Подлинно  трагические последствия, связанные с отсутствием политического единства в правящей элите, выявились по мере втягивания сторон в открытую вооруженную конфронтацию. Несогласованность действий силовых ведомств, попытки использовать тактические неудачи для политической дискредитации тех или иных лиц в высшем эшелоне власти оборачивались жестокими человеческими жертвами.

     Организационным механизмом принятия политических решений  по чеченскому конфликту выступал в  России Совет Безопасности, хотя подготовка и, особенно, контроль за исполнением  принятых решений осуществлялись через другие структуры, состав и полномочия которых менялись с поразительной быстротой.

     В итоге, решения основывались, в лучшем случае, на личностных оценках непосредственно  принимавших их лиц и их аппаратов, но очень трудно обнаружить доказательства того, что одновременно учитывались внутренние и внешние последствия этих решений для России в целом. Более того, выбор «комбинированной стратегии» решения конфликта был, вероятнее всего, результатом «силового» окружения Президента РФ и, одновременно, способствовал тому, чтобы это окружение оказывало преобладающее влияние на характер принимаемых решений, а значит — и сохраняло свое положение в государственной иерархии.

     Отсутствие  четкой организационной структуры  принятия кризисных решений привела к тому, что возможность разработки альтернативных решений была полностью проигнорирована. Очевидно, что политическое руководство не видело иного варианта, кроме того, который был назван «комбинированным», обозначая простое сложение двух взаимоисключающих подходов.

     Более того, складывается впечатление, что  существующий в государстве кризисный  механизм позволяет, судя по чеченскому конфликту, даже в сфере жизненно важных интересов России принимать  политические решения, сам характер которых неадекватен общему реформаторскому курсу официально декларируемой руководством страны политики.

     В этой связи, в контексте чеченского конфликта одной из актуальных проблем  в комплексе мер по формированию кризисного механизма государства  является проблема создания системы индивидуальных мер психологической защиты лиц, непосредственно принимающих политические решения. Личностная структура лица, принимающего политическое решение, даже в обычной ситуации должна быть поставлена в зависимость от таких организационных условий, которые обеспечивали бы учет не только его индивидуальных особенностей, но и гарантировали адекватное восприятие им всех уровней анализа последствий принимаемого решения, как для собственного государства, так и для его оппонентов. Решение этой непростой проблемы еще более усложняется в условиях кризисной ситуации, которая усиливает эффективность и эмоциональность ориентаций личности руководителя, увеличивает степень групповой идентификации влечет за собой возрастание значения ожиданий об “образе” оппозиции, усиливает, наконец, роль типа личности руководителя.

     В целом же, можно констатировать, что развитие политической системы  России, не в последнюю очередь  под воздействием чеченского кризиса, объективно ведет к укреплению механизма  управления, ограничивающего свободу силовых решений, побуждающих власти к политическому диалогу, мирному и компромиссному разрешению конфликтных ситуаций. Углубление этой тенденции предполагает:

     - усиление контрольных функций  законодательной и судебной властей,  в особенности в части, касающейся применения силы;

     - укрепление нормативной основы действий государства в кризисных ситуациях, выработка комплекса нормативных документов о чрезвычайном положении; 

     - исключение из военной доктрины положений, допускающих применение вооруженных сил в целях, не связанных с отражением внешней агрессии. 

4. КОНТРОЛЬ НАД КОНФЛИКТОМ

     Важнейшим элементом стратегии управления конфликтом следует считать “контроль  над конфликтом” — систему  мер, направленных на ограничение, прекращение, предотвращение и исключение самой возможности насильственных действий как средств конфликтного поведения.

     Наличие уже в ранних циклах чеченского конфликта  “силового подхода” (угрозы применения силы) предполагало приоритетную необходимость  выработки и реализации специфического комплекса мер регулирования конфликтной ситуации, определяемого как стратегия контроля над конфликтом. Последовательность реализации мер контроля, конкретизация задач, стоящих перед субъектами контроля, установление круга вопросов, имеющих первоочередное значение, — все это связано с динамическим измерением конфликтного взаимодействия сторон. Поскольку любой конфликтный цикл проявляется через сменяемую последовательность конфликтных фаз, в рамках каждой из них существуют факторы, которые генерируют давления в направлении усиления вероятности насилия или ее ослабления. Стратегия контроля предполагает, что развитие конфликта может быть существенно изменено политическими мерами, направленными на усиление минимизирующих насилие факторов и ослабление факторов, генерирующих насилие.

     Общая задача контроля во всех фазах конфликта - недопущение, ограничение и прекращение  насилия. Эта задача уточняется применительно  к конкретной фазе конфликтного цикла: в стадии спора контроль подчинен задаче недопущения насилия, в стадии “угроз” задача состоит в предотвращении и ограничении масштабов насилия, в военной фазе — в ограничении (снижении количества жертв) и скорейшем прекращении насилия, в послевоенной фазе — в не возобновлении насилия.

     Динамика  чеченского конфликта в значительной мере детерминирована характеристиками конфликтного поведения сторон, их намерениями, выбором средств и способов поведения и т.д. Развиваясь изначально по гегемонистскому сценарию, конфликт функционирует по короткому циклу: угроза силой — применение силы — послевоенная фаза.

     С учетом этой идентификации развития чеченского конфликта использование  стратегии контроля над ним призвано обеспечить прекращение насилия  и обеспечение гарантий его невозобновления  для перехода конфликта к стадии урегулирования.

     Такая задача в чеченском конфликте  может быть реализована, в первую очередь, государством в лице его  официальных властей. Как в правовом, так и в политологическом аспектах, конституирующим признаком государства  — как организации, обладающей верховенством власти в пределах его территории — является монополия налегитимное применение насилия. Поэтому любые насильственные действия, направленные против властей, политического режима или целостности государства, должны рассматриваться как посягающие на его исключительную прерогативу обладать монополией на контроль над насилием на собственной территории. Если же власти по каким либо причинам не выполняют эти обязанности, то возникает угроза самому существованию соответствующего государства, его дезинтеграции.

     Вместе  с тем, опыт осуществления внешнего контроля над внутренними политическими  конфликтами свидетельствует о том, что реальный прогресс в деле урегулирования конфликтов возможен только при наличии политической воли всех сторон, вовлеченных в силовое противоборство

     Таким образом, по составу субъектов и  структуре элементов системы  мер контроля можно выделить следующие  формы контроля:

     1) самоконтроль (контроль собственными органами и средствами каждой из сторон);

     2) взаимный контроль (согласование  правил поведения, учреждение сторонами специальных, контрольных органов);

     3) внешний контроль (выполнение контрольных  функций международными организациями и третьими государствами). 
 
 
 
 
 
 
 
 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     История насчитывает  несколько этапов противостояния России и Чечни, когда на территории последней предпринимались попытки создания независимого исламского государства. Первым крупным этапом противостояния России и Чечни стала Первая Кавказская война (1818 – 1864 гг.), вторым – революции и гражданская война в России в начале XX века, а третьим – российско-чеченский конфликт конца прошлого столетия.

     События в Чечне, имевшие место в последнее  десятилетие XX века и продолжающиеся поныне, можно классифицировать как  внутригосударственный военный  конфликт, который носит ярко выраженный политический характер. Чеченская сторона, представленная Д. Дудаевым и его последователями, стремилась к отделению Чечни от России, а Россия, со своей стороны, боролась за сохранение своей целостности и нерушимости своих границ. При этом политическая борьба велась не только между отдельным субъектом РФ и Федерацией в целом, шла борьба за власть и внутри самой Чеченской Республики.

     Аналогию  его развития можно увидеть, анализируя и обобщая, с социологической  точки зрения, исторические факты  и события, имевшие место на протяжении всей истории российско-чеченских отношений. Как и прежде, он обусловлен многообразными объективными (внешними и внутренними), а также субъективными причинами.

     Значительная  часть из них неизбежно оказалась  связанной с нестабильностью социально-политической ситуации в России, которая обычно обуславливает обострение межнациональных отношений на всей ее территории. Тем не менее, решающим фактором нового витка противостояния между Россией и Чечней явилось отсутствие знаний об общем и особенном в становлении чеченского этноса, специфики этнополитического развития Чеченского региона, особенностей «регулирования» российско-чеченских отношений.

     В ходе данного конфликта обе стороны  нарушили нормы, регламентированные международным  правом и Конституцией РФ, проигнорировали мнение российского и чеченского народов. Во многом это стало возможным в связи с отсутствием правовой основы урегулирования и разрешения внутренних конфликтов, в том числе, вооруженных и военных, отсутствием реальной, правовой схемы действий по привлечению к ответственности виновных в нарушении норм права.

     Как в прежние, смутные времена, российско-чеченская  война не принесла ни процветания, ни мира народам Чечни, а для России она обернулась колоссальными человеческими жертвами, политическими, экономическими и моральными потерями.

СПИСОК  ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Автандилян  Р. О межэтнических отношениях и  о конфликте в Чечне. – М., 2000.
2. Э.Х. Современное международное право. М.„ 1983. Дагестан: Аречага чеченцы-аккинцы. М., 1993.
3. Ахмадов Я. Чеченцы: История и современность. – М., 1996.
4. Бухараев Р. Дорога Бог знает куда (Великий джихад). – СПб., 1999.
5. Война и ислам на Северном Кавказе: XIX–XX вв. – М., 2000.
6. Кавказский хребет. Ахмат Кадыров не допускает возможности потери Россией Северного Кавказа // Независимая газета. 2002.11 апреля
7. Керимов Г.М. Ислам: Происхождение, история и современность. – М., 1984.
8. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в 3 кн. Кн. 3 . М., 1993.
9. Малашенко А. Исламские ориентиры Северного Кавказа. – М., 2001.
10. Межидов.Д., Алироев И. Чеченцы: Обычаи,  традиции, нравы. – Грозный, 1992.
11. Тишков В.А., Беляева Е.Л., Марченко Г.В. Чеченский кризис. ЦКСИиМ, М., 1995.
12. Чеснов "Чеченцем быть трудно", "Независимая газета", 22.09.94г.
13. Чеснов Я.В. Родовое тело в этногонии чеченцев // Проблемы происхождения нахских народов. Всесоюзная научная конференция. Тезисы докладов и сообщений. Шатой, 1991. С. 31-32.
14. Шерстньов А.Г. Чечня – перекресток религий, культур и цивилизаций. – М., 2002.
15. Ярлыкапов А. Национальное и религиозное возрождение в
16. ВойнеНет.ру – Информационный портал Комитета антивоенных действий