Автор работы: Пользователь скрыл имя, 06 Декабря 2011 в 17:26, контрольная работа
Княжение Ивана Васильевича (1462 -1505 гг.) было важнейшим этапом в процессе создания единого Российского государства. Почти полувековой срок его княжения прошел под знаком борьбы за воссоединение Русских земель. Ивану III удалось изменить весь облик государства - превратить его из сильного княжества в мощную централизованную державу.
Тема 7. Складывание единого Российского государства, его особенности.
Княжение Ивана Васильевича (1462 -1505 гг.) было важнейшим этапом в процессе создания единого Российского государства. Почти полувековой срок его княжения прошел под знаком борьбы за воссоединение Русских земель. Ивану III удалось изменить весь облик государства - превратить его из сильного княжества в мощную централизованную державу.
С большим успехом Иван Васильевич осуществил объединение под своей властью разных областей Великороссии. Для этого он мобилизовал большие военные силы, но ему не понадобились кровавые битвы, так как население не оказывало серьезного сопротивления. Бояре в большинстве случаев охотно переходили на московскую службу, а князья присоединяемых к Москве княжеств или признавали власть великого князя и переходили на положение служебных князей, или бежали в соседнюю Литву.
По-прежнему наиболее важными оставались отношения с Золотой Ордой. Усилив свои позиции, Иван Ш начал вести себя как независимый от монголов государь, перестал платить им дань. Тридцать лет не было врагов под стенами Москвы. Выросло целое поколение людей, ни разу не видевших ордынцев на своей земле. Хан Ахмат решил восстановить господство Орды над Русью. Честолюбивый, умный но осторожный, он несколько лет готовился к походу против русской земли. Победами в Средней Азии и на Кавказе он снова поднял могущество ханства, укрепил свою власть. Однако Ахмат не сумел удержаться в Крыму. Здесь на ханском престоле сидел вассал турецкого султана Менгли-Гирей. Крымское ханство, выделившееся из Золотой Орды, с тревогою следило за усилением державы Ахмата. Это открывало перспективы русско-крымского сближения.
В 1480 г. энергичный и удачливый Ахмат, заключив союз с литовским королем Казимиром, поднял в поход на Русь Большую Орду, собрав все силы своей огромной, еще грозной империи. Над Русью вновь нависла опасность. Момент для нашествия хан выбрал весьма удачно: на северо-западе шла война русских с Орденом; враждебной была позиция Казимира; начался феодальный мятеж против Ивана Васильевича его братьев Андрея Большого и Бориса на почве территориальных споров. Все как будто складывалось в пользу монголов.
Войска Ахмата подошли к реке Угре, которая протекала по границе Русского государства и Великого княжества Литовского. Попытки татар форсировать реку не имели успеха. Началось «стояние на Угре» войск противников, которое закончилось в пользу русских: 11 ноября 1480 г. Ахмат повернул прочь. Где-то на зимовье в устье Северного Донца Иван Васильевич настиг его чужими руками: сибирский хан Ивак отрубил Ахмату голову и отправил ее великому князю в доказательство, что враг Москвы повержен. Иван III приветливо встретил послов Ивака и одарил их и хана. Таким образом, пала зависимость Руси от Орды. Почти 240 лет русский народ вел борьбу за свою свободу.
В 1502 г. крымский хан Менгли - Гирей нанес ослабевшей Золотой Орде окончательный удар. Вместо нее образовалось несколько ханств: Казанское, Астраханское и Ногайские орды.
Укрепление
Московского княжества, расширение
его территории неизбежно сталкивало
его интересы с Великим Литовским
княжеством. Это привело к войнам
между двумя государствами. Победу
в них одержала Москва. По мирному
договору, заключенному в 1503 г., Великий
князь Литовский Александр
При Иване III было создано Русское государство или Россия. Как же оно управлялось? Во главе государства находился великий князь всея Руси (с 1485 г. - Государь всея Руси). Власть великого князя не была чем-либо формально ограничена. Однако на практике правитель вынужден был считаться с нормами и обычаями, которые существовали из старины. При принятии решений великий князь советовался со своими советниками - Боярской думой. Дума не ограничивала власть государя, однако в реальности советы бояр, как правило, выслушивались и принимались во внимание. При Иване III члены Боярской думы делились на две группы: бояре и окольничие. Число их было первоначально не велико - несколько десятков человек. В Думу входили две категории лиц: представители боярских фамилий, издавна служивших московским князьям, и потомки бывших независимых князей, земли которых были присоединены при Иване III.
Великий
князь являлся верховным
При Иване III существовали два общегосударственных ведомства: Дворец и Казна. Возглавляли их, соответственно, дворецкий и казначей. Дворецкий ведал землями, принадлежавшими лично великому князю и производил суд по земельным делам. Казначей должен был наблюдать за государственной казной, государственным архивом и печатью. Большую роль в формировавшемся аппарате управления играли дьяки, которые непосредственно занимались ведением дел.
Иван III принял и государственный герб - им стал герб Византийской империи - двуглавый орел. Иван был вторым браком женат на племяннице последнего византийского императора Софье Фоминичне Палеолог, очевидно, это обстоятельство и сыграло роль при выборе герба.
Территория Русского государства делилась на уезды, а уезды, в свою очередь, на станы и волости. В уезде управлял наместник, а стане или волости - волостель. Наместников и волостелей на должности назначал великий князь. Основной их задачей было производство суда над населением, поддержание в порядке оборонительных сооружений и борьба с разбоями. Наместники назначались на один - два года. Они не получали жалованья, а обеспечивались всем необходимым за счет подвластного населения. В их пользу поступали также некоторые судебные пошлины. Таким образом, наместники получали территории в кормление, кормились с них. Назначение на должность наместника или волостеля было поощрением со стороны великого князя и давало возможность служилым людям улучшить свое материальное положение. Подобный порядок вел к злоупотреблениям наместников, к тому, что они просто обирали подчиненное им население. Для борьбы с этим явлением были введены специальные нормы - в грамотах указывалось, сколько и чего может требовать наместник от населения. Однако и это не избавило от злоупотреблений - обычным явлением были жалобы населения на наместников и волостелей.
Огромную роль в жизни страны играли вооруженные силы. Это было связано с тем, что России необходимо было иметь сильную армию для борьбы с кочевниками и решения внешнеполитических задач. Основу вооруженных сил составляло ополчение феодалов - дворянская конница. В случае необходимости на службу отправлялось и пешее крестьянское ополчение ("посоха"). В то время дворяне, как правило, за службу не получали денежного жалования. Для обеспечения служилых людей использовали землю, населенную крестьянами. Великий князь жаловал феодалам землю или как безусловное владение ("вотчина"), или, впоследствии, как условное ("поместье"). Держатели поместий назывались помещиками. Поместьем служилый человек пользовался только до тех пор, пока являлся на службу по первому приказу. Если же феодал по каким-либо причинам переставал служить, то поместье у него отбиралось и передавалось тому, кто будет нести службу. Поместье нельзя было продавать, дарить, передавать по наследству. Юридически оно считалось собственностью великого князя. Широкая раздача поместий началась в период правления Ивана III. Основная цель перехода к поместной системе - стремление не допустить ослабления вооруженных сил государства. Дело в том, что безусловное владение (вотчина), которым первоначально жаловались служилые люди, постоянно мельчало в разделах и наступал такой момент, когда владелец измельчавшей вотчины уже не мог выходить на службу, так как не имел средств на покупку коня, вооружения и обеспечения своей семьи. Поместье же не могло дробиться и должно было поддерживать боеготовность служилого человека.
Основным населением страны были крестьяне. По тому, на каких землях они жили, различались черные, дворцовые, монастырские, поместные крестьяне. Жители городов назывались посадскими людьми. Население несло повинности в пользу государства и, если оно проживало на владельческих землях, в пользу владельцев. От налогов были освобождены только служилые люди - их основной обязанностью была явка на службу по первому требованию государя.
В
1497 году был принят первый общерусский
Судебник - свод законов Русского государства.
В нем в общих чертах определялась
компетенция основных должностных
лиц, установлены процессуальные нормы,
определены наказания за наиболее распространенные
преступления. Кроме того, в Судебнике
был установлен общий для всего
государства срок для перехода крестьян
с одних земель на другие. Таким сроком
стал Юрьев день осенний (26 ноября). Переход
был возможен за неделю до и неделю после
него. Крестьяне, которые хотели покинуть
владельца земли, должны были выплатить
определенную сумму денег ("пожилое").
Со
времени принятия христианства русская
церковь находилась в зависимости
от константинопольского патриарха, составляя
просто одну из подведомственных ему
епархий. До татарского нашествия высшее
духовное лицо в России, киевский митрополит
прямо назначался из Константинополя.
Со времени нашествия татар это
отношение русской церкви к патриарху
начало изменяться. Прежде всего, в
связи с тем же наплывом тюрков
из Азии, Византия попала в руки крестоносцев
четвертого крестового похода.
Среди этой двойной неурядицы - в России
и на Балканском полуострове - русские
митрополиты все чаще стали посвящаться
дома, а в Константинополь ездили только
за утверждением. Так продолжалось два
века - до середины XV столетия. В это время
из Константинополя стали приходить на
Русь страшные вести. Началось с того,
что один из митрополитов, присланный
в Москву патриархом, объявил великому
князю московскому, что должен ехать в
Италию, к латинам, на духовный собор во
Флоренции. Византия сама воспитала нас
в ненависти к западной церкви. По внушениям
восточной церкви, нельзя было даже пить
из одних сосудов с латинами. Естественно,
что сборы митрополита (Исидора) в Италию
показались москвичам "новы, чужды и
неприятны". Несмотря на отговариванья
великого князя, Исидор поехал. Из Флоренции
он привез с собой еще более неожиданную
новость: унию восточной и западной церкви.
Это было уже слишком. Митрополит был низложен
и осужден собором русского духовенства;
вместо него выбран собором же свой митрополит
- из русских (Иона) - и заготовлена объяснительная
грамота в Византию. В грамоте этой великий
князь требовал разрешения впредь поставлять
митрополита в России. Требование
это мотивировалось дальностью пути, непроходимостью
дорог в Византию, нашествием татар. Но
между строк легко было прочесть, что главные
причины просьбы - "разгласия" в самой
восточной церкви. Русское правительство
до такой степени было смущено принятием
унии в Константинополе, что даже не решилось
обратиться к патриарху; грамота была
направлена к императору Константину
Палеологу.
Но и такую грамоту не пришлось отправить.
Пришла в Москву весть страшнее первой,
"что попущением Божиим, грех ради наших,
Богом хранимый Константиноград
взяли безбожные турки, святые Божий церкви
и монастыри разорили".
Вывод был ясен. Теперь надо было "попечение
иметь о своем православии. Страшная ответственность
свалилась на представителей русской
церкви. Они отвечали теперь не только
за свои души: они отвечали за судьбу православия
во всем мире, после того, как в центре
православия, в царствующем граде, "померкло
солнце благочестия". Под этим впечатлением
сложилась знаменитая теория о всемирно-исторической
роли Московского государства - о "Москве
- третьем Риме". Уже в конце XV века мы
встречаем полное развитие этой теории
в посланиях игумена одного псковского
монастыря, Филофея. "Церковь старого
Рима пала" - пишет Филофей Ивану III,-
"второго же Рима - константинопольскую
церковь иссекли секирами. Сия же ныне
третьего нового Рима - державного твоего
царствия - святая соборная апостольская
церковь - во всей поднебесной паче солнца
светится. Блюди же и внемли, благочестивый
царь, что все христианские царства сошлись
в твое единое, что два Рима пали, а третий
стоит, а четвертому не быть". Таким
образом, русский царь должен был соблюсти
единственный, сохранившийся в мире, остаток
истинного православия - нерушимым до
второго пришествия Христова.
С этой теорией должно было явиться впервые
и сознание духовной самостоятельности
русской церкви. Когда, лет сто спустя,
русская церковь добилась, наконец, формальной
независимости от Византии, получив собственного
патриарха (1589), московская всемирно-историческая
теория давно уже была официально усвоена.
Фактически, однако, и раньше учреждения
патриаршества русская церковь уже не
зависела от константинопольской, и даже
была придумана еще одна теория, чтобы
доказать эти притязания русской церкви
на полную независимость. Прежде, в домонгольское
и даже в удельное время, русская церковь
довольствовалась и даже гордилась своим
происхождением от греческой церкви. Теперь
для национальной русской церкви такое
происхождение казалось уже недостаточно
почетно. Надо было вывести начало русского
христианства прямо от апостолов, минуя
греческое посредничество. Как русский
великий князь начал вести свою власть
непосредственно от Пруса, "брата императора
Августа", так и русская вера
должна была идти непосредственно от Андрея,
"брата апостола Петра". "Что вы
нам указываете на греков,- отвечал царь
Иван Грозный папскому послу Поссевину.-
Мы получили христианскую веру при начале
христианской церкви, когда Андрей, брат
апостола Петра, пришел в эти страны.
Таким образом, мы на Москве приняли христианскую
веру в то же самое время, как вы в Италии".
Итак, в течение столетия перед учреждением
патриаршества русская Церковь нравственно
и духовно эмансипировалась от Византии.
Эта эмансипация была совершена при прямом
содействии государственной власти, в
прямых интересах великого князя московского,
Национальное возвеличение русской церкви
было делом столько же духовным, сколько
и политическим; может быть, даже более
политическим, чем духовным. Недаром московская
теория выдвигала "единого во всем мире
царя православного" над всеми другими,
Таким путем московский государь получал
религиозное освящение, явившееся весьма
кстати для его только Что усилившейся
власти. Московские князья поспешили воспользоваться
этим новым средством для окончательного
установления самодержавия.
Покровительствуемая государством, национальная
русская церковь воздала ему равносильными
услугами за это покровительство. Делаясь
национальной, она в то же время становилась
государственной: она признавала над собой
верховенство государственной власти
и входила в рамки московских правительственных
учреждений.
Сама Византия подготовила ту тесную связь
государства и церкви, которая составляет
одну из самых характерных черт русской
церковности. Известно, какую большую
власть над церковью имел византийский
император. Женившись на Софье Палеолог,
Иван III положил начало претензиям московских
князей на титул и власть византийских
императоров. Сын Ивана III, Василий III, уже
носил фактически царский титул, а внук,
Иван Грозный, принял этот титул официально,
вместе с легендой, по которой знаки царского
достоинства переданы византийскими императорами
еще Владимиру Мономаху. Таким образом,
в одно и то же время русская церковь заявила
свои права на независимость от константинопольского
патриарха, и русский царь занял, по отношению
к ней, место византийского императора,
сделавшись ее представителем и главою.
Недостаточно было, однако же, воли царя
и более или менее отвлеченной теории,
на которую она опиралась, чтобы провести
в жизнь новое понятие национальной русской
церкви. Для этого нужно было живое содействие
самой церкви, и такое содействие оказали
московскому правительству три знаменитых
иерарха русской церкви XVI столетия, все
трое проникнутые одним национально-религиозным
духом. Мы говорим об игумене Волоколамского
монастыря Иосифе Санине и о двух митрополитах,
Данииле и Макарии. Представители
трех поколений, сменивших друг друга
на промежутке от конца XV столетия до средины
XVI, эти три общественные деятеля поочередно
передавали друг другу защиту идеи, возникшей
в начале этого промежутка и осуществленной
в конце его,- идеи национальной и государственной
церкви.
Иосиф, Даниил и Макарий - типичные представители
русской образованности и русского благочестия
XVI века. Сохранение старины и усердная
преданность форме, букве, обряду - таковы
характерные черты их направления. Нет
большего врага для этого направления,
как критическое отношение к установившейся
традиция. "Всем страстям мати - мнение;
мнение - второе падение",- так формулировал
этот основной взгляд Иосифа один из его
учеников. Этим страхом перед "проклятым"
мнением, боязнью сказать что-нибудь от
себя проникнута вся литературная деятельность
Иосифа, Даниила и Макария, бывших самыми
видными писателями XVI века. Все, что писатель
говорит, он должен говорить "от книг".
Таким образом, литературное произведение
превращается в сборник выписок из "Божественного
писания". В произведениях Иосифа эти
выписки еще нанизываются на одну общую
мысль и не без некоторого диалектического
искусства связываются промежуточными
рассуждениями. В поучениях и посланиях
Даниила собственные рассуждения сводятся
уже к нескольким вступительным строкам,
сливающимся с простым оглавлением, и
к заключительной морали, часто вовсе
не связанной; с главной темой. Вся же,
более или менее объемистая, середина
произведений состоит из беспорядочной
груды выписок, при которых собственная
работа автора часто сводится,- по замечанию
новейшего исследователя сочинений Даниила,-
к работе простого копииста. Наконец, Макарий
задумывает и выполняет предприятие вполне
компилятивного характера: свои знаменитые
Минеи, долженствовавшие, по мысли составителя,
представить собою полную энциклопедию
всей древнерусской письменности: "вся
святые книги, которые обретаются в русской
земле".
За отсутствием мысли, тем больше приходится
в этих литературных произведениях на
долю памяти. Чтобы всегда иметь наготове,
"на краю языка", - как выражается
один из биографов Иосифа,- как можно большее
количество текстов писания на всякую
тему, нужно было, действительно, обладать
колоссальной память и огромной начитанностью.
При полном отсутствии школы и критики
эта начитанность превращалась у нас в
начетничество. Типичными начетчиками
были и Иосиф, и Даниил.
Совсем не в науке, не в знании видят наши
иерархи XVI века центр тяжести христианства.
"Писание" нужно только для того,
чтобы по нему устраивать жизнь. К устройству
жизни, к целям прикладным, практическим
направлены все их помыслы и заботы. Плохие
литераторы, они являются искусными практиками
и великими знатоками житейской премудрости.
Для этих практических целей основатель
всего направления, Иосиф, создает свой
знаменитый Волоколамский монастырь,
сделавшийся рассадником русских архиереев
на целое столетие. В Волоколамском монастыре
проходилась строгая школа внешней дисциплины
и внешнего благочестия. Монахи, обязанные
не иметь ничего своего, находились под
самым мелочным контролем устава, игумена
и друг друга. Монастырская дисциплина
смиряла энергию характера, сглаживала
личные особенности, приучала к гибкости
и податливости и вырабатывала людей,
готовых поддерживать и распространять
идеи основателя монастыря. Куда бы ни
забросила их судьба, питомцы Волоколамского
монастыря не прерывали связи с своей
а1mа mater, поддерживали друг друга
и выводили людей своего направления на
все видные посты духовной иерархии. Таким
образом, направление сохраняло свою силу
из поколения в поколения. Преемник Иосифа
по игуменству Даниил достиг митрополичьей
кафедры и выдвинул своего единомышленника,
Макария, сделавшегося потом его заместителем.
Больше полувека по смерти Иосифа термин
"иосифлянин" сохранял очень определенный
смысл, вызывавший почтение друзей и ненависть
противников.
Тесный союз церкви с государством- такова
была главная цель, поставленная Иосифом
и его последователями. Поддерживать государственную
власть и за это самим пользоваться ее
поддержкой - такова была задача "осифлян".
Иосиф готов был считать торжество московских
государственных порядков - торжеством
самой церкви и содействовал ему всеми
возможными средствами. Ту же осифлянскую
политику проводил и митрополит Даниил,
как видно из его роли при аресте в Москве
одного из последних удельных князей и
при решении вопроса о разводе Василия
III с бездетной Соломонией Сабуровой.
Покрывая своим авторитетом нарушение
клятвы в первом случае и нарушение церковных
правил во втором, Даниил, очевидно, практиковал
то "богопремудростное и богонаученное
коварство", которое завещал своим последователям
Иосиф, как правило высшей житейской мудрости.
В свою очередь, и церковь ожидала за это
от правительственной власти равных услуг.
Ничего не имея против вмешательства князя
в дела церкви, открывая даже этому вмешательству
широкий простор, Иосиф выхлопотал себе
взамен того покровительство власти в
самом насущном, для него и для всей церкви
его времени вопросе: в вопросе о монастырских
имуществах. На монастырь Иосиф смотрел,
как на своего рода государственное учреждение,
имеющее целью- подготовлять иерархов,
для государственной церкви. Сообразно
этому взгляду, в свой монастырь он принимал
с разбором и не всякого. Он предпочитал
постригать у себя людей богатых и знатных,
имевших возможность давать за себя в
монастырь значительные вклады деньгами
и имениями. Монастырь должен быть богат,
чтобы в него шли выдающиеся люди; и необходимо
привлекать в монастырь выдающихся людей,
чтобы иметь достойных заместителей на
высших ступенях церковного управления.
Таковы были практические соображения
Иосифа. Между тем, был момент, когда монастырским
имениям угрожала большая опасность; опасность
быть отобранными в казну. В этот-то момент
и оказали свое действие те уступки, которые
готова была сделать правительству партия
Иосифа в вопросе о независимости церкви.
Правительство пошло на компромисс, и
конфискация монастырских имуществ была
если не предотвращена совсем, то по крайней
мере отсрочена на несколько столетий.
Со своей стороны, осифляне употребили
все усилия, чтобы сделать русскую церковь
государственной и национальной. Иосиф
теоретически поставил русского князя
на то место, которое занимал в восточной
церкви император византийский. Даниил
практически подчинил церковь и ее представителей
воле светской власти. Наконец, Макарий
применил теорию и практику светского
вмешательства к. пересмотру духовного
содержания национальной церкви и в этом
смысле закончил дело, начатое волоколамским
игуменом. Венцом осифлянской политики
были духовные соборы первых годов самостоятельного
правления Грозного. К этому моменту национального
самоопределения и возвеличения русской
церкви мы и должны теперь обратиться.
Иностранцы сохранили нам любопытное
известие, что наши благочестивые предки
XVI-XVII вв. любили в церкви молиться каждый
перед своей собственной иконой. В случае,
если кто-либо из паствы отлучался на время
от церковного общения, выносилась на
это время из церкви и принадлежавшая,
ему икона. Тот же обычай с лиц распространился
и на целые области. Жители каждой местности
любили иметь у себя свою особенную, специально
им принадлежащую святыню: свои иконы
и своих местных угодников, под особым
покровительством которых находился тот
или другой край. Когда в Ростове открыты
были мощи св. Леонтия, первого святого
в этой области,, Андрей Боголюбский не
мог скрыть своего удовольствия и радости.
"Теперь",- говорил он,- "я уже ничем
не охужден" перед прочими землями.
Естественно, что такие местные угодники
и чтились лишь в пределах своего края,
а другие области их игнорировали или
даже относились к ним враждебно.
Со времени объединения Руси этот партикуляристический
взгляд на местные святыни должен был
измениться. Собирая уделы, московские
князья без церемоний перевозили важнейшие
из этих святынь в новую столицу. Таким
образом появилась в московском Успенском
соборе икона Спаса - из Новгорода, икона
Благовещения- из Устюга, икона Божией
Матери Одигитрии - из Смоленска,
икона Псково-Печерская - из Пскова. Сделавшись
главой национальной церкви, московский
государь уже систематически начал собирать
национальную святыню. Самая цель этого
собирания была уже теперь другая. Вопрос
был не в том, чтобы лишить покровительства
местных святынь покоренные области и
привлечь к себе их благосклонность. Очередной
задачей национализовавшейся церкви становилось
- привести местные святыни во всеобщую
известность и присовокупить их к сокровищнице
национального благочестия.
Таковы были побуждения, заставившие митрополита
Макария заняться составлением обширного
сборника всех существовавших до его времени
житий русских угодников. Но это составление
Четиих-Миней было только прологом к более
значительному предприятию. Дело шло о
приведении в известность всех местно-чествовавшихся
русских угодников и о признании их всероссийскими
святыми.
В первый же год самостоятельного правления
Грозного (1547) созван был для этой цели
в Москве духовный собор, канонизовавший
всех тех местных угодников, о которых
Макарий успел собрать необходимые сведения.
Таковых оказалось 22. Не ограничиваясь
этим, Макарий разослал ко всем архиереям
приглашение - произвести дальнейшие опросы
местного духовенства и богобоязненных
людей, где какие чудотворцы прославились
знамениями и чудесами. Результаты этих
расспросов и справок были записаны и
- в виде вновь составленных житий "новых
чудотворцев" - были представлены на
второй духовный собор, съехавшийся год
спустя после первого (1549). К лику святых
было на нем причтено еще 17 угодников.
Таким образом, "в два - три года",
по справедливому замечанию исследователя
(В. Васильева), "у нас в русской церкви
канонизуется столько святых, сколько
не было канонизовано во все предыдущие
пять веков, протекших со времени основания
нашей церкви до этих соборов".
Национальная гордость была теперь вполне
удовлетворена. Один из "писателей"
новых житий мог с полным правом сказать,
что со времени московских соборов о новых
чудотворцах "церкви Божии в русской
земле не вдовствуют памяти святых",
и Русь сияет благочестием "яко же второй
Рим и царствующий град (т.е. Константинополь)".
Слова эти показывают, какое близкое отношение
имела канонизация святых к обоснованию
национальной теории о "Москве - третьем
Риме". Совесть московских книжников,
встревоженная выпавшей на их долю всемирно-исторической
задачей, могла теперь быть спокойна. Померкшее
в Царьграде "солнце православия"
с новой силой "просияло" в русской
столице. Дело осифлян было во всех своих
существенных чертах сделано. Стоглавый
собор, закончивший ряд духовных съездов
для возвеличения духовного содержания
национальной церкви, был их окончательной
победой.
Нельзя сказать, чтобы победа эта была
достигнута без всякого сопротивления.
В Заволжье, поблизости от Кириллова-Белозерского
монастыря, создался сильный центр оппозиции
против направления волоколамских иноков.
Преподобный Нил, почти ровесник
Иосифа Волоколамского, устроил в Заволжье
свою Сорскую пустынь, из которой и вышли
его ученики, продолжавшие его дело.
Голос заволжских старцев и их последователей
неумолчно раздавался против осифлян
всю первую половину века. Голос этот смолк
- или, точнее говоря, был подавлен - только
после окончательного торжества национально-религиозной
партии, в средине XVI века.
Воззрения Нила Сорского и его последователей
были во всем противоположны взглядам
волоколамского игумена. В Заволжье утверждали,
в противоположность начетничеству осифлян,
что не всякий клочок писаной бумаги есть
священное писание. Писание надо "испытывать",
относиться к нему критически, и только
Евангелие и Апостол принимать
безусловно. В противоположность слиянию
церкви и государства, заволжские старцы
требовали строгого разделения их и взаимной
независимости. Дело духовное есть дело
личной совести каждого, и потому нельзя
за религиозные мнения наказывать светской
властью. В противоположность друзьям
Иосифа, настаивавшим на казни еретиков,
Нил утверждал, что судить правых и виноватых
и ссылать в заключение - не дело церкви:
ей подобает действовать лишь убеждением
и молитвой. Тем же духом внутреннего христианства
проникнуто и нравственное умение заволжских
старцев. Не церковное благолепие, не драгоценные
ризы и иконы, не стройное церковное пение
составляют сущность благочестия, а внутреннее
устроение души. Не жить на чужой счет
должны христовы подвижники, а питаться
трудами рук своих. Монастыри поэтому
не должны обладать имуществами, а монахи
должны быть "нестяжателями". В "новых
чудотворцев" заволжские старцы не
верили.
Для России XVI века эти воззрения явились
слишком преждевременно. Ни идея критики,
ни идея терпимости, ни идея внутреннего,
духовного христианства не были по плечу
тогдашнему русскому обществу; для огромного
большинства эти идеи просто были непонятны.
Это обрекало "нестяжателей" на неудачу.
Список литературы
Информация о работе Складывание единого Российского государства, его особенности