История культура и литература Удмуртии

     Салтыков-Щедрин М.Е. семь с половиной лет (1848-1855) провел в Вятской ссылке. Но побывал в  Сарапуле, Глазове, Камбарке. Свои впечатления  писатель положил в основу "Губернских очерков" ("Первый рассказ подьячего", "Второй рассказ подьячего", "Что  такое коммерция", "Неумелые", "Озорники"). В этих произведениях  Сарапул назван Полорецком, Глазов - Оковом, Шарканская волость - Шаркавой волостью. Прототипами героев послужили: купец Ижболдин - он выведен в образе Ижбурдина, купцы Ключевые названы Колчеными.

     31 мая 1879 года в письме к В.Н.Григорьеву  Короленко восклицал: «Хочется, наконец,  попасть на место, в уездный  какой-нибудь городишко, лицом  к лицу с действительностью,  не столь уж приветливой, быть  может, но зато трезвой, истинной…» 
В Глазов ссыльные были привезены 3 июня 1879 года. В письме к родным на следующий день после прибытия Короленко сообщал, что «представление о Глазовском уезде смутнее, чем о других местах по пути…» А в очерке о Глазове сообщал: «Недели две назад название этого города было лишь отвлеченным географическим термином… Кружок на карте на одном из притоков Вятки» Между тем наши края должны были быть ему знакомы «заочно». 
 Во-первых, Глазов – Оков и его обитатели уже нашли свое художественное воплощение в «Губернских очерках» (1856-1857) М. Е. Салтыкова-Щедрина, поклонником таланта которого Короленко был еще до ссылки и даже успел познакомиться с сатириком лично. Интересным фактом является и то, что оба писателя, находясь в вятской ссылке в разные годы (Щедрин бывал в Глазове в 1853-1855 годах), имели общих знакомых, например, семью Бородиных. Во-вторых, близкий В.Короленко по Петровской академии К.Вернер был сослан в Вятскую губернию под надзор полиции и жил в Глазове более года: с 9 апреля 1876 по 12 августа 1877 года), и уж, безусловно, Короленко хотя бы от Вернера было все-таки известно о существовании этого города. «А вот и Глазов. Город уездный <…> Как рады были мы, что наконец добрались до этого Глазова, что наконец стали лицом к лицу с городом, в котором придется скоротать немало…», - сообщал Короленко в первом письме с места ссылки. Подобные радужные ожидания объясняются тем, что с середины 1870-х годов в центральной периодике велась активная дискуссия по вопросам о соотношении столицы и провинции, по проблеме областничества. Провинция представлялась части литераторов как промежуточная ступень между деревней и городом, стоящая ближе, чем столицы, к истокам народной жизни (Это была своеобразная замена, «хождения в народ», его вариант). 
 

4.Народная поэзия и хореография.

     Культура  любого народа (и поэзия как ее составная  часть) - сложная, внутренне неоднородная и исторически подвижная система, складывающаяся, в частности, в процессе взаимодействия "своего" и "чужого".

     Первые  опыты авторского стихосложения на удмуртском языке принадлежат В.Пуцеку-Григоровичу: перевод с русского языка текстов приветствия Екатерине II в честь ее посещения Казани (1767) и «на случай открытия Казанского наместничества» (1778), выполненные им, вероятно, вместе со своими учениками и приспособленные к силлабич. метрике. Этот опыт был продолжен Н.Блиновым в первых отрывка пушкинской поэмы «Цыганы» – «Птичка божия не знает…»(1867). В 1878 создана рукопись "Василий Александровлэн книшкаез" ("Книжка Василия Александрова") по просьбе финского ученого Т.Аминоффа во время его экспедиции к удмуртам Казанской и Вятской губернь. В рукописи содержатся ритмически организованные тексты народной словесности. С 1880 регулярно появляются многочисл. записи произведения устной народной поэзии (Б.Гаврилов, Б.Мункачи, Н.Первухин, Ю. Вихманн, Г.Верещагин и др.). Первыми опубликоваными произведениями, создаными в жанрах поэзии на национальной основе, были стихи Г.Верещагина «Чагыр, чагыр дыдыке» - «Сизый сизый голубочек» (1989) и баллада М.Можгина «Беглой» - «Беглый» (1910). В пореволюционные годы появляются стихи М.Прокопьева («Максимлэн гожтэмез - «Написанное Максимом»» г.Оса, 1918), М.Ильина (« Кылбуръес» - «Стихотворения», Елабуга, 1921), К.Герда («Крезьчи - «Гусляр», 1922), Ашальчи Оки («Сюрес дурын» - «У дороги», Москва, 1925). Взлет лирических переживаний был связан с теми романтическими надеждами, которые народ возлагал на революцию, и с теми сомнениями, колебаниями и раздумьями, которые вызывал реальный ход событий. Лирический герой поэзии понимал революцию как рубеж, отделяющий темное прошлое от светлого будущего. Но в решении вопроса о том, как достичь это будущее, поэты расходились. Одни воспринимали жизнь в ее трудноразрешимых противоречиях (К.Герд, Ашальчи Оки, М.Кельдов, И.Курбатов, М.Ильин), другим казалось, что законы действительности познаны, и дорога к счастью проложена. В идейно-эстетической борьбе 20-30-х гг. верх одержала нормативная эстетика, предписывающая литературе создавать положительного героя с определенными революционными качествами. Она породила описательную, риторическую, декларативную поэзию, которая доминировала до кон. 50-х гг. Но вопреки культивируемым эстетическим установкам в эти годы была создана и яркая гражданская, патриотическая, интимная, пейзажная лирика (М.Петров, И.Гаврилов, Ф.Кедров). В романтических традициях были написаны поэмы «Сани» И.Гаврилова и «Италмас» М.Петрова. В 50-70-е гг. под влиянием процессов демократизации и критики сталинизма идет разрушение сложившихся штампов, углубление во внутренний мир человека и освоение на новом уровне народных традиций, получает развитие психологическая и философская лирика. В центре внимания поэзии оказывается герой с богатым внутренним миром, остро переживающий противоречия современной цивилизации. Складывается разветвленная жанровая система лирики: философская элегия, послание, лирическая миниатюра, стихотворный цикл, стихотворение-раздумье, пейзаж, песня и т. д. Возрождаются твердые формы стихосложения: сонет, триолет, рондель, терцин, появляется венок сонетов.  
 Поэтический эпос представлен балладой («Улон дун» - «Цена жизни» А.Клабукова, «Сирота нылпиос» - «Сиротские дети» И. Еремеева), сказками Г.Верещагина, М.Прокопьева. В советские годы расцветает жанр поэмы в различных ее модификаиях: социально-лирическая («Чагыр чын» - «Голубой дым», «Завод» К. Герда), агитационно-политическая («Дас ар» - «Десять лет» К. Герда), героическая («Осотовецъес» - «Осотовцы» А. Лужанина, «Ольгалэн быремез» - «Гибель Ольги» И.Гаврилова, «Кырзан улоз» - «Песня не умрет» М.Петрова), фольклерно-эпическая (поэмы о батырах, поэмы о беглых), социально-философская («Солдатъес ке кошко» - «Когда уходят солдаты» Н.Байтерякова), ист.-рев. («Визыл» - «Стрежень» П. Поздеева). В 80-е гг. появляется роман-поэма («Ошмес син» - «Родник» Ф. Пукрокова).  
 Творчество поэтов, выступивших в 70-90-е гг, осмысливается в таких понятиях как «женская лирика» (Т.Чернова, Л. Кутянова, Г.Романова, А.Кузнецова), мифологическая (М.Федотов, Р. Миннекузин, В.Шибанов), интеллектуально-культурологическая (В. Ванюшев), натурфилософская (А.Леонтьев) поэзия. Классические темы и жанры развивают П.Захаров, А.Перевозчиков, В. Ар-Серьги и др.

  В 1970-1980-е годы создавали интересные произведения А.Демьянов, В.Емельянов, Г.Иванцов, О.Хлебников, В.Парамонов. Наиболее известен среди них, пожалуй, О.Хлебников, ныне живущий в Москве. Усвоивший уроки А.Твардовского, Д.Самойлова и Б.Слуцкого, он тяготеет к лирике философского характера. При этом цитатностью, развернутой системой реминисценций и аллюзий Хлебников сближается с поэтами "новой волны". Собственно лирическим можно назвать творчество А.Демьянова и В.Парамонова. Отличительная черта их поэзии - интерес к обыденному, будничному, тому, что на первый взгляд не нуждается в дополнительном осмыслении.

     Самым ярким дебютантом начала 1990-х годов  стал сарапулец Владимир Фролов. В 1993 году подборки его стихотворений вышли в ижевском журнале "Луч", московских "Русская виза" и "Знамя", приняты к публикации в "Дружбе народов" и "Новом мире".

Кузебай Герд, которому из поэтов предшествовал только Г.Верещагин, считал, что удмуртская поэзия пока что еще только бутон, который  со временем распустится в тысячелепестковый  цветок. А может быть, именно сейчас, когда на горизонте удмуртской поэзии появилось столько новых имен (Л.Кутянова, Т.Чернова, А.Перевозчиков, П.Захаров, М.Федотов, В.Шибанов, Г.Романова, С.Матвеев и другие), - может быть, наступит пора, когда этот бутон распустится во всей своей красоте?  

     В Союзе писателей Удмуртии в настоящее  время насчитывается 67 членов, удмуртоязычных – 47. Поэтов из них (с учётом того, что  некоторые писатели работают в разных литературных родах) – около тридцати. Наиболее значимыми поэтическими событиями  последнего десятилетия были сборники стихов Сергея Матвеева «Ъ (Твёрдый  знак)» (1999), Аллы Кузнецовой «Из яви… Из снов…» (2000), Петра Захарова «Зелёный мост» (2001), Александра Белоногова «Подъёмистый путь» (2002). Пик поэтического подъёма  падает на 1999 – 2001 годы, и поэзия постепенно уходит на спад. Примечательно, что  М.Н. Эпштейн 11 сентября 2001 года считает  концом эпохи постмодернизма. Это  событие стало «не просто началом  мировой войны – между цивилизацией и террором, – но и исходным пунктом  в построении новых отношений  между цивилизацией и реальностью» (Эпштейн М.Н. Постмодерн в русской  литературе. М., 2005. С. 459). Вполне возможно, что процессы, проистекающие в  удмуртской поэзии и литературе в  целом, так или иначе стали  созвучными общемировому ходу истории. Нельзя полагать, что удмуртских стихов в журналах «Кенеш» и «Инвожо» стало публиковаться меньше. Но креативное, или творчески-поисковое начало, из поэзии постепенно стало уходить, она стала вторичной по отношению  к прозе. Читать прозу становится интереснее. Современная лирика теперь большей частью копирует то, что  создавалось поэтами-этнофутуристами  в 1991 – 2002 годы.

     А вот танец издревле составлял  часть быта и культуры удмуртского  народа, его календарных праздников и семейных обрядов («свадеб» по поводу рождения ребенка, бракосочетания, поминок  умершего, поклонения родовому воршуду). С течением времени многие танцы  стали средством развлечения, выражения  разнообразных эмоциональных состояний  и чувств человека. Танец начал  функционировать вне обряда и  исполнялся на любом семейном торжестве, празднике или гулянии во время  общего веселья.

     Большую роль удмуртские танцы играли в календарных  обрядах, когда народ торжественно отмечал наступление весны (праздник назывался «быдӟым нунал» – «великий день»), начало сева – «гырыны потон» («выезд на пашню»), день зеленой растительности – «гербер» (праздник после сева яровых), окончание летних полевых  работ – «пӧртмаськон» (ряжение).

     Народные  танцы обычно исполнялись после  официальной части обряда, как  его «художественное дополнение», во время общих обедов в поле, на лугу, во время гуляний и перемежались игрой в горелки, пятнашки, качанием на качелях. Существовали и ритуальные танцы календарных обрядов, со временем превратившиеся в комические атрибуты обряда и дошедшие в описаниях  как пляски стариков, исполняемые  с не свойственной возрасту удалью под веселый смех всех присутствующих.

     Народные  танцы присутствовали и в семейных обрядах, например свадебном. Здесь  особенно ярко проявлялась и раскрывалась внутренняя связь танца с его  исполнителем. Пристального внимания удостаивался танец девушек –  будущих невест. По манере держаться  в танце, выполнять танцевальные фигуры судили о качествах молодой  женщины.

     Танцы исполнялись и вне обрядов. В  летние вечера молодежь собиралась на гумнах или лужайках в конце деревни, чтобы не мешать отдыхать старшим. В  праздники – в девичьих чумах. В зимние праздничные дни ходили по избам. Тут участие в плясках  принимали и старшие. Зимой девушки  собирались на посиделки прясть кудель и приглашали юношей коротать длинные  вечера в какую-либо заброшенную  избу. Здесь пелись песни, затевались игры и пляски.

     Удмуртские  пляски отличались сдержанностью, мягкостью, лиричностью. Движения танцоров были мелкими, корпус и руки – незначительно  подвижными, осанка – горделивой. Манера исполнения женского танца более  мягкая, спокойная. Девушки держали  себя скромно, нередко танцевали  опустив глаза. Мужчины выполняли  движения более размашисто, с силой  и подскоками. Во время одиночных  плясок руки у женщин свободны, кончики  пальцев чуть приподняты, при исполнении движений – слегка переводятся из стороны в сторону; у мужчин руки за спиной либо свободно реагируют  на движения ног, кисть расправлена  или собрана в кулак.

     Движений  в пляске немного, все они выполнялись  не отрываясь от земли, прыжки отсутствовали, присядка тоже встречалась не часто. Основным движением являлся простой  шаг в умеренном темпе на всю  ступню с чуть согнутыми коленями. Характерны мелкие переступания на месте. Какой-либо рисунок в танце отсутствовал, каждый танцевал дополняя пляску своими движениями. Самой древней формой удмуртского танца являются хороводы. Они водились по кругу. В некоторых  деревнях за околицей на месте гуляний  от хождения по кругу вытаптывалась  соответствующая тропинка. Если песня  имела сюжетную линию, в круг входили  действующие лица песни и разыгрывали  ее содержание. Широко был распространен  линейный хоровод «А просо сеяли» (Алнашский, Вавожский, Малопургинский районы).

     Особой  популярностью пользуются хороводы-пляски, состоящие из двух частей: первая часть  – лирическая, медленная, вторая –  веселая, быстрая. В первой части  исполнители, взявшись за руки, образуют круг и, двигаясь против хода часовой  стрелки, поют. Во второй части исполнители  останавливаются лицом в круг и поют, хлопая в ладоши. При этом существует несколько вариантов  исполнения второй части. В одном  случае двое исполнителей берутся под  одноименные руки и на линии круга  выполняют вращение в паре (Алнашский район). В другом случае двое исполнителей, взявшись за руки, выходят в круг для исполнения быстрой части.

     Отдельную группу образуют танцы из построения в колонну, имеющие несколько  разновидностей. В одном из вариантов  исполнители становятся парами в  колонну друг за другом, поют, раскачивая соединенными в парах руками, а  на проигрыш – разъединяют руки и за исполнителями первой пары расходятся в разные стороны, продвигаясь сначала  в конец колонны, а затем возвращаясь  на свои места (Балтасинский район Республики Татарстан). В другом варианте исполнители  первой пары сначала расходятся, затем  сходятся друг с другом, берутся  под одноименные руки и, вращаясь в паре, уходят в конец колонны; вторая пара повторяет танец первой пары и т. д. (Алнашский, Малопургинский районы). В третьем варианте первая пара кружится, взявшись под правые руки, затем партнеры расходятся к  исполнителям второй пары, подхватывают их под левые руки и выполняют  с ними поворот на линии колонны. После поворота исполнители первой пары встают на свои исходные места  в колонну, а исполнители второй пары соединяются в пару под правые руки и выполняют поворот в  центре колонны и т. д. (Алнашский  район, Балтасинский район Республики Татарстан). При нечетном количестве танцующих исполнитель без партнера или партнерши становится лицом  к первой паре, и все трое соединяют  руки, образуя маленький круг из трех человек. В первой части поют, раскачивая руками, затем исполнитель, стоящий лицом к первой паре, берет  под руки любого исполнителя первой пары и поворотами проходит между  парами, уходя в конец колонны, и т. д. (Алнашский район).