Жизнь Бенджамина Дизраэли

Дизраэли разработал порядок взаимодействий между уровнями, при котором аристократы выступают  как управляющие, а бедняки как  управляемые “отцом”. Бросалось  в глаза полное несовпадение содержания мысли с объективной реальностью. Это, однако, не мешало “фантасту” и ортодоксально убеждённому Дизраэли не только искать пути решения социальных проблем, но и влиять на ход социальной жизни людей. Субъективный идеализм (особый мир духовной ориентации) удивительным образом взаимодействовал с успешной практикой, направленной на улучшение условий жизни беднейших слоёв общества. Фантазии Дизраэли в сфере практического разума служили основанием для морального действия. Это были моральные принципы, возвышаю-щие человека над миром. Дизраэли был слишком большим скептиком, чтобы отрицать возможность чего бы то ни было. Практический разум сводился к вопросу: “Что я должен делать?”. Предпринятые им реформы способствовали существенному улучшению положения бедняков. Дизраэли не разделял представление о том, что человеческая натура якобы чисто “экономическая машина”. Он считал, что примат экономики понижает человеческое в человеке. В своём романе Sybil он ратует за упорядочение труда шахтёров и фабричных рабочих, подвергающихся жестокой эксплуатации. Если писателю и политику не удалось в его философской системе и в его политической практике привести форму социального правления в стране в гармонию с дизраэлиевской гипотетической миссией аристократии, то это его неудача, но отнюдь не его дискредитация. Он говорил: “Действие не всегда может принести счастье, но нет счастья без действия”. Автор биографической повести “Жизнь Дизраэли” Андре Моруа в своей книге “Воспоминания” пишет: “Выдающиеся добродетели Дизраэли постоянно напоминали мне, что для преодоления вековых предрассудков еврей обязан быть настолько безукоризнен, насколько позволяет человеческое естество; его честность и надёжность должны быть живым опровержением злопыхательских вымыслов. Сказочная храбрость Дизраэли сломила сопротивление недругов, и он добился всеобщей любви и признания” (цитируется по журналу “Иностранная литература”, N6, 1988). Как говорил американский раввин Леон Харрисон (1866-1928), еврей должен быть золотом, чтобы сойти за серебро.

Если ранее к Дизраэли относились как к чужеземцу: “Что ему Англия и что он Англии?”, то в последние годы его правления всем стало ясно, что Англия была для его фантазий обетованной землёй, Израилем его воображения. Его теоретические положения успокаивают, его художест-венные произведения существуют для того, чтобы не дать успокоиться. 
Писание романов было для Дизраэли особым методом анализа, “репетицией” политических выступлений. О его фантазиях на тему “феодального социализма” можно сказать словами Аристотеля: “В произведении предпочтительнее вероятное невозможное, чем невероятное, хотя и возможное”. Его романтическая фантазия не строит воздушных замков, она перестраивает в воздушные замки бараки.  
Дизраэли написал серию романов, которая начинается с Vivian Grey (1826-27) и заканчивается Endymion (1880). В промежутках между этими годами были написаны такие выдающиеся произведения как Tale of Alroy (1833), Coningsby (1844), Sybil; or, The Two Nations (1845), Tancred (1847), Lord George Betinck (1852) и др. Эти книги полны мудрости, оригиналь-ности, знания мира и людей. Они содержат проницательное изучение характеров от повара до кардинала, от агитатора-массовика до импера-тора. Его романы часто вызывают живые ассоциации с произведениями Вольтера и Бальзака. Английские критики отмечают, что манера письма Дизраэли близка реализму Теккерея. Впрочем, в своих пародиях “Романы прославленных сочинителей” (1847) Теккерей, создав язвительную пародию-шарж, выбрал в качестве мишени дизраэлиевский роман “серебряной ложки”, герои которого якобы “так долго сосали серебряную ложку, что, убоявшись деревянной, предпочитают просто встать из-за стола”. (“Современная комедия” Голсуорси – реминисценция наоборот). Между тем романы Дизраэли демонстрируют специфическую позицию автора по отношению к его героям: это диалогическая позиция, утвержда-ющая внутреннюю связь героя, слово которого так же полновесно, как авторское слово. Это герой-идеолог, а не психологический субъект.Само-сознание – это дизраэлиевская доминанта эстетического изображения. Американский литературовед Хенлей в своём эссе не без говорит о том, что в романах Дизраэли “мы наблюдаем переход от героического питья к бриллиантовому критицизму стиля”. Иногда, замечает критик, созданное Дизраэли “похоже на Гейне, иногда на самые сильные работы Проспера Мериме”. (W.E.Henley on Disraeli, Views and Reviews: Essays in Appreciation. New York, 1890, 20-21). Отвлекаясь от ассоциаций Хенлея, заметим попутно, что вся серия романов явственно отражает путь Дизраэли от романтизма Tale of Alroy к реализму Sybil. Дизраэли был политиком, верящим в реальность своих социальных построений.  
Роман Tale of Alroy написан после поездки автора по странам Ближнего Востока, включая Палестину. Описываются события двенадцатого века: еврейскому герою Давиду Элрою, при всех его мессианских притязаниях, не удаётся создать еврейскую империю, восстановить Иерусалим для евреев. Роман Coningsby свидетельствовал о намерении автора трансформировать партию тори в средство для социальных реформ на пользу всем слоям общества. Он проявлял особое внимание к английским арендаторам – фермерам и фабричным рабочим, к еврейскому люду. Теория “торизма” в этом смысле была беллетристически воплощена в Coningsby. Роман Tancred Дизраэли назвал “художественным вариантом викторианской духовной биографии”. Автор обычно не афишировал свои сионистские схемы в их практическом варианте, но они были всегда с ним. Его воображаемые надежды лелеяли мессианские фигуры. Такой фигурой становится Дэниэль Деронда. В конце романа Дэниэль готовится к отъезду на Ближний Восток, чтобы “восстановить политическое существование еврейского народа, воссоздать его как нацию, дать национальный центр, какой, например, имеют англичане…”. Дизраэли, полагая, что “христианство есть законченный иудаизм”, считал себя самого “недостающей страницей между старым заветом и новым”. Он любил церковные обряды, но оставался в позиции хоть и восхищённого, но стороннего наблюдателя богослужения – и это двусмысленное положение казалось единственно достойным. В своём предисловии 1849-го года к Coningsby он утверждает: “Отстаивая суверенное право Церкви Христовой быть вечным восстановителем человека, автор считает, что пришло время, когда нужно попытаться воздать должное расе, что основала христианство”. Романтический парадокс! Автор подчёркивает: “Евреи дали миру Мойсея, Соломона, Христа – величайшего законодателя, величайшего администратора и величайшего реформатора. Какая ещё раса из бывших или живущих могла бы породить такую троицу?”. Дизраэли считал церковь единственным уцелевшим “еврейским институтом”. “Если бы не церковь, - писал он, - то не знаю, кто бы знал об евреях. Церковь была основана евреями и сохраняла верность своим корням. Она оберегает их историю и литературу, храня их для всех, читая их вслух; благодаря ей в памяти живы общественные деятели евреев, а по миру распространяется их поэзия…”. Филосемитская агитация Дизраэли на континенте Европы успеха не имела. Однако тема наведения мостов между иудаизмом и христианством, иудаизмом и светским миром всегда его волновала.  

                                     Оратор - Дизраэли

 

Политическое  красноречие, дерзость и остроумие  были всегда действенным приёмом  ораторской речи Дизраэли – выражения  ясны, несколько небрежны, всегда окрашены сарказмом. “Присутствие этого великого творца жизни превращало прения в произведение искусства”, - написал о нём Андре Моруа в книге “Жизнь Дизраэли”. Даже его враги, размышляя об итогах его жизни, говорили: “Мы не увидим равного ему: время гигантов прошло. Ушло всё рыцарство, всё очарование, которое было у нас в политике. Осталась одна рутина”.

Значительную  роль в формировании стилистики ораторской прозы Дизраэли сыграла его эстетическая привязанность к великому английскому  драматургу и государственному деятелю  Ричарду Шеридану (1751-1816), у которого он брал уроки. “Парламентские речи” Р.Шеридана были настольной книгой автора “Танкреда”.

Дизраэли был  артистом стиля. Его речь, избегая  фальцетных нот, чувственна и риторична, содержит скрытый источник энтузиазма. Писатель использует декламацию и карикатуру, антиномию и эпиграмму, аргумент и антитезу, иронию и дискуссионные приёмы. Он вкладывает в каждую фразу бездну энергии и экспрессии. У него была своя грамматика фантазии. Его язык это своеобразный диалект, обладающий собственной армией и флотом. В горячих дебатах с присущей ему любовью к ясности он выступал как самый опасный антагонист своего времени, хотя и сохранял свойственные его натуре угрюмое добродушие и солнечную жизнерадостность.

Он был воплощением  интеллектуальной экспансии. Его способность мышления, рационального познания активно взаимодействовала с чувствами, волей, интуицией и воображением. Он обладал способностью влиять на людей магнетизмом своего интеллекта, влиять даже на коллективные сантименты всего парламентского сообщества. Он был принцем агитации. Произносимые им слова звучали лучше, чем были на самом деле. В искусстве укладывать минимум слов в глыбу мысли ему не было равных. Нужное слово в нужном месте. Его афоризмы – кладезь мудрости:

«Я консерватор, если надо сохранить добро. Я радикал и сторонник коренных перемен, когда надо с корнем вырвать зло»;

 «Если существует что-либо, чем я действительно горжусь, так это моё постоянство»;

«Величайшее добро, которое ты можешь сделать для другого, это не просто поделиться с ним своими богатствами, но и открыть для него его собственные богатства»;

«Никогда не извиняйся за проявление чувств. Когда ты это делаешь, ты извиняешься за правду»;

«Темнее всего в предрассветный час»;

«Справедливость – истина в действии»

«Консервативная партия - это организованное лицемерие.»

«Он [Гладстон] честен в самом одиозном смысле этого слова.»

«Когда мне хочется прочесть книгу, я ее пишу.»

«Лесть любят все, особенно - коронованные особы, и особенно - грубую.»

«Прецедент увековечивает принцип. Англия не любит коалиций.»

«Категоричность - не язык политики.»

«Отличительное свойство нынешнего века - паталогическое легковерие.»

«Человек... существо, рожденное для веры.»

«Писатель, который говорит о своих книгах, ничем не лучше матери, которая говорит о своих детях.»

«Без сильной оппозиции не устоит ни одно правительство.»

«Не читайте исторических книг - только биографические; биография - это живая жизнь.»

«Когда про вас начинают ходить анекдоты, пора на покой.»

«Мелочи действуют на мелких людей.»

«Вся жизнь - скачка. Иной истины нет. Восток - это всегда карьера.»

«Век рыцарства в прошлом... На смену драконам пришли казуисты.»

«Я никогда не отрицаю, я никогда не противоречу, я иногда забываю.»

«Есть три разновидности лжи: ложь, гнусная ложь и статистика.»

«Она [жена] - превосходное существо, вот только все время путает, кто был раньше, греки или римляне.»

«Если помнить выгодно, никто забыт не будет.»

«Надо обладать железными нервами, чтобы быть приветливым каждый день с одним и тем же человеком.»

«Знать и народ - это две нации в одном государстве.»  
Целая группа афоризмов и речений Дизраэли, отмеченных печатью иудаистского мышления, посвящена еврейскому народу: “Израиль, будучи сердцем человеческого тела, несправедливо сделали плечом, несущим гнёт зла человечества”; “Будучи освобождены, таланты евреев воссияют так, что изумят мир. Они в массе своей талантливы от рождения…”. В Alroy, Coningsby и Tancred Дизраэли замечает, что законы и институты западного общества основываются на моральных ценностях, заимствованных у его еврейских предков.

Бенджамин Дизраэли верил, что евреи, в силу своих  достоинств и славного прошлого, заслуживают  особого уважения, и, обогащая викторианизм, расширяя понятие “демократического  торизма”, со всей своей напористостью  работал в этом направлении Он был взращён в христианских традициях, но всегда сохранял интерес к соплеменникам.  
В 1881 г. болезнь свела Дизраэли в могилу. Его похоронили по христианскому обычаю. Последние слова непосредственно перед смертью лидер Консервативной партии, многократный премьер-министр Великобритании и великий англичанин произнёс на иврите.