Быт и обычаи дворянства второй половины 18 века

    Дифференциация  быта четко обозначалась и среди  дворянства. Во второй половине XVIII в. усилилась тяга к роскоши, изысканному столу, неизвестным ранее наслаждениям и развлечениям. Возможность удовлетворить их была различной у такого богача, как Н. П. Шереметев, владевшего в конце столетия 198 785 крепостными обоего пола, и у безвестного помещика, довольствовавшегося где-либо в глухомани 10—15 душами. Богатые помещики разъезжали в дорогих каретах, одевались в мундиры и фраки, сшитые самыми модными портными, употребляли изысканные блюда и напитки, доставленные из-за границы, их прихоти мгновенно готовы были удовлетворять слуги, облаченные в роскошные ливреи. Содержание дворни, достигавшей 300—500 человек, являлось одной из самых значительных статей расхода. Каждое из многочисленных блюд готовил отдельный повар, знатный барин имел своего парикмахера, портных, башмачников и др.

    Во  второй половине XVIII в. модной стала роговая музыка. Оркестр состоял из 40—60 музыкантов, каждый из которых извлекал из своего инструмента единственную ноту. Столь же модным считалось иметь в усадьбе свой театр. Под Москвой существовало несколько усадеб, принадлежавших баснословно богатым вельможам, например усадьбы в Архангельском, Кускове, Останкине, Нескучном саду и др.

    Вельможа  лето проводил в окружении семьи  на лоне природы в усадьбе. День барина начинался распоряжениями дворецкому, старостам, приказчику. Остальное время  он проводил на охоте, рыбной ловле, принимая гостей, выезжая в гости и т. д.

    Зимние  месяцы обеспеченный барин проводил в столицах — в Москве или Петербурге. С наступлением санного пути туда двигался огромный обоз, нагруженный  всякой снедью. Месяцы пребывания в столице представляли сплошной праздник. Устраивались балы, званые обеды, маскарады, из-за стола с карточной игрой вставали, только чтобы пообедать и отдохнуть. Держать шутов и дураков считалось теперь дурным тоном, приличным почитали развлекаться в театрах, которых в Москве в конце века существовало 15, из них 14 частных. По четвергам приезжали в Благородное собрание, куда одни вывозили в свет невест, а другие подыскивали выгодные партии для сыновей.

    Выше  речь шла о богатых дворянах. Таких  было немного. Три пятых помещиков  владели менее чем 20 крепостными, и их хоромы мало чем отличались от крестьянской избы, а все убранство  составляли сколоченные из досок  лавки и стол. Такой дворянин разъезжал  в сооруженной доморощенными  мастерами колымаге, употреблял незамысловатую, но обильную пищу, у него не было возможности  следить за модой и в соответствии с ее веяниями менять гардероб.

    Столь же разительно отличалось воспитание и образование: если представители  дворянской элиты держали гувернеров и гувернанток, нанимали учителей, то мелкопоместный дворянин обучал детей  грамоте силами своей семьи или  привлекал для этой цели священнослужителей и отставных солдат. Вслед за домашним образованием богатый барин пристраивал  детей в частный пансион, а  затем — в учебное заведение  в столице, в то время как образование  мелкопоместного дворянина ограничивалось чаще всего главным училищем губернского города.

    На  уклад жизни дворян оказывало  влияние и происходившее во второй половине XVIII в. расширение их привилегий. При Петре Великом дворяне проводили время либо в казармах, либо в канцеляриях гражданских учреждений. В усадьбах они появлялись наездом. Постоянными жителями деревни были либо увечные, либо старики. Положение изменилось после опубликования Манифеста о вольности дворянской, проведения областной реформы и обнародования Жалованной грамоты дворянству. Во-первых, изменился возрастной состав провинциального дворянства: в усадьбах стали оседать полные сил люди, либо воспользовавшиеся правом уходить в отставку, либо перешедшие на службу в уездные и губернские учреждения. Во-вторых, в губерниях и уездах были созданы сословные корпорации дворян. Дворянство из служилого сословия превратилось в землевладельческое.

    Контакты, установленные во время дворянских съездов, продолжали поддерживаться и  в остальное время. Прежняя замкнутость  исчезла, в обычай вошли взаимные визиты; помещик часто отправлялся  в путешествие по округе, чтобы  навестить не столько близлежащих  соседей, с которыми он, как правило, находился в ссоре, сколько помещиков, чьи владения были от него удалены.

    Быт купечества. Быт купечества отличался  своеобразием. Главное состояло в  том, что духовный облик подавляющего большинства богатых купцов значительно  отставал от их материального достатка. Отсюда чувство власти денег сочеталось с чувством сословной неполноценности. Другая черта быта купечества состояла в их подражании дворянам.

    Купцы в Уложенной комиссии безуспешно требовали себе шпагу, т. е. дворянских привилегий. Дворянского статуса  они не получили, но зато могли воспользоваться, не спрашивая на то разрешения, всем, что предоставляли им деньги: носить дорогие шубы, сооружать пышные хоромы, содержать богатый выезд. Все  это нередко уживалось с грубостью  нравов, невежеством, мотовством и стремлением  обмануть покупателя.

    Богатый дмитровский купец А. И. Толченов оставил дневник с описанием множества бытовых деталей. В городе он слыл заметной фигурой не только среди купцов, избравших его депутатом в Уложенную комиссию, но и среди дворян. Его дом не считали зазорным навещать князья и воеводы, церковные иерархи и даже московский губернатор. В этом сказывалась власть денег, в значительной степени сметавшая сословные предрассудки и дворянскую спесь. Но в самом факте регистрации подобных визитов проглядывает сознание неполноценности и стремление подчеркнуть свою значимость упоминанием фамилий родовитых визитеров.

    Поражает  общность судьбы купца Толченова  с судьбами многих дворян, особенно вельмож: достигнув богатства, он перестал заниматься делами, передоверив их приказчикам. Капитал его стал таять: он соорудил лучший в Дмитрове дом, воздвиг огромную оранжерею, пожертвовал  деньги на постройку придела в  церкви. Немалые суммы он проигрывал в карты. Если промотавшимся вельможам  протягивало руку помощи государство, то разорившийся купец уходил обычно в безвестность.

    Приведем  выдержку из записок графа Сегюра, в 1785— 1789 гг. занимавшего пост французского посла в России. Дипломат обратил внимание на контрастные черты быта населения столицы империи: «Петербург представляет уму двойственное зрелище; здесь в одно время встречаешь просвещение и варварство, следы X и XVIII веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее гордое дворянство и невежественную толпу. С одной стороны, модные наряды, богатые одежды, роскошные пиры, великолепные торжества, зрелища, подобные тем, которые увеселяют избранное общество Парижа и Лондона; с другой — купцы в азиатской одежде, извозчики, слуги и мужики в овчинных тулупах, с длинными бородами, с меховыми шапками и рукавицами и иногда с топорами, заткнутыми за ременными поясами...

Русское простонародье, погруженное в рабство, не знакомо  с нравственным благосостоянием; но оно пользуется некоторой степенью внешнего довольства, имея всегда обеспеченное жилище, пищу и топливо; оно удовлетворяет  своим необходимым потребностям и не испытывает страданий нищеты».

         Внутренняя политика правительства первой четверти XIX в. оказалась одновременно и традиционной, и новаторской. Ее двойственность во многом определялась личностью императора Александра I, его взглядами и методами действия. В 1801 — 1825 гг. Зимний дворец впервые попытался решить проблемы смягчения крепостного права и политического режима в стране. Во всяком случае, император и узкий круг его доверенных лиц несколько раз принимались за выработку подходов к этим проблемам.

    Однако  планы реформ, разработанные в  «верхах», так и остались на бумаге. Вообще время правления Александра I — это время нереализованных планов, способных, в случае их осуществления, серьезно изменить историю России. Отсутствие широкой общественной поддержки, нерешительность императора, его попытки соединить несоединимое привели к тому, что реальная политика правительства оказалась традиционно ориентированной на сохранение привилегий дворянства, абсолютной власти монарха, бесправия населения России.