Дворцовые перевороты как социальное явление 18 века

Важно и то, что  при Елизавете в составе правящей верхушки государственного аппарата не произошло кардинальных перемен - были удалены лишь наиболее одиозные фигуры. Так, канцлером Елизавета назначила  А.П. Бестужева-Рюмина, бывшего в  свое время правой рукой и креатурой  Бирона. В число высших елизаветинских сановников входили также брат А.П. Бестужева-Рюмина и Н. Ю. Трубецкой, являвшийся к 1740 г. генерал-прокурором Сената. Наблюдавшаяся определенная преемственность высшего круга  лиц, фактически осуществлявших контроль за узловыми вопросами внешней и внутренней политики, свидетельствовала о преемственности самой этой политики [4, с. 64].

Дворцовые перевороты - это особый вид путча (если смотреть на них «с высоты прожитых лет»), где  все келейно, когда императора, например, душат во время дружеского застолья, как Петра Третьего. Это распри внутри одного круга людей, одного социального  круга, довольно узкого и близкого к  императору. Это борьба клик придворных, это переворот, который не затрагивает  страну. Гораздо шире, в этом смысле восстание декабристов, потому что  здесь вовлечены не только гвардия, но и армейские полки, и очень  широкий круг на севере, на юге.

Еще дореволюционный  историк В.А.Мякотин разработал концепцию этого периода. Суть ее сводилась к тому, что 1) широкие народные массы в дворцовых переворотах участия не принимали; 2) в это время происходило неуклонное усиление экономической и политической роли дворянства; 3) причины переворотов и проистекали из укрепившихся позиций дворян. Пережив экстремизм социал-демократической историографии пред- и послереволюционных лет, эта концепция в несколько видоизмененном виде вошла и в советскую историческую литературу [2, с.322].

Период дворцовых  переворотов завершается свержением Петра III и воцарением Екатерины II. Причины  дворцовых переворотов ученые-историки усматривают в указе Петра I «об  изменении порядка престолонаследия», в столкновении корпоративных интересов  различных групп дворянства. Движущей силой переворотов стала гвардия. Дворцовые перевороты не преследовали цели радикальных изменений политического  устройства, происходил лишь переход  власти от одной группы дворян к  другой. Следствием дворцовых переворотов  становится усиление политической и  экономической роли дворянства.

Таким образом, причины, обусловившие эту эпоху переворотов  и временщиков, коренились, с одной  стороны, в состоянии царской  семьи, а с другой – в особенностях той среды, которая управляла  делами.

3. Социальная сущность  дворцовых переворотов. 

А.Л.Янов, описывая вакханалию дворцовых переворотов после смерти Анны Иоанновны, отмечает: «Во всём этом безумии была, однако, система. Ибо... петербургские гренадёры или лейб-гвардейцы, как и вся стоявшая за ними петровская служебная элита, ставили себе целью вовсе не воцарение очередной «полковницы», но отмену обязательной службы (при сохранении при этом всех привилегий и имущества). Другими словами, возвращения утраченного в очередной раз аристократического статуса (для «петровской элиты», наверное, дело всё-таки заключалось вовсе не в возвращении указанного статуса, а лишь в его приобретении). Они не успокоились, покуда не добились своего. И едва додумалась до истинной причины всей этой необыкновенной политической сумятицы единственная среди плеяды русских императриц политически грамотная женщина Софья Ангальт-Цербстская, больше известная под именем Екатерины Великой, как тотчас улеглись страсти и вчерашний произвол сменился упорядоченностью» [5, с. 43].

К сожалению, сам  Янов этот вполне интернациональный  процесс толкует как специфически российский, как «исконные российские образцы формирования элиты» (и как  свидетельство якобы тяготения  России к Европе с её родовитостью и независимостью положения аристократии от воли центра). Однако данный процесс  протекал повсеместно, во всех бюрократических  обществах, хотя и в разных формах, обусловливаемых уже цивилизационными особенностями указанных обществ  и прочими, преимущественно политическими, обстоятельствами.

Дворцовые перевороты не влекли за собой изменений политической, а тем более социальной системы  общества и сводились к борьбе за власть различных дворянских группировок, преследовавших свои, чаще всего корыстные  интересы. В то же время, конкретная политика каждого из шести монархов имела свои особенности, иногда важные для страны. В целом социально-экономическая  стабилизация и внешнеполитические успехи, достигнутые в эпоху правления Елизаветы, создавали условия для более ускоренного развития и новым прорывам во внешней политике, которые произойдут при Екатерине II.

По мнению Ключевского, петербургская гвардейская казарма  явилась соперницей Сената и Верховного тайного совета, преемницей московского  земского собора. Это участие гвардейских  полков в решении вопроса о  престоле имело очень важные политические последствия; прежде всего оно оказало  сильное действие на политическое настроение самой гвардии. Сначала послушное  орудие в руках своих вожаков, Меншикова, Бутурлина, она потом  хотела быть самостоятельной двигательницей событий, вмешивалась в политику по собственному почину; дворцовые перевороты стали для нее приготовительной политической школой. Но тогдашняя гвардия не была только привилегированной частью русского войска, оторванной от общества: она имела влиятельное общественное значение, была представительницей целого сословия, из среды которого почти исключительно комплектовалась. В гвардии служил цвет того сословия, слои которого, прежде разобщенные, при Петре I объединились под общим названием дворянства или шляхетства, и по законам Петра она была обязательной военной школой для этого сословия. Политические вкусы и притязания, усвоенные гвардией благодаря участию в дворцовых делах, не оставались в стенах петербургских казарм, но распространялись оттуда по всем дворянским углам, городским и деревенским. Эту политическую связь гвардии с сословием, стоявшим во главе русского общества, и опасные последствия, какие отсюда могли произойти, живо чувствовали властные петербургские дельцы того времени.

Поэтому одновременно с дворцовыми переворотами и под  их очевидным влиянием и в настроении дворянства обнаруживаются две важные перемены: 1) благодаря политической роли, какая ходом придворных дел  была навязана гвардии и так охотно ею разучена, среди дворянства установился  такой притязательный взгляд на свое значение в государстве, какого у  него не было заметно прежде; 2) при содействии этого взгляда и обстоятельств, его установивших, изменялись и положение дворянства в государстве, и его отношения к другим классам общества [2, с.359].

Основной момент и в том, что дворянство жаждало  этих переворотов. В рядовом дворянстве, беспощадно выгоняемом из захолустных  усадеб в полки и школы, мысль  изощрялась на изобретении способов, как бы отбыть от науки и службы, в верхних же слоях, особенно в  правительственной среде, умы усиленно работали над более возвышенными предметами. Здесь еще уцелели  остатки старой боярской знати, образовавшие довольно тесный кружок немногих фамилий. Из общего политического возбуждения  здесь выработалась своего рода политическая программа, сложился довольно определенный взгляд на порядок, какой должен быть установлен в государстве.

В условиях политической, правовой и экономической несвободы  всего российского общества, в  том числе и высших его кругов (следует помнить, что знаменитый указ о вольности дворянства был  принят лишь в 1761 г.), проблема ограничения  власти монарха, то есть создания конституционной  монархии, приобретает, казалось бы, своих  сторонников во всех сферах российского  общества. Думается, что первым из самодержцев  это хорошо осознал Петр I. Создание им Сената есть не что иное, как начало работы по созданию основ конституционного строя. Как ни парадоксально это  звучит, но Россию следует считать  единственным государством, где данный процесс происходил не под революционным  натиском, а являлся весьма обдуманным и нужным для государства и  общества шагом со стороны и по инициативе самого монарха.

Этот процесс пережил  своего зачинателя. С созданием Вер-ховного Тайного Совета и ограничения компетенции Сената лишь вопросами высшей судебной юрисдикции в России довольно отчетливо вырисовываются контуры разделения властей, что, на наш взгляд, неоспоримо является одним из важнейших признаков контитуционализма. Этому процессу сопутствовали бы и предпо-лагаемые разделы высшей государственной власти между монархом и Верховным Тайным Советом.

Современник и участник тех событий Ф.Прокопович в своих воспоминаниях описывает события и политические настроения тех лет: «Многие говорили, что скипетр никому иному не надлежит, кроме ее величеству государыне, как и самою вещие и ее есть, по сим совершившейся недавно ее величества коронации. Немцы же рассуждать почали, подает ли право такое коронация, когда и в прочих народах царицы коронуются, а для того наследницами не бывают?» [6, с. 140-141]

Данные рассуждения  о престолонаследии звучали на стихийных  совещаниях высших кругов российского  общества. Их участники были не правомочны решать вопрос о престолонаследии. Правомочен был решить этот вопрос Сенат. Об его историческом заседании  хорошо написал В.О.Ключевский: «Пока сенаторы совещались во дворце по вопросу о престолонаследии, в углу залы совещания как-то появились офицеры гвардии, неизвестно кем сюда призванные. Они не принимали прямого участия в прениях сенаторов, но, подобно хору в античной драме, с резкой откровенностью высказывали об них свое суждение, грозя разбить головы старым боярам, которые будут противиться воцарению Екатерины». [3, с.460]

Гвардию, и это  явствует из последующих событий, привлекли  Меншиков и Бутурлин. Ее появление как в стенах Сената, так и за его стенами явилось веским аргументом в решении вопроса о престолонаследии. Не исключено, что угроза применения военной силы, которая, образно говоря, витала в воздухе, повлияла и на мнение представителей бывших боярских родов в Сенате. И все же главным аргументом, на наш взгляд, явился сформировавшийся в общественном сознании новый правовой образ монархии, согласно которому фактически прекращалась практика избрания царя на Земском соборе. Согласно принятому законодательству, император сам был волен объявить наследника престола. Естественно, что в своем выборе он был ограничен рамками правящего дома, негласное предпочтение наследникам-мужчинам все же существовало.

Верховный Тайный Совет  фактически правил страной в годы царствования Елизаветы I и после  воцарения Петра II. Это был первый коллегиальный орган управления, хотя в целом и лишенный внутреннего  регламента. Он находился в каком-то промежуточном состоянии, то ли копируя  царя-самодержца, то ли Боярскую думу. Но, в любом случае, это был  новый орган власти. Многие процедурные  вопросы его деятельности, как  вопросы и других аналогичных  органов власти, выкристаллизовывались  годами, а то и десятилетиями, когда  складывалась определенная традиция в  их деятельности. Естественно, что большое  значение на деятельность Верховного Тайного Совета накладывала одна доминантная личность. Принято считать, что в первые два года это был светлейший князь Александр Меншиков (1673-1729 гг., генералиссимус. В 1718-1724 гг. и 1726-1727 гг. - президент Военной коллегии), в оставшиеся три года - князь Дмитрий Голицын (1665-1737 гг., составитель «кондиций». В 1736 году обвинен и осужден за участие в заговоре).

«Верховники» отклонили кандидатуру дочери Петра I Елиза-веты как незаконнорожденной на том лишь основании, что она была рождена до официального брака родителей, и решили пригласить Анну Иоановну, справедливо полагая, что с ней легче будет договориться на предмет разграничения властных полномочий. Данный факт проходил мимо зрения многих историков. Между тем - это очень важная деталь. По сути дела «кондиции» представляли собой воплощение на практике договорных начал в обустройстве высшего органа государственной власти. Совершенно прав был В.Кобрин, считавший, что выборы монарха – «своего рода договор между подданными и государем, а значит, шаг к правовому государству». [7, с. 178] Думается, что не имеет значения, где избирали царя - на Боярской думе, Земском соборе или на Верховном Тайном Совете. Другое дело, что с позиции сегодняшнего дня спонтанные выборы, четко не регламентированные специальным законом о порядке их проведения, конечно же, свидетельствуют лишь о самом зачаточном состоянии правового государства. И все-таки они были и, по нашему мнению, являются веским подтверждением существования правовых традиций российской государственности.

Верховный Тайный Совет  в случае успеха планов «верховников» замыкал на себе верховную власть в стране, превратив императрицу в носителя чисто представительных функций. С правовой точки зрения здесь напрашивается аналогия с государственными принципами британской монархии. Однако остается неясным вопрос, смогли ли бы прижиться на российской государственной почве эти нововведения и не превратилась ли политико-правовая жизнь в России в подобие польской, где всевластие магнатов, включая выборы короля, значительно ослабили вертикаль власти. Понимали ли это в высших кругах русские общества? Очевидно понимали, и веским основанием этому, на наш взгляд, служит проект князя А.Черкасского о государственном устройстве России, разработанный в начале февраля 1730 г. В его основу была положена концепция сподвижника Петра I, русского историка В.Татищева. По своей сути это была альтернатива планам «верховников».

Как бы там ни было, а результатом Петровских преобразований, проходивших в условиях ликвидации остатков и зачатков сословно-представительной демократии, подавления демократии казачьего  круга и выжимания сока из народа стала великая военная держава, выплавлявшая больше стали отличного  качества, чем передовая Англия.

Но с течением времени властвующему классу, которого азиатский способ производства тоже заставляет трудиться в поте лица, надоедает лезть из кожи, и когда  основные задачи были выполнены, а кнут выпал из рук реформатора, «верха»  занялись устройством собственных  дел. Наступило время застоя, при  всей внешней динамичности «эпохи дворцовых  переворотов». По инерции работали заводы, посылались экспедиции, маршировали  полки, но понемногу всё приходило  в упадок. Впрочем, инерция была столь  велика, что отдала в руки России Кенигсберг, и сам великий Кант принёс присягу на верность Российской короне.

Кризис пытается разрешить Петр III, агент Пруссии  и верный «брат» своего руководителя по масонской ложе Фридриха II. Эта  фигура совмещает в одном лице и Бориса Годунова, и Гришку Отрепьева. Россия, несмотря на «застой», слишком  сильна, что бы кто-то мог решиться на интервенцию, но, действуя через  свою агентуру, Запад добивается многого - ослаблена армия, сданы результаты завоеваний Елизаветинских полков. Российские солдаты идут покорно проливать  кровь за германские интересы, против своего недавнего союзника - Дании. Унижается и оскорбляется национальное чувство русского человека [8, с. 38].

Долго это продолжаться не может и Петра устраняют  в результате дворцового переворота. Однако руками этого ничтожного человека история сотворила великое дело - был принят указ «О вольностях дворянских» (роль этого указа уже была рассмотрена  выше). Казалось бы - это шаг назад, к реставрации феодализма. Дворянин освобождается от подчинённости  государству, от обязательности службы и становится вольным барином, господином в своём поместье. Но не будем  принимать форму за содержание. Российский помещик вовсе не феодал и его  поместье - не феодальное владение, а  нормальная полнокровная частная собственность. Он - не управитель земли, а собственник, действующий в условиях капиталистического рынка, точно так же как действовали  в условиях рынка рабовладельцы-плантаторы Америки. Ну, правда, у них на рынке  было поменьше ограничений.