Но  их  призыв  к  спокойствию  вызвал  лишь  крики  восставших  и  угрозы  в  собственный  адрес.  Служители  церкви  поспешили  удалиться.

     После  неудавшейся  попытки  воздействовать  на  восставших  именем  бога  Николай  направил  к  ним  своего  младшего  брата,  Михаила.  Но  эта  попытка  тоже не  удалась.

     Короткий  зимний  день  клонился  к  вечеру.  «Пронзительный  ветер  леденил  кровь  в  жилах  солдат и  офицеров,  стоявших  так  долго  на  открытом  месте»,  ─  вспоминали  потом декабристы.  Наступали ранние  петербургские сумерки. Уже было  3  часа  дня,  и стало заметно темнеть.  Николай  боялся  наступления  темноты.  В  темноте  народ,  скопившийся  на  площади,  повёл  бы  себя  активнее.  Из  рядов  войск,  стоявших  на  стороне  императора.  Начались  перебежки  к  восставшим.  Делегаты  от  некоторых  полков,  стоявших  на  стороне  Николая,  уже  пробивались  к  декабристам    и  просили  их  «продержаться  до  вечера».

     Николай  пустил  в  ход  артиллерию.  Но  декабристы  не  пожелали  сложить  оружие  и  когда  заговорили  пушки,  они  ответили  на  их  первые  залпы  ружейной  пальбой.  Целый  час  тяжелые  орудия  обрушивали  на  восставших  смертоносный  огонь.  «В  промежутках  выстрелов  можно  было  слышать,  как  кровь  струилась  по  мостовой,  растопляя  снег,  потом  сама,  алея,  замерзала», ─ писал позже Николай Бестужев. В конце концов,  они  были  вынуждены  обратиться  в  бегство.

     К  шести  часам  все  было  кончено. Всех  восставших  начали  отлавливать  и  свозить  в  Петропавловскую  крепость.  На  Сенатской  площади  подобрано  было  восемьдесят  трупов. Кровь  полиция  присыпала  снегом.

                                      Восстание  Черниговского  полка

     Эхо  Сенатской  площади  долетело  до  южных  полков,  где  среди  офицеров  было  немало  членов  тайного  общества.  Известие  о  подавлении  восстания  в  Петербурге  привёз  в  Васильков,  где стояли  части Второй  армии,  девятнадцатилетний  Ипполит  Муравьёв-Апостол.  Он  был  членом  Северного  тайного  общества,  а  его  старшие  братья,  Сергей  и  Матвей  ─  Южного.  В  день  восстания,  14  декабря  он  находился  в  Петербурге,  был  свидетелем  расправы  Николая I  с  декабристами  и  тотчас  поскакал  на  юг,  чтобы  сообщить  о  случившемся  братьям.

     Когда  по  приказу  и  Таганрога,  в  результате  доноса  Майбороды,  был   арестован  Пестель,  одновременно  был  дан  приказ  арестовать  Сергея  и  Матвея  Муравьевых-Апостолов  и  Бестужева-Рюмина.  Их  долго  разыскивали  и  наконец  арестовали  в  Трилесах,  где  было  расквартировано  одно  из  подразделений  Черниговского  полка.

     Наутро  обоих  должны  были  вывезти  в  Васильков,  где  стоял  Черниговский  полк.  Они  сидели  в  избе  под  охраной,  но  караул  был  слабый,  и  этим  воспользовались  вызванные  сюда  тревожной  запиской  товарищи  по  полку.  Пользуясь  сочувствием  солдат,  они  сняли  караулы  и  освободили  заключённых.

     29  декабря  1825 года  С. Муравьев-Апостол   возглавил  восстание  Черниговского  полка  и  утром  30  декабря  вступил  в  Васильков.  Перед  выстроившимся 31  декабря  полком  священник  Даниил  Кейзер  прочитал  составленный С. Муравьевым-Апостолом  и  Бестужевым-Рюминым  революционный  «Катехизис» ─ замечательнейший  документ  революционной  идеологии.  Он  написан  в  вопросах  и  ответах.

     Вот  небольшой  отрывок  из  этого  «Катехизиса»,  дающий  представление  о  его  характере:

     Вопрос.  Какое правление сходно  с законом божьим?

     Ответ. Такое,  где нет царей.  Бог создал  нас всех  равными и,  сошедши на  землю,  избрал  апостолов из  простого  народа,  а не  из  знатных и царей.

     Вопрос.  Стало быть,  бог не  любит царей?

     Ответ.  Нет!  Они прокляты  суть  от  него,  яко притеснители  народа…

     Вопрос.  Отчего  же  упоминают в церквах о царях?

     Ответ.  От  нечестивого приказания  их  самих,  для обмана  народа…

     Восставший  полк  двинулся  на  деревню  Мотовиловку.  Поджидая  присоединения  восставших  частей,  Сергей Муравьёв-Апостол  1 января  1826 г. объявил  в  Мотовиловке  днёвку,  затем  двинулся  по  направлению  к  Белой  Церкви.  3 января  между  Устимовкой  и  Ковалёвкой  восставших  встретили  правительственные  войска  под  командованием  генерала  Гейсмара.  «Местность   оказалась самою  невыгодною  для  пехоты,  имеющей  встретиться  с  кавалерию. Мы  продвигаемся  вперёд.  Раздаётся  пушечный  выстрел,  за  ним  второй,  ядро  пролетело  над головами.  Мы  всё шли вперёд, ─ писал  в  воспоминаниях  Матвей  Муравьев-Апостол. ─ Открылась  пальба  картечью,  у  нас  несколько  человек пало:  убитыми,  другие  раненными… Тогда  Сергей  Иванович  решился  прекратить  неравный  бой  и  спасти  сою  команду  от  неминуемой  гибели  и  приказал  поставить  ружья  в  козлы.  Солдаты,  повинуясь  ему,  не  понимали  с  каким  намерением  начальник  остановил  их.  Сергей  Иванович  сказал  им,  что  виноват  перед  ними,  что,  возбудив  в  них   надежду  на  успех,  он  их  обманул.  Артиллеристам  Сергей  Иванович  стал  махать  белым  платком  и  тут  упал,  пораженный  картечью».  Третий  их  брат,  Ипполит,  давший  клятву  «победить или умереть»,  застрелился  после  боя.

     Раненного  С. Муравьева-Апостола  и  Бестужева-Рюмина,  а  также всех восставших  солдат  арестовали  и  отправили  в  Петербург. Сопротивление  Черниговцев  было  подавлено.

                  Арест декабристов. Допросы. Суд  и  приговор

     В  ночь  на  15  декабря  в  Зимний  дворец  начали  привозить  арестованных.  Одним  из  первых  привезли  Рылеева  и  сразу  же  отправили  в  Петропавловскую крепость  с  собственноручной  запиской  царя  на  имя  коменданта  крепости  генерал-адъютанта  Сукина: «Присылаемого  Рылеева  посадить  в  Алексеевский  равелин,  но  не  связывая  рук,  без  всякого  сообщения  с  другими,  дать  ему  бумагу  для  письма  и  что  будет  ко  мне  собственноручно,  мне  приносить  ежедневно»…

     17 декабря  1825 года  после  шести   вечера  в  одной  из  комнат  Зимнего  дворца  зажглось  множество  свечей.  Затем  туда  вошли  шесть  важных  начальников  и  несколько   секретарей.  Тут состоялся первый допрос.  Разошлись  в  полночь,  после  чего  был  составлен  протокол  1-го  заседания  «Тайного  комитета  для  изыскания  о  злоумышленном  обществе» (месяц  спустя  велено  было  не называться    «тайным»;  а  потом  «комитет»  был  переименован  в  «следственную  комиссию» из  каких-то  едва  ли  допустимых  нам  бюрократических  соображений  насчет  разницы  между  «комитетом»  и  «комиссией»).

       Во время допроса часто   открывалась  дверь  и   на  пороге  появлялся  Николай I. Он грозно  оглядывал  арестованного,  прерывал  Левашева  и  сам   начинал  задавать  вопросы.

     Левашев  записывал.

     Многих  арестованных  генералов  и  офицеров   Николай I  знал  лично,  других  изучал  при  допросе.  И  с  каждым  разговаривал  по-разному.  Он  был  до  крайности  подозрителен,  всего  боялся,  чувствовал,  что  около  него  не  ни  одного  преданного  ему  человека, ему всюду мерещились  заговоры,  он  был настроен  злобно  и  мстительно.  Вникая  во  все  подробности,  Николай I  пытался  до  конца  распутать  сложный  клубок   организации  восстания.  В  зависимости  от  поведения  арестованного  он  действовал то  лаской  то  угрозой.

     Свои  выводы  в  отношении  каждого  декабриста  Николай I  делал  обычно  уже  после  первого  допроса.  Они  часто  находили  отражение  в  записках,  которые  царь  писал  на  клочках  бумаги  и  отсылал  вместе  с  арестованными  коменданту  Петропавловской  крепости  Сукину.

     Всего  было  написано  Николаем I  во  время  следствия  около  ста  пятидесяти  записок.  Они  выдают  натуру  черствую  и  жестокую,  между  строк  можно  было  прочесть  будущие  приговоры  декабристам ─ царскую месть за  участие в восстании и за  их  смелое,  решительное,  непримиримое  поведение во  время допросов…

     Хотя  поведение  декабристов  на  следствии  было   различно.  Многие  из  них  не  проявили  революционной  стойкости,  потеряли  почву под ногами,  каялись,  плакали,  выдавали  товарищей.  Но  были  случаи  и  личного  геройства,  отказа  давать  показания  и  выдавать  заговорщиков.  В  числе  стойких  и  державших  себя  с  достоинством  были  Лунин,  Якушин,  Андреевич  2-й,  Петр  Борисов,  Усовский,  Ю. Люблинский  и другие. Пестель сначала отвечал на  все вопросы полным  отрицанием: «Не принадлежа  к  здесь  упоминаемому  обществу  и  ничего  не  знав  о  его  существовании,  тем  ещё  менее  могу  сказать,  к  чему стремиться  истинная  его цель  и какие предполагало  оно  меры  к  достижению  оной», ─  отвечал  он,  например,  на  вопрос  о  целях  тайного  общества.  Позже  многими  выданный,  он  был  вынужден  давать  подробные  ответы.

     Но  вместе  с  тем  следственные  дела  декабристов  содержат  многочисленные  покаянные  обращения  к  царю  и  членам  комиссии,  слезливые  письма  раскаявшихся  «преступников»,  клятвы  заслужить  прощение.  Почему  так  много  членов  общества  не  проявили  стойкости? Ответ  представлялся  ясным.  За  заключенными  в  Петропавловской  крепости  участниками  восстания  14  декабря  не  стояло  революционного  класса.  За  стенами  тюрьмы  они  не  чувствовали  опоры,  и  многие  упали  духом.  В  тюрьме  происходили  и  случаи  самоубийства  (так,  разбил  себе  голову  о  стену  тюремной  камеры  декабрист  Булатов).  заковывание  «в  железа»  было  формой  физической  пытки  (других  форм, по-видимому, не  применяли),  но  не  менее  тяжелы  были  и  моральные  пытки ─ запугивание,  обнадеживание,   влияние  на  семью,  угрозы  смертной  казни и  пр.

     Царские  власти  были  заинтересованы  в  широком  оповещении  дворянского  общества  о  якобы  «глубоком  раскаянии»  заключенных,  признающих-де  ошибочность  выступления  восхваляющих  милосердие  царской  власти.  Между  прочим,  для  этой  цели  широко  распространялся  через  полицию  и  губернскую  администрацию  один  документ,  представлявший  собой  объединение  трех  писем  ─  предсмертного  письма  Рылеева  к  жене, письма  декабриста  Оболенского к отцу  и покаянного письма    Якубовича,  также к своему  отцу.  Все три письма  распространялись  правительством  официальным путём:  об  этом  ярко  свидетельствует  особое  «дело»  канцелярии  петербургского  гражданского  губернатора,  в  котором  эти  покаянные  письма  аккуратно  подшиты  к  официальным  сообщениям  о  следствии  и  суде,  выдержкам  из  сенатских  ведомостей  и  пр.

     Суду  были  преданы  121  человек.  Среди  них  было  много  бесстрашных  героев,  заклеенных  в  боях  с  Наполеоном,    героев  Аустерлица,  Прейсиш-Эйлау,  Бородина,  Кульма,  Лейпцига.  Все  они  беззаветно  любили  родину и  хотели  видеть  её  счастливой.  Это  были  в  большинстве  своем  молодые  люди.  Многим  из  них  не было  и двадцати  лет,  когда они вступили  в тайное  общество.  «Дети 1812  года» ─ генералы,  полковники,  капитаны,  поручики,  прапорщики  блестящих  гвардейских  полков, ─  они  всем  сердцем  стремились  к  свержению  самодержавия  и  освобождению  русского  народа  от  позорного  ига  крепостничества.

     В  сущности  никакого  суда  не  было.  Пародия  на  суд  происходила  при  закрытых  дверях,  в  глубокой  тайне.  Вызываемым  декабристам  спешно  предлагали  засвидетельствовать  их  подписи  под  показаниями  на  следствии,  после  чего  читали  заранее  составленный  приговор  и  вызывали  следующий  «разряд». «Разве  нас  судили? ─ спрашивали  потом  декабристы. ─ А  мы  и  не  знали,  что  это  был  суд…»

     Всех  осужденных  разделили  ни  одиннадцать разрядов.  Но после Николай I смягчил свой приговор, хотя  это смягчение  было совсем незначительно.

     Пять  человек были  поставлены  вне  разрядов, повешены. Это  были ─  П. И. Пестель,  К.Ф. Рылеев,  С. И. Муравьев-Апостол, М. П. Бестужев-Рюмин, П. Г. Каховский.

     На  рассвете перед казнью тюремщики  загремели ключами и начали открывать  двери камер: выводили приговоренных  к смерти. В неожиданно наступившей  тишине раздался возглас Рылеева:

     ─ Простите, простите, братья!

     Сидевший  в соседней камере Оболенский  бросился  к  окну  и  увидел  всех  пятерых,  в  окружении  гренадеров  с  примкнутыми  штыками.  Они  были  в  длинных  белых  рубашках,  руки  и  ноги  закованы  в  тяжелые  кандалы.  На  груди  у  каждого  была  доска  с  надписью  «Цареубийца» …

     Все  пятеро  простились  друг  с  другом.  Они  были  спокойны  и  сохраняли  необычайную  твердость  духа.

     ─Положите мне руку на сердце, ─ сказал Рылеев сопровождавшему его священнику Мысловскому, ─ и посмотрите, бьется ли оно сильнее.

     Сердце  декабриста билось ровно…

     Пестель,  глядя  на  виселицы,  сказал: