Советская пресса и цензура в 1920-1930-е годы

Советская пресса и цензура  в 1920-1930-е годы (источниковедческий аспект).

Известно, что изучение исторического  прошлого основано на исторических источниках.

Традиционно существовавшая в исторической науке схема информационных

возможностей различных  видов источников выглядела следующим  образом: безусловно,

достоверными, обязательными  для цитирования и ссылок были произведения классиков 

марксизма-ленинизма, вождей партии и партийные документы. Менее  достоверной 

считалась информация различных  учреждений, исходящая «с мест», и, наконец, наименее

достоверными считались  источники личного происхождения. В настоящее время в нашей 

стране идет процесс осмысления прошлого; широко публикуются наряду с архивными 

документами ранее неизвестные  воспоминания современников, опровергаются 

устоявшиеся стереотипы, воссоздаѐтся социально-психологическая атмосфера  разных

периодов нашей истории.

Новым содержанием постепенно наполняется и история советской  периодической печати.

В отечественной исторической литературе пресса была и остается не слишком 

почитаемым источником. Исследователи  часто справедливо отмечают ее субъективность,

фрагментарность, конъюнктурность  и предпочитают использовать другие виды

источников. Тем не менее  периодическая печать была и остаѐтся уникальным источником,

с помощью которого историк  может восстановить непрерывную  картину развития

прошлого(1). Хорошо ориентируясь в атмосфере изучаемого периода, он зачастую

приобретает такие свойства журналистики, как сознательное или  невольное искажение 

истины в политических интересах государства, идеологическим орудием которого, по

существу, являются средства массовой информации. Эти факторы, безусловно, снижают 

степень достоверности произведений журналистики, однако эти же самые  факторы 

наделяют эти источники  только им присущей уникальной информацией(2), а в некоторых 

случаях искажение действительности источником «предстает в высшей степени 

достоверной информацией  об условиях его возникновения (о  целях создания, намерениях

автора и т. д.)»(3).

Предметом нашего исследования стал вопрос о происхождении монополии  государства на

средства массовой информации в 20 — 30-е гг., в так называемый период расцвета

сталинщины в СССР.

В настоящее время изучение роли и места печати как ключевого  звена в системе 

государственной пропаганды так же остаѐтся одной из актуальных проблем для многих

социальных наук. Применительно  к проблеме природы и сущности многих характерных 

черт советской печати это имеет не только научное, но и  практическое значение. Закон о 2

печати и других средствах  массовой информации, отрицающий и  монополию государства,

и предварительную цензуру, стал определенным рубежом в свободном  развитии

российской прессы. Признавая, что печать стала своеобразным катализатором  и зеркалом

современности, нельзя не отметить тенденции консерватизма в ее деятельности.

Публичное и тайное преследование, оболгание и даже аресты непокорных журналистов,

практикуемые кампании формирования общественного мнения, привычка говорить «от 

имени народа» — все  это багаж нашего тоталитарного  прошлого.

В историографии разрабатывалась  конкретная методика анализа и использования 

произведений журналистики(4). В последнее десятилетие российскими  историками

достаточно много внимания уделялось проблеме цензорского  контроля за духовной и 

культурной жизнью в СССР. Специфика советской цензуры  изучена в работах 

К.Аймермахера, Д.Л.Бабиченко, А.В.Блюма, Т.М.Горяевой, И.Е.Левченко,

Т.В.Олейниковой, А.И.Подгорновой  и др.

Однако, несмотря на обилие литературы по теме, в отечественном источниковедении

недостаточно исследованы  особенности формирования системы  советской цензуры, нет 

общепринятого мнения о том, каким должен быть источниковедческий анализ материалов

прессы в современном  исследовании. Свидетельством этого  явились конференции,

проходившие в г.Санкт-Петербурге в первой половине 90-х гг.: «Свобода научной 

информации и охрана государственной  тайны» (24 — 26 сентября 1991 г.), «Цензура

иностранной книги в Российской империи и Советском Союзе» (ноябрь 1993 г.), «Цензура

в России: история и современность» (20 — 22 сентября 1995 г.). Временной и  предметный

спектры докладов охватывали практически все аспекты истории  цензуры в России.

Выступающие обратили внимание на ограниченность источниковой базы 20—30-х гг.

нашего столетия, слабую изученность  истории советской цензуры, форм и методов 

контроля над культурной и духовной жизнью в СССР(5).

Средства массовой информации, а точнее, их продукция — газеты, журналы, программы 

радиовещания и телевидения  — ежедневно фиксируют в печатной, звуковой и 

изобразительной форме актуальную международную и внутреннюю ситуацию — пишут 

историю современности(6).

Специфика периодики состоит  в том, что, стремясь адекватно отразить реалии актуальной

общественной практики, она  сама по себе становится частью духовно-практической

деятельности общества, документальным памятником его истории(7).

Журналистский текст осмысляет  реальную рабочую ситуацию и выдвигает  программу 

решения этой ситуации, другими  словами — осуществляет рабочую  идею.

Взаимодействие выразительных  средств журналистики (в языковых формах устной или 3

письменной речи), организация  материала, изобразительное оформление и другие

элементы под направляющим воздействием рабочей идеи создают  специфический 

журналистский образ, который, в свою очередь, способен влиять на поведение аудитории,

вызывать изменение в  оценках, настроениях людей —  формировать общественное

мнение.

Восприятие журналистского текста неизбежно зависит от идеологических, этнических,

культурно-исторических установок, приобретенных конкретным человеком  в результате

своего жизненного опыта. При этом результат, на который рассчитывает журналист,

готовя к публикации свой материал, может быть прямо противоположным  в том случае,

если содержание текста неадекватно  воспроизводит социальную действительность.

Работая с прессой, историк  неизбежно испытывает на себе воздействие  журналистского

образа, что, несомненно, влияет на определение ценности конкретных документов и всего 

их комплекса в целом. В этих условиях возрастает значение традиционных и 

специфических методов исторической критики, источниковых и внеисточниковых  знаний

исследователя(8) .

Анализируя публицистику и художественные произведения с  точки зрения отражения в 

них правды жизни, можно, видимо, «...изучать форму художественного  произведения

через функциональный анализ ее элементов и структуры»(9). Другими  словами, историк 

должен воссоздать структуру  человеческих реакций, модель социально-психологической 

атмосферы общества в той  или иной ситуации, определить рабочую  идею журналистского

текста и в зависимости  от направления исследования реконструировать факт, событие или 

явление прошлого, отраженного  в произведении. Для этого необходимо установить

соотношение в материалах различного жанра факта и авторского вымысла. Что касается

жанра, то, безусловно, он «влияет  на характер изложения материала: на его полноту, на

формы его осмысления»(10) и, таким образом, на степень достоверности  сведений.

Соотношение факта и журналистского комментария определяется конкретной задачей,

стоящей перед журналистом, а также особенностями предмета, который отражается в 

произведении. Для историка представляет ценность не только факт, но и оценка,

интерпретация его современниками: самими журналистами, видными партийными и 

государственными деятелями, рабочими, колхозниками, деятелями  науки и культуры.

В соответствии с современной  жанровой классификацией различаются  информационные,

аналитические и художественно-публицистические жанры(11). В информационной

заметке комментарий предельно  сжат, нет оценок сообщаемых фактов, однако выбор 

факта, подбор, верстка и  правка материалов несут в себе идеологическую установку. В 

очерке или статье комментарий  приобретает иные черты — он становится масштабным 4

элементом содержания, активно  влияющим на осмысление факта, на тональность  и 

построение всей публикации.

В отечественном источниковедении выработана методика анализа прессы, которая в 

общих чертах предполагает следующие  этапы работы историка с прессой: определение 

идеологической направленности органа прессы; изучение истории его  возникновения;

организация редакционной работы и авторского состава; выявление  источников

информации; критический  анализ содержания(12), который подразумевает  не только

традиционные методы сопоставления  изучаемых текстов с другими  видами источников,

но и методы выявления  в редакции писем читателей, изучение стенограмм редколлегий,

отчетов редакций.

Появлению журналистского текста предшествует большая исследовательская  работа

журналиста. Несомненно, далеко не последнюю роль в этом играет уровень 

профессиональной этики  журналиста, включающий такие понятия, как чувство нового,

искусство обратных связей, нравственные качества. Но анализ содержания журналистской 

продукции предполагает для  историка изучение опубликованного  материала. Поэтому 

важна и необходима работа с исходными материалами, различными вариантами текстов,

учет редакторской правки и т.д. Тем не менее даже самое  детальное изучение

журналистского текста не может гарантировать безошибочных оценок. Необходимо

учитывать специфику организации  и функционирования советских средств  массовой

информации: зависимость  их содержания от политических установок  партии,

осуществляемых при помощи цензуры на всех уровнях

Под «цензурой» мы понимаем «государственный надзор над печатью  и средствами

массовой информации»  и «учреждение, ведающее такими надзором»(13).

Долгое время в открытой печати не допускалось даже упоминания наличия у нас цензуры 

и ее органов. Так, в Большой  Советской Энциклопедии в статье о периодической печати в 

СССР указывалось, что  цензура существовала только в царской  России, что «Конституция

СССР в соответствии с  интересами народа и в целях укрепления социалистического строя 

гарантирует гражданам свободу  печати»(14). Однако сейчас мало у кого вызывает

сомнение то, что так  называемое «партийное руководство  печатью» было ничем иным,

как средством политического  контроля.

Попытка подчинить государственному контролю периодическую печать, разделив еѐ на

«лояльную» и «нелояльную» к новой власти, была осуществлена уже 9 ноября 1917 г. в 

Декрете о печати. Как часть  «некоторых временных чрезвычайных мер» любые газеты,

«призывающие к открытому  сопротивлению или неподчинению рабоче-крестьянскому 

правительству», или «подстрекающие к мятежам путем явного клеветнического 5

искажения фактов», будут  репрессированы, а их главные редакторы  отданы под суд(15). С 

окончанием гражданской  войны, когда страна оказалась в  условиях глубочайшего кризиса 

и политическое господство большевиков  находилось под вопросом, проблема

своевременной и полной информации для руководства страны приобрела  важнейшее 

значение. Не случайно, что  именно в это время появился циркуляр ВЦИК и ЦК РКП (б) от

17 марта 1921 г. о создании  всеобъемлющей системы государственной  информации «в 

целях своевременного и полного  осведомления и принятия соответствующих  мер»(16). А 

6 июня 1922 г. Декретом СНК  СССР для контроля всех видов  печатных произведений 

было образовано Главное  управление по делам литературы и  издательств (Главлит)

Наркомпроса РСФСР. Возглавляли  Главлит заведующий и два его  заместителя. В 

крупных городах (Ленинграде, Киеве, Одессе и др.) создавались  органы по типу Главлита.

Во всех остальных губернских городах контроль осуществлялся  работниками,

назначенными и утвержденными  Главлитом(17).

Следует отметить, что теоретическим  обоснованием превращения печати в  послушный 

придаток аппаратной системы  послужила работа В.И.Ленина «Партийная организация и 

партийная литература», в  которой был сформулирован принцип  жесткой зависимости 

материала, опубликованного  в печати, от политических установок  партии — так 

называемый «принцип партийности» в агитации и пропаганде широких  масс трудящихся.

Однако проводить этот принцип в печати в масштабах  всей страны в первые

послевоенные годы было невозможно: три четверти населения были безграмотными.

Поэтому в 1919 г. Совнарком  принял декрет «О ликвидации безграмотности среди 

населения РСФСР», по которому предполагалось в самые короткие сроки научить 

население страны элементарной грамотности. Была создана разветвленная  система так 

называемых «ликбезов» —  элементарных школ для всего населения. Для реализации этой

задачи в порядке трудовой повинности Советам предоставлялось  право привлекать все