Александр I и Наполион

В Испании у Наполеона  было 100 тысяч человек. Он приказал, чтобы еще 150 тысяч в спешном  порядке вторглись в Испанию. Крестьянское восстание разгоралось  с каждым месяцем. Испанское слово "гверилья", "маленькая война", неправильно передавало смысл происходящего. Эта война с крестьянами и ремесленниками, с пастухами овечьих стад и погонщиками мулов беспокоила императора гораздо сильнее, чем другие большие кампании.

После рабски смирившейся  Пруссии испанское яростное сопротивление  казалось особенно странным и неожиданным. И все-таки Наполеон даже и не подозревал, до чего дойдет этот испанский пожар. На генерала Бонапарта это еще  могло бы повлиять отчасти отрезвляющим образом, но на императора Наполеона, победителя Европы, "бунт нищих оборванцев" уж повлиять не мог.

Не уверенный в  помощи Александра и почти убежденный, что Австрия выступит против него. Наполеон поздней осенью 1808 г. помчался в Испанию.

Франция и Россия связаны замечательно непростой историей политических и культурных взаимоотношений. Война с Наполеоном была главным событием русской истории XIX века. Но у нее был странный результат. В России усилился культ Наполеона, а традиционная любовь к французской культуре возросла безмерно. Повсеместно господствовал стиль ампир с его русским вариантом. Русский император заказывал для своего кабинета большую картину «Парад старой гвардии», а в составе русской гвардии была создана часть, носившая униформу, сознательно повторявшую форму наполеоновских воинов.

Республиканские идеи, вдохновившие русских дворян на восстание  декабристов, тоже были привезены из императорской Франции.

Внутренняя симпатия существовала, несмотря на объективные  политические и социальные противоречия.

Художественный стиль  ампир означал бы «стиль Наполеона», если бы он не стал международным и  не вышел за рамки эпохи. Идеология  наполеоновской Империи создала  некий искусственный Ренессанс, который возрождал не античный дух, но символику и знаки римского военизированного мира — орлов, доспехи, ликторские связки, жертвенные треножники — и присущую римской эстетике торжественную строгость. Этот стиль, созданный «под Наполеона», стал важным вкладом в историю культуры, не менее важным, чем военные походы с их яркими победами и мрачными поражениями. Стиль пережил Наполеона и прижился во многих странах мира, но особенно и очень красиво в другой империи — в России. То, что называют русским ампиром — часть международного явления. Однако в России «имперский» стиль не только преобразился формой, но и нашел новые исторические истоки и ключевые символы — прошлое Руси с ее шлемами и кольчугами, с образом-идеалом средневекового витязя.

Показанные рядом  произведения французского и русского прикладного искусства начала XIX века подтверждают мировой характер стиля, созданного Францией, превратившей Республику обратно в монархию, ориентируясь на идеалы и стилистику Древнего мира. Россия ввозила блестящие памятники  французского мастерства. Французские  художники создавали эскизы для  русских фабрик. Оригинальные произведения русских мастерских не уступали привозным  и были насыщены собственной идеологической программой. Все это может показать Россия и ее музей — Эрмитаж. Но он демонстрирует еще и предметы с более сильным французским  акцентом. Благодаря стечению обстоятельств, личным симпатиям и династическим  бракам, в России оказались многие наполеоновские вещи, хранившиеся в  семье Богарне: от сабли, которая была с Наполеоном при Маренго, до сервиза.

Однако за рассказом  об искусстве скрывается очень близкая  русской истории тема. Золоченые  герои французского и русского производства стоят рядом как братья, подобно  Александру Павловичу и Наполеону  на плоту в Тильзите. Тема «Александр и Наполеон» любима не только историками, но и всеми, кто в России размышляет об отечественной истории. Драматический  разрыв с Францией после убийства Павла, унизительный разгром при  Аустерлице, обрадовавшее всех примирение, умело использованное в политических целях России. Вероломное превентивное нападение, потеря Москвы и страшное унижение всеевропейских победителей, закончившееся взятием русскими войсками Парижа, который был поражен благородством императора-победителя. Это — красивая сага.

Для Эрмитажа существует еще один аспект этой истории. Имя  ему Виван Денон. Замечательный художник, один из организаторов научной египетской экспедиции Наполеона, создатель Лувра, отец «египтомании», масон и мистик, служивший в молодости при русском Дворе. В России хранятся подаренный им египетский папирус и роскошная книга его восточных гравюр. Говорят, что в период дружбы Александра и Наполеона он помогал покупать картины для Эрмитажа, в том числе, якобы, — «Лютниста» Караваджо. Александр наградил его орденом Святой Анны в благодарность за присланные в Петербург предметы искусства. Будучи директором Лувра, он безуспешно пытался купить у императрицы Жозефины часть ее художественной коллекции. Дочь Жозефины продала картины и скульптуры Александру, в Эрмитаж. Русский император, в свою очередь, защищал право Франции сохранить сокровища, собранные Деноном по всей Европе.

Наши культурные взаимодействия полны увлекательных  эпизодов, многие из которых зримо  и незримо стоят за удивительно  красивыми вещами, объединенными  «под знаком двух орлов» — российского  и французского.

Бухарестский мирный договор имел большое значение. Он был заключен за месяц до нападения  Наполеона на Россию и расстроил  его надежды на помощь турецкой армии. Договор позволил русскому командованию сосредоточить все силы на отражении  наполеоновской агрессии. Успехи русского оружия и заключение Бухарестского  договора привели к ослаблению политического, экономического и религиозного ига  Османской империи над христианскими  народами Балканского полуострова. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Причины расторжения  дружбы, их интересы общие и противоречия 

После Эрфурта Александр  вернулся в Петербург еще с  намерением поддерживать франко-русский  союз и не выходить из фарватера  наполеоновской политики, по крайней  мере в ближайшем будущем. Когда будет написана научная и детальная социально-экономическая и политическая история России начала XIX в., тогда, вероятно, будущий исследователь много внимания уделит и очень много страниц посвятит этим любопытным годам от Эрфурта до нашествия Наполеона в 1812 г В эти четыре года мы видим сложную борьбу враждебных социальных сил и течений, определивших историческую закономерность как появления фигуры Сперанского, так и его крушения.

По-видимому, вопрос о введении некоторых реформ в  управление Российской империи выдвигался достаточно настойчиво условиями того времени. Толчков, способствовавших созданию необходимости реформы, было достаточно: Аустерлиц, Фридланд, Тильзит. Но, с другой стороны, страшные поражения в двух больших войнах, которые велись Россией в 1805-1807 гг. против Наполеона, окончились, что бы там ни говорилось о тильзитском позоре, сравнительно выгодным союзом со всемирным завоевателем и затем в скором времени приобретением огромной Финляндии. Значит, причин для очень глубоких, коренных реформ, даже хотя бы для таких, какие после иенского разгрома наметились для Пруссии, русский царь не усматривал. Тут и пришелся необыкновенно кстати ко двору Сперанский. Умный, ловкий и осторожный разночинец вернулся из Эрфурта, куда он ездил в свите Александра, в полном восторге от Наполеона. Крепостного права Сперанский никак, даже отдаленно, не трогал - напротив, убедительно доказывал, что оно совсем не рабство. Православной церкви тоже никак не трогал,- напротив, говорил ей много комплиментов при всяком удобном случае. На какое-либо ограничение самодержавия он и подавно не только не посягал, но, наоборот, в царском абсолютизме видел главный рычаг затеянных им преобразований. А преобразования эти как раз и были предназначены для того, чтобы обратить рыхлую полувосточную деспотию, вотчину семьи Гольштейн-Готторпов, присвоивших себе боярскую фамилию вымерших Романовых, в современное европейское государство с правильно действующей бюрократией, с системой формальной законности, с организованным контролем над финансами и администрацией, образованным и деловым личным составом чиновничества, с превращением губернаторов из сатрапов в префектов, словом, он желал насадить на русской почве те же порядки, которые, по его представлению, превратили Францию в первую страну в мире. Сама по себе эта программа ничуть не противоречила мыслям, чувствам, желаниям Александра, и царь несколько лет подряд поддерживал своего любимца. Но и Александр и Сперанский рассчитали без хозяина. Родовитая знать и руководимый ею среднедворянский слой учуяли врага, сколько бы он ни прикрывался умеренностью и благонамеренностью. Они поняли инстинктом, что Сперанский стремится феодально-абсолютистское государство сделать буржуазно-абсолютистским и создать формы, которые по существу несовместимы с существовавшим в России феодально-крепостным укладом и дворянским строем политического и общественного быта. [ ]

Дружной фалангой пошли  они против Сперанского. Не случайно, а органически реформаторская работа Сперанского связывалась в их глазах с приверженностью руководящего министра к франко-русскому союзу, к  дружбе с военным диктатором Франции  и Европы; не случайно, а органически в умах русской знати ассоциировались попович, который вводит экзамены для чиновников и хочет вытеснить дворянство из государственной машины, чтобы передать эту машину разночинцам, кутейникам и купцам, и французский завоеватель, который разоряет это же русское дворянство континентальной блокадой и к которому на поклон ездил в Эрфуртскую орду царь со своим фаворитом. Какова была твердая линия придворно-дворянской оппозиции в Петербурге и Москве в 1808- 1812 гг., и эта оппозиция направлялась одинаково резко и против внутренней и против внешней политики царя и его министра.

Уже это обстоятельство лишало франко-русский союз должной  прочности. В русских аристократических  салонах порицали отнятие Финляндии  у Швеции, потому что это было сделано по желанию Наполеона, и  не хотели даже получить Галицию, если для этого требовалось помогать в 1809 г. ненавистному Бонапарту против Австрии. Всячески старались показать холодность французскому послу в  Петербурге Коленкуру, и чем ласковее и сердечнее был с ним царь, тем демонстративнее обнаруживали свою неприязнь аристократические круги, как нового Петербурга, так и особенно старой Москвы.

Но с конца 1810 г. Александр перестал противиться  этому побеждающему течению. Во-первых, тильзитские речи Наполеона о распространении русского влияния на Востоке, в Турции, оказывались только словами, и это разочаровывало Александра; во-вторых. Наполеон все не выводил войска из Пруссии и, главное, вел какую-то игру с поляками, не покидая мысли о восстановлении Польши, что грозило целости русских границ и отторжением Литвы; в-третьих, протесты и неудовольствие Наполеона по поводу неисполнения в точности условий континентальной блокады принимали очень оскорбительные формы; в-четвертых, произвольные аннексии одним росчерком пера целых государств, практикуемые Наполеоном так охотно в 1810- 1811 гг., беспокоили и раздражали Александра. Непомерное могущество Наполеона само по себе висело вечной угрозой над его вассалами, а на Александра после Тильзита смотрели (и он это знал) как на простого вассала Наполеона. Иронизировали над маленькими подачками, которые Наполеон давал Александру и в 1807 г., подарив ему прусский Белосток, и в 1809 г., подарив царю один австрийский округ на восточной (галицийской) границе; говорили, что Наполеон так обращается с Александром, как прежние русские цари со своими холопами, жалуя им в награду за службу столько-то душ.

Когда не удалась  женитьба Наполеона на великой княжне Анне Павловне, то во всей Европе впервые  стали говорить о приближающейся резкой размолвке между обоими императорами. Женитьба Наполеона на дочери австрийского императора истолковывалась как  замена франко-русского союза франко-австрийским.

Есть точные указания, что впервые не только размышлять вслух о войне с Россией, но и серьезно изучать этот вопрос Наполеон начал с января 1811 г., когда ознакомился  с новым русским таможенным тарифом. Этот тариф очень повышал пошлины  на ввоз в Россию вин, шелковых и  бархатных материй и других предметов  роскоши, т. е. как раз тех товаров, которые являлись главными предметами французского импорта в Россию. Наполеон протестовал против этого тарифа; ему ответили, что плачевное состояние  русских финансов вынуждает к  подобной мере. Тариф остался. Жалобы на слишком легкий пропуск в Россию колониальных товаров на мнимонейтральных, а на самом деле английских судах все учащались. Наполеон был уверен, что русские тайком выпускают английские товары и что из России эти товары широко распространяются в Германии, Австрии, Польше и, таким образом, блокада Англии сводится к нулю. [ ]

Александр тоже думал  о неизбежности войны, искал союзников, вел переговоры с Бернадоттом, прежде наполеоновским маршалом, теперь наследным принцем шведским и врагом Наполеона. 15 августа 1811 г. на торжественном приеме дипломатического корпуса, прибывшего поздравить Наполеона с именинами, император, остановившись около русского посла князя Куракина, обратился к нему с гневной речью, имевшей угрожающий смысл. Он обвинял Александра в неверности союзу, в неприязненных действиях. На что надеется ваш государь? - спросил он угрожающе. Наполеон предложил затем Куракину немедленно подписать соглашение, которое улаживало бы все недоразумения между Россией и Французской империей. Куракин, оробевший и взволнованный, заявил, что у него нет полномочий для такого акта. Нет полномочий? - крикнул Наполеон.- Так потребуйте себе полномочий!.. Я не хочу войны, я не хочу восстановить Польшу, но вы сами хотите присоединения к России герцогства Варшавского и Данцига... Пока секретные намерения вашего двора не станут открытыми, я не перестану увеличивать армию, стоящую в Германии! Оправданий и объяснений Куракина, отвергавшего все эти обвинения, император не слушал, а говорил и повторял на все лады свои мысли.

После этой сцены  уже никто в Европе не сомневался в близкой войне. Наполеон постепенно превращал всю вассальную Германию в обширный плацдарм для будущего нашествия. Одновременно он решил принудить  к военному союзу с собой как  Пруссию, так и Австрию - две державы  на континенте, которые еще числились  самостоятельными, хотя фактически Пруссия  была в полном политическом рабстве  у Наполеона. Этот военный союз должен был непосредственно предшествовать нападению на Россию.