Демократия

     Но  для довольно значительной части  респондентов (14 %) слово «демократия» имеет отчетливо выраженную негативную окраску. В одних случаях их эмоции вызваны неприятием самого идеала демократического устройства общества («одна из наиболее несовершенных форм правления»; «демократия дает разврат»). В других – неприятием тех явлений, которые они наблюдали (и наблюдают) в нашей стране, где демократия, по их мнению, вылилась в анархию, разгул преступности, отсутствие законности и правопорядка («беспорядок, бандитизм, нет законов – демократия в России»), развал страны и обнищание народа. Некоторые крайне резко отзывались о российских демократах.

     Каждый  третий участник опроса (34 %) считает, что  сегодня в России демократии слишком  мало, – потому как, поясняли респонденты  в ответ на открытый вопрос, не соблюдаются  демократические права и свободы, отсутствуют законность и порядок, власть не принадлежит народу, простым людям живется плохо. А каждый пятый участник опроса (21 %), напротив, уверен, что сегодня в России демократии слишком много. При этом некоторые из них ссылаются на те же явления, что и респонденты, говорившие о недостатке демократии: отсутствие законности и порядка, безответственность и неподотчетность политиков. Другие же говорили о низком уровне культуры и морали, о социальной несправедливости, некоторые – об отсутствии жесткой руки. Как видим, отрицательное мнение россиян о демократии опирается, как правило, на недовольство ее сегодняшним российским вариантом, хотя часть респондентов и в принципе считает демократическую модель неприемлемой.

     Наиболее  демократической эпохой в жизни России опрошенные называют эпоху Путина (29 %), а на второе место по этому критерию ставят эпоху Брежнева (14 %). О том, что демократии в нашей стране было больше всего при Горбачеве или при Ельцине, говорят соответственно 11 % и 9 % опрошенных.  

3. ПУТЬ СТАНОВЛЕНИЯ ДЕМОКРАТИИ В РОССИИ. 

          Становление и, тем более, попытки дальнейшего развития демократических принципов обустройства российского общества происходили в сложнейших условиях. Впрочем, Россия здесь вовсе не исключение, это – общее правило. Если рассматривать процесс, связанный с разделением власти как принципиальное условие и основной механизм функционирования всех видов политической и неполитической власти, то уже здесь в полной мере можно увидеть, насколько непросто исторически эволюционировал этот процесс.

          Первое крупное разделение власти развело политическую и религиозную власти – власть государства и власть церкви. Оно же сопровождалось и длительной борьбой за унификацию власти, то есть за преобладание светской власти над религиозной или наоборот – за господство церкви в светской жизни общества. Властное соперничество между государством и церковью, начавшись в средневековье, продолжалось и в течение нового времени как в нашем отечестве, так и в Западной Европе. Необходимо отметить, что это соперничество и по сей день далеко не завершено для части государств и обществ, причем, исход его там по-прежнему не вполне предсказуем. Христианская часть планеты, например, однозначно разрешила спор о характере власти в пользу светской, государственной. Мусульманский же мир решает вопрос преимущественно в пользу значительного политического влияния религиозных начал в общественной жизни, в политико-правовой системе и в культурном укладе. 

          Решающий этап разделения государственной власти наступил в начальный период нового времени (XVI–XVII вв.). Феодальное децентрализованное государство наконец-то уступило место централизованным абсолютистским монархиям в большинстве стран Западной Европы. Центральная власть все более нуждалась в эффективном аппарате управления. Последний все более специализировался и функционально членился. Развивавшаяся буржуазия поддержала на первых порах абсолютистский монархический центр и способствовала его укреплению, но при этом получила и доступ к власти. Этот доступ открывался, главным образом, в нарождавшиеся парламентские (законодательные и представительные) структуры.

          Наиболее ранней, причем, классической формой разделения власти в ее современном понимании стало образование парламента в Англии в конце XVII в. Особую роль сыграло создание американской структуры разделенных властей и революционных парламентских структур французской революции. В XIX в. в большинстве стран Европы создание парламентской власти было завершено. В XX в., по крайней мере формально, деятельность парламентов и, как следствие, структуры трех разделенных властей (законодательной, исполнительной и судебной) стали практически повсеместными в мире.

          Но еще и сегодня, по-прежнему, остается сложной социально-политической проблемой взаимодействие разделенных властей. Как бы удачно ни регулировалось это взаимодействие конституцией, законами и иными нормативными актами, реальное соотношение долей законодательной, исполнительной и судебной властей может колебаться в пользу той или иной из ветвей власти. Исторический опыт показывает, насколько ослабляют государство и социально опасны попытки одной из ветвей власти доминировать или вообще свести разделение власти к чисто формальной процедуре. В этом случае реальной правящей властью оказывается какая-либо иная сила, скрыто, но реально стоящая вне структуры власти официальной либо заменяющая ее.

          Крайне важной проблемой остается и разделение власти внутри самих автономных ветвей власти. Например, распределение функций и компетенции внутри правительства, разделение парламентов на палаты. Особую роль в системе разделения власти играет выделение в сфере судебной власти внешнего контрольного органа – конституционного суда, являющегося арбитром в отношениях между ветвями власти.

          Это – один аспект проблемы. Другой, еще более важный и характерный для России периода преобразований, состоит в том, что разделение власти происходит не только на официальном уровне. Власть разделяется также между легальными и открытыми структурами и скрытыми, хотя и легальными. Это деление обычно происходит двояким образом:

– на скрытые  действия легальных организаций (негласные  распоряжения, приказания, решения  министров, мэров и губернаторов, скрытые, но весьма конкретные акции парламентских фракций и/или групп депутатов, закулисная борьба в парламентах и т.д.);

– на длительно  существующие официальные, но, по существу, законспирированные организации (органы безопасности, разведки, контроля и  др.), подлинная роль которых в политике скрыта иногда и от ее формальных субъектов (влиятельные лица в парламентах, министерствах, так называемые «тайные правящие силы» и т.д.).

          Кроме того, существуют и не легализованные политические и неполитические структуры, общественные движения, всевозможные «фронты», не только конкурирующие с официальными властями, но нередко реально обладающие властью в весьма широких масштабах.

          Наконец, любая ветвь власти или ее представители фактически могут делиться влиянием, полномочиями и функциями со сферой нелегальных, теневых и даже противоправных структур. Например, сращивание теневой экономики, коррумпированных судей, парламентариев, министров и т.д., то есть о создании мафиозных групп. В периоды общественных и политических кризисов все формы скрытого влияния и перераспределения властных полномочий официальных государственных и нелегальных структур могут стать не только весьма распространенными, но и крайне социально опасными. Перераспределение законодательной, исполнительной и судебной власти со скрытыми структурами создает условия для криминализации политики, репрессивных акций, давления на гражданское общество, а в самых крайних проявлениях – для дестабилизации политической ситуации, верхушечных заговоров и даже переворотов. Все это, в той или иной мере, оказалось характерным для развития российского общества в 1990-е гг.

Между тем, демократизация политической жизни, общественных процессов в целом  являет собой базовый принцип  обеспечения реального разделения власти и в итоге предопределяет формирование и развитие гражданского общества.

          Повлиял на это целый ряд факторов. Во-первых, связанный во многом с внешними условиями значительный исторический период недемократического развития страны, в течение которого у народов России сформировался (и был в определенной степени навязан «сверху”») вполне определенный взгляд на государственное устройство и на роль собственно государства как силы, регулирующей все общественные коллизии.

Во-вторых, это следствие отсутствия собственного опыта общественного обустройства на демократических началах.

          В-третьих, это следствие внутренней слабости правившей долгое время идеологе-политической партийной структуры, не сумевшей взять под свой жесткий контроль процесс объективно назревших политических и социально-экономических преобразований.

          В-четвертых, осуществление этих преобразований исторически случайными политическими силами и лицами, реализовавших их без программы, “по наитию”, что и привело к развалу страны и обнищанию населения. Так, по данным, только 10–20 % опрошенных согласились с тем, что выиграли от перемен, тогда как 70 % считают, что проиграли.

          В-пятых, в стремлении побыстрее осуществить считавшиеся ими крайне необходимыми преобразования на внешние силы, были заинтересованы в максимальном ослаблении России и выведении ее из игры в качестве мощного геополитического фактора.

          Ну и как следствие всех предыдущих факторов – полный «раздрай» в политическом спектре российского общества, что и обусловливает ожесточенную борьбу за власть.

          Но дело не только в исторических традициях, огромных территориях и своеобразии природных условий, менталитете народа и т. п. Дело еще и в том, что человечество в целом в определенном смысле находится на переломе.

          Устойчивое развитие общества все более связывается не с всесилием рыночных механизмов, а с усилением контролирующих функций государства за потреблением и производством, решением экологических проблем и одновременно с расширением функций местного самоуправления. Это касается не только изменений в национальном плане. Именно глобальное социальное расслоение лежит в основе так называемого современного «международного терроризма». Реальная же основа проблемы «международного терроризма» – нежелание стран, обладающих наибольшими сырьевыми запасами, самосознание народов которых значительно выросло за последние десятилетия, как и прежде, оставаться изгоями. И это – тоже свидетельство необходимости перестройки всей системы международных отношений не на силовой основе, а на социально-справедливой, на базе общечеловеческих и гуманистических принципов. То есть и в мировом плане речь идет о новом разделении властных полномочий.

Так что  проблемы России, в частности и  в отношении решения вопроса  о разделении власти, это не чисто национальные проблемы. Но куда и как двигаться, что для этого нужно делать в первую очередь – даже эти острые вопросы не решены нашим обществом в целом (если не иметь в виду, что они так или иначе решены в собственных интересах различными политическими силами и стоящими за ними экономическими группами). Какой вообще нужен путь? Может быть, американский вариант? Но он уже показал свою несостоятельность, приведя страну к краю. Сам Президент страны в интервью 7 октября 2002 г. признал, что «много наломали», «власть потеряла доверие людей», для старшего поколения настало «жестокое время».

          Или, может, выбрать китайский путь? Но Китай – это 1,5 млрд. человек. А в России населения в 100 раз меньше. И уже только поэтому системы управления, наверное, не могут быть одинаковыми. Да и глубокие исследования китайской модели показывают, что на самом-то деле в итоге реформ дела там обстоят далеко не так радужно, как нам представляют.

          Я считаю, исходить нужно, прежде всего, из объективной ситуации, сложившейся еще до начала “перестройки” в стране. Это – кризис, глубокий, системный, затянувшийся. Выход из него – длительный, который займет целый период, сроком еще в два, а то и больше десятилетий. Это теперь признают уже все. И период этот – переходный. Вот только к чему – переходный? Ответ на этот вопрос и должен вырабатываться всем обществом.

          А пока речь идет о выживании страны, ее народа, о сохранении территориальной целостности, обеспечении национальной безопасности и национальных интересов для реализации задач выживания и развития.

          Если присмотреться, внешнее окружение не стало более благоприятным. Скорее, напротив. Борьба за ресурсы обостряется, что привело уже к кризису НАТО из-за нефти Ближнего Востока. Китай, Япония все в большей степени нуждаются в энергетических ресурсах, которые есть в России. США, противодействуя этому варианту, стремятся «привязать» Россию к себе, окружая ее (и заодно Китай) при этом своими базами, чтобы в случае необходимости силой захватить новые природные ресурсы. Уже поэтому Россия должна иметь современное оружие, централизуя при этом необходимый научно-технический потенциал, усиливая, где это необходимо в первую очередь, роль государственного регулирования.

          Раз речь идет о выживании, решении самых неотложных проблем, то должна быть и стратегия выживания. То есть политика должны быть неординарной, чрезвычайной, а экономика–   милизационной. Тем более, как показывает исторический опыт, новая социальная система, создаваемая на месте разрушенной, по объективно обусловленным причинам во многом напоминает прежнюю. Поскольку быстро нельзя никуда уйти от прежних способов хозяйствования, природных условий, внешнего окружения3 менталитета народа.

          А что мы видим сегодня? Уровень коррупции составляет фактически второй бюджет страны. То есть, предприниматель, задавленный со всех сторон, несет двойное налоговое бремя, а в стране существует «второе – теневое – налоговое министерство». Бизнес живет, по сути, не по законам, а по воле чиновников. Законы, принимаемые на федеральном уровне, по большому счету не работают. Их многообразие, бессистемность, противоречивость, декларативность, нечеткость, обилие отсылочных норм не способствуют подъему экономики, развитию политического процесса. С другой стороны, у региональных органов законодательной власти остается все меньше полномочий для создания своих законов.