 о международном
частном праве 1979 г. Допуская неограниченный
выбор права сторонами, его ст. 30 (1) гласит:
«Закон договора распространяется на
все элементы обязательственного правоотношения,
в частности на заключение договора, его
действительность с точки зрения формы
и содержания, юридические последствия,
предусмотренные обязательственным правом,
и, если соглашением между сторонами или
настоящим указом не установлено иное,
— на обязательства, обеспечивающие договор
(залог, поручительство и т. д.), а также
любой зачет требований, уступку требований
и перевод долга в связи с договором».
В практике последних лет все
большее распространение в определении
применимого к договору права
получают привязки, основанные на
«разумности» и «тесной связанности»
данного отношения с соответствующим
правопорядком. Например, § 10 чешского
Закона о международном частном праве
и процессе указывает: «Если участники
правоотношения не изберут определяющее
право, их обязательственные отношения
регулируются правопорядком, применение
которого отвечает разумному урегулированию
данного отношения». Этот коллизионный
принцип находит все большее применение
и в международных договорах. Так, в Межамериканской
конвенции о праве, применимом к международным
контрактам, 1994 г. привязка к праву государства,
с которым договор имеет наиболее тесную
связь, введен в Конвенцию как преимущественный
критерий. При определении искомого правопорядка,
согласно Конвенции, принимаются во внимание
любые объективные и субъективные элементы
контракта.
Данная формула отыскания применимого
к договору права никогда не
использовалась ни в законодательстве,
ни в судебно-арбитражной практике
России. Тем не менее она может
войти в правопорядок Российской
Федерации, поскольку проектом
третьей части ГК РФ создаются предпосылки
для ее действия. Его ст. 1255, содержащая
широкий перечень коллизионных привязок,
устанавливает, что при отсутствии выбора
сторонами надлежащего права в случаях,
если речь идет о договорах, не поименованных
в рассматриваемой статье, необходимо
применить право страны, где учреждена,
имеет место жительства или основное место
деятельности сторона, которая осуществляет
исполнение, имеющее решающее значение
для содержания такого договора (lex venditoris
в широком смысле). При невозможности определить
подобное исполнение применяется право
страны, с которой договор наиболее тесно
связан.
Право, применимое к содержанию
сделки. В сделках международного
характера, в том числе и
внешнеэкономических, существенна
роль, которую играет автономия воли
сторон, на основе чего и избирается применимое
к договору право. Закрепление этого принципа
в нашем законодательстве прошло определенные
этапы. Первоначально практика внешнеторгового
арбитража (ВТАК) фактически следовала
ему в течение десятилетий, так как вопрос
о том, праву какого государства стороны
намерены были подчинить свои договорные
отношения, выступал исходной позицией.
В дальнейшем он был зафиксирован в Основах
гражданского законодательства 1961 г.,
по формулировке которых «права и обязанности
сторон по внешнеторговой сделке определяются
по законам места совершения сделки, если
иное не установлено соглашением сторон»
(ст. 126). Принцип автономии воли сторон
как будто «прятался» в диспозитивном
характере данной нормы, однако, как бы
там ни было, получил свое легальное закрепление.
Развернутые формулировки рассматриваемая
категория МЧП приобрела в Основах гражданского
законодательства 1991 г. Еще более широкая
сфера действия отведена ей в проекте
раздела VII третьей части ГК РФ. Конкретизация
сопутствующих выбору права обстоятельств
и последствий завершается важным правилом,
которого никогда не было ранее: «Стороны
могут избрать подлежащее применению
право как для договора в целом, так и для
отдельных его частей» (ст. 1254).
«Решающее» право может быть выбрано
как при заключении договора, так и в любой
момент после этого путем достижения согласия.
Если же все-таки соглашение сторон о подлежащем
применению праве отсутствует, действующее
коллизионное право Российской Федерации
располагает достаточным перечнем привязок,
позволяющим отыскать необходимый правопорядок.
В этом плане важно подчеркнуть, что определение
применимого права осуществляется не
на основе оторванных от предмета абстрактных
формул, а исходя из таких принципов, которые
учитывают особенности именно регулируемого
вида общественных отношений, реальную
связь между объектом регулирования и
соответствующим правопорядком и тем
самым позволяют избрать оптимально подходящие
нормы.
Одной из таких коллизионных
привязок является закон страны
продавца — lex venditoris. Применительно к собственно
договорам международной купли-продажи
товаров закон страны продавца означает,
что при отсутствии соглашения между сторонами
определяющим считается право страны,
где учреждена, имеет место жительства
или основное место деятельности сторона,
являющаяся продавцом. Например, арбитражный
суд РФ при разрешении споров, вытекающих
из внешнеэкономических сделок, применяет
право страны продавца на основе коллизионных
норм, содержащихся в международном договоре
или национальном законе.