Феминизм

    Противоречия  между феминизмом и гей/лесбийской теорией. Наиболее распространенным определением предмета гей/лесбийской теории (и программ или кафедр в североамериканских университетах) считается понятие сексуальности. Огромную роль в формулировке данного предмета сыграло эссе Гейл Рубин Мыслить пол, в котором она провела критику некоторых основополагающих феминистских парадигм. Основным тезисом был тезис о том, что феминизм не может быть единственной и основной теоретической моделью для понимания сексуальности. "Вторая волна" феминизма, по мнению Рубин, базировалась в основном на различении между биологическим (sex) и социальным полом (gender). При этом понятие гендера мыслилось двояким образом: либо как набор атрибутов с акцентацией на гендерную идентичность (как маскулинную, так и феминную); либо как каркас для дифференцирующего анализа и путь для обозначения отношений власти. Но как быть с теми типами идентичности, которые не подпадают под гендерную маркировку, спрашивает в своем эссе Рубин? Поэтому основным тезисом Рубин, направленным против теорий гендера, является тезис о том, что сексуальность нельзя сводить исключительно к отношениям власти и подчинения, так как в культуре существуют многообразные и альтернативные формы сексуальности (например, гей/лесбийская сексуальность, которая не описывается конструкционистскими понятиями гендера). Кроме того, Рубин критикует понятие гендера за его социологизм и позитивизм в понимании проблем идентичности, субъективности и сексуальности, сведение гендерной проблематики к социологической. Куда в таком случае исчезают такие характеристики сексуальности и субъективности, как желание, наслаждение, опасность, удовольствие, спрашивает она? Получается, что теория феминизма в ее общераспространенном виде редуцировала и аннигилировала эти характеристики (так же, как и само понятие сексуальности) из гендерной теории. Также, настаивает Рубин, социологизированный гендерный анализ не учитывает значимости символических форм реальности.

    Для изучения альтернативных форм сексуальности в североамериканских университетах в конце 80-х годов наравне с "женскими исследованиями", но отдельно от них были созданы программы и кафедры гей/лесбийских исследований. Толчком послужило размежевание феминистского и лесбийского дискурсов. По мнению лесбийских теоретиков, феминистки создали выдающуюся теорию подавления, однако не смогли создать адекватную теорию женской сексуальности: ее разработке и должны быть посвящены новые гей/лесбийские университетские программы.

    В то же время, постмодернистский феминизм упрекает теоретиков гей/ лесбийских исследований за эссенциализм и использование бинарной логики исключительности. Например, в книге Гендерная тревога Джудит Батлер, как уже было сказано, признается, что считать лесбийскую теорию авангардной позицией в феминизме на сегодняшний день является ошибочным, ибо в конечном итоге этот проект означает лишь усиление позиции "принудительной гетеросексуальности". Она доказывает, что лесбийское теоретизирование основывается на эссенциалистском понятии идентичности, что, по ее мнению, является "теоретически наивным и политически сдерживающим". Именно поэтому Батлер предлагает стратегии "денатурализации" гендерных и сексуальных различий и рассматривает их как перформативные стратегии, а методологически перспективной теорией субъективности в феминизме на сегодняшний день ей представляется queer theory (плюрализующая идентичность через наркотические практики, butch-femme роли в лесбийских практиках сексуальности, практики переодевания, транссексуальности и пролиферации эротических миноритарных групп, перформирующих себя как самосознающих и пародирующих и стремящаяся избежать бинарных оппозиций не только женского/мужского, но и гетеросексуального/гомосексуального, а также маркировок феминизма как таковых).

    Тереза  де Лауретис также предлагает деконструкцию  бинарных оппозиций гетеросексуального/гомосексуального как "другой путь промысливания сексуальности". В то же время она обращает особое внимание на тот политический факт, что при институциализации гей/лесбийских программ в североамериканских университетах женщины остаются по-прежнему "молчаливым большинством" на фоне становящейся все более видимой в истории мужской гей-культуры. И хотя именно де Лауретис в 1991 году вводит в феминистский дискурс понятие queer theory с деконструирующей целью, уже сегодня оно представляется ей политически проблематичным. Ей казалось, пишет де Лауретис, что понятие queer способно избежать бинаризма и эссенциализма гей-лесбийских программ в североамериканских университетах, однако данная методологическая установка обернулась, по ее мнению, очередным "властным оборачиванием оппозиций" с приоритетом гей-культуры над женской. По мнению де Лауретис, сегодня надо говорить не только о гей- и лесбийских практиках в структуре сексуальной репрезентации, но и о "конститутивном молчании внутри них", формирующем приоритет гей-субъективности над женской и лесбийской субъективностью в современной культуре. Кроме того, она считает, что queer theory должна развиваться сегодня не только внутри, но и против институциализации — параллельно с другими миноритарными дискурсами, которые должны учиться на ошибках феминизма для того, чтобы не воспроизводить исключающие и маргинализующие практики новых образовательных университетских программ в Северной Америке.

    Противоречия  между постфеминизмом и феминизмом. Парадигмальные отношения между феминизмом и постфеминизмом столь же неоднозначны, как и отношения между модернизмом и постмодернизмом. Феминизм одновременно является как критикой, так и защитой модернизма в дебатах между модернизмом и постмодернизмом о современном субъекте и его месте в структуре социальной теории и практики; односторонность модернизма для феминизма проявляется в том, что модернизм не может адекватно отразить многосторонность и "различия" в современной культуре. Поэтому дискурс феминизма в современной культуре содержит существенные противоречия в собственной структуре: с одной стороны, продолжает по-прежнему использовать эгалитарную риторику в политических требованиях, с другой стороны, использует постмодернистскую концепцию "различия" как доминирующую концептуальную, философскую и культурную структуру. Теоретики постфеминизма упрекают поэтому классиков "второй волны" феминизма — таких как Нэнси Чодоров, Энн Фергюсон, Кэтрин МакКиннон и других — в биологическом эссенциализме, редукционизме, недостатке кросс-культурных подходов и жестком социальном конструктивизме.

    В свою очередь, феминистские теоретики  критикуют постфеминизм и постмодернистский  феминизм за скептическое отношение к категории гендера и за нечувствительность к проблеме гендерного неравенства. Шейла Бенхабиб отмечает, что при выработке альтернативной эпистемологической позиции феминизм 90-х годов должен, в то же время, по-прежнему использовать понятие гендера как продуктивное понятие для анализа положения женщин в новых теоретических условиях⁷, а Сильвия Волби, например, настаивает, что несмотря на признание в феминизме множественности концептуально-политических подходов и позиций, на уровне индивидуальной феминистской прагматики и индивидуальной активности нельзя избегать феминистской определенности и феминистского единства⁸. Кроме того, позиция "смерти (мужского) субъекта" постмодернистского феминизма признаётся достаточно проблематичной с точки зрения либерального "феминизма равенства", так как может поставить под сомнение как освободительные идеалы женского движения, так и задачи освобождения женской субъективности (в этом смысле характерно название диалога между Лаурой Ли Даунс и Джоан Скотт: "Если "женщина" всего лишь пустая категория, почему же я боюсь гулять по ночам одна? Политики идентификации сталкиваются с постмодернистским субъектом", 1993. По мнению Шейлы Бенхабиб, постмодернистский феминизм ставит под сомнение политическую динамику феминизма и освободительные задачи женского движения в современной культуре; кроме того, она считает проблематичной постмодернистскую позицию "смерти истории" и замену ее историей других маргинальных групп в культуре, так как в ней женщина по-прежнему, как и в традиционной истории, не может занимать центрального места (занимая его наравне с другими маргинальными группами). По мнению Бенхабиб, предложенная либеральным феминизмом замена общеисторической концепции женской историей, то есть тем, что называется "ее историей" — herstory, представляется более продуктивной для идеологических задач феминизма.

    Джудит  Батлер, отвечая на концептуальные упреки со стороны феминистских теоретиков, утверждает, что феминизм в конце XX века должен стать более самокритичным и учитывать обнаруженные в феминистском дискурсе 90-х годов "политики исключения", через которые, как оказывается, производится феминистский субъект (исключение черных, постколониальных и восточноевропейских женщин, исключение маргинальных форм сексуальности и т.п.). Поэтому, по ее мнению, все категории, используемые феминизмом в политической борьбе (включая саму категорию "женщины"), должны быть открыты сегодня для вопрошания и переформулировки. Феминизм, по ее мнению, оборачивается в постмодернистский проект не как в нечто чуждое, но как в критическую концепцию, способную продвинуть феминистский проект вперед и реализовать наконец то, что называется "радикально-демократическим феминистским обещанием". Поэтому, по словам Джудит Батлер, на сегодняшний день феминистская теория должна выступать не основой, основанием или даже методологией, но, скорее, поставленным, но неразрешенным вопросом. Хотя, по её мнению, в современной феминистской теории существуют многочисленные противоречия и дебаты между феминизмом и постмодернистским феминизмом, однако в то же время способность феминизма включать в теорию и практику концепцию "различия" означает возможность дальнейших теоретических и социальных изменений в феминизме, соответствующих политической и культурной ситуации конца XX века.

    Постфеминизм, по словам Терезы де Лауретис, означает "оборачивание" феминистского  дискурса на собственные основания  — как основания дискурса, так и политических практик. В целом этот процесс знаменует собой не просто расширение или реконфигурацию границ феминизма, но, по словам де Лауретис, процесс замещения или даже самозамещения: уход от более привычного "места" культуры к более рискованному, концептуально "иному" дискурсивному месту, размышление и письмо из которого являются более неопределенными и негарантированными. Однако продолжать находится в "старом месте" в современной культуре, по словам де Лауретис, больше невозможно. ¹⁰ 

6. Феминистские организации  в мире

    В Кокчетаве зарегистрирована Феминистская Лига - вторая организация в Центральной Азии с феминистским названием. 
       Осенью 1999 г. женщины "высшего общества" Казахстана создали свою организацию - женское общественное объединение "Аруана". Президент "Аруаны" - Сара Назарбаева, председатель Совета учредителей - Лейла Храпунова (жена мэра Алма-Аты). Членами объединения являются также Дарига и Динара (дочери президента), Куралай Нуркадилова - генеральный директор Дома моделей своего имени (дочь б. мэра Алма-Аты, нынешнего акима Алматинской обл.), более 40 других женщин, хорошо известных по светской хронике. Основная цель нового НПО - забота о подрастающем поколении. 
        1 декабря 1999 г. в Алматы прошел первый в истории Казахстана семинар по гендерным исследованиям. Организатор - Центр гендерных исследований. Тема "Теоретизация гендера" задала качественный состав участников семинара - исследователей и преподавателей гендерных курсов из университетов.  
Во вступительном слове "Гендер. Феминизм. Социальные науки" руководительница семинара, директор ЦГИ Мара Сеитова отметила, что "настало время артикуляции гендерного дискурса в нашей стране" и объявила методологический "устав", стратегические задачи и некоторые теоретические "амбиции" Центра. 
Основными докладчицами были Светлана Шакирова ("Эпистемология гендера") и Грета Соловьева ("Гендер в контексте постклассики"). Первая идентифицировала 22 направления современного феминизма, что нашло отражение в простой, но запоминающейся круговой схеме. Основным тезисом ее выступления стала мысль о том, что феминизм сегодня переживает кризис идентичности, проявляющийся в его неудачах в политике, в женском активизме, эпистемологическом плюрализме, в нерешенности проблемы различий, в утрате культурных референтов (что такое "женщина" вообще, "женские проблемы", "женская сущность"?). Вторая часть доклада С. Шакировой стала толкованием проблематики гендерных исследований исходя из определения "Гендер- социально сконструированное неравенство полов". 
         Профессор Соловьева подробно рассказала о философской предыстории гендера (экзистенциализм, Бовуар, неофрейдизм, "Загадка женственности"). 
           Методологическим развитием высказанных тезисов стали замечательные выступления Назым Шеденовой "Феминистская методология в социологических исследованиях", Мары Сеитовой" Дискуссии между американскими теориями гендера и западноевропейскими теориями сексуальных различий" и Карлыгаш Токтыбаевой "Феминистская критика в лингвистике". Эльвира Пак, "размышляя о гендере экономически", изложила основные стратегии женского экономического поведения, завязанные, как известно, на трех понятиях: карьера, семья, безработица. 
Аспирант С. Коновалов проанализировал гендерный и национальный состав вновь избранного Парламента РК. Юрий Зайцев убедительно показал "естественность феминизма на постсоветском пространстве".  
Таким образом, 18 участниц/ков семинара продемонстрировали себе и миру присутствие гендерного дискурса в Казахстане и желание вывести его из маргинальности, альтернативности, оппозиционности в некое новое состояние.

    Сегодня мы все чаще слышим и произносим: равные права женщин и мужчин, деловая  женщина или бизнес-вумен, феминизм.

    Как это так случилось, что в России, в общем-то, патриархальной стране, мы все чаще видим женщину за рулем, в армии, в бизнесе и даже в политике? Это же для мужчин - катастрофа! Ведь феминистка - это не существо с нечесаными волосами в драных джинсах, это женщина, которая любит себя и окружающих. Независимая женщина. Она может сама себя обеспечить, сделать карьеру, воспитать детей. И кто виноват, что мужчина в некотором отношении проигрывает ей. Женщина стремительно ворвалась в мужской мир и достигла там очевидных высот.

    Мужчин  это, конечно, раздражает неимоверно, можно по пальцам сосчитать тех, кто относится к этому спокойно. Еще бы, веками считалось, что женщина должна подчиняться и не роптать. Не зря ведь Жванецкий выдал незабвенную фразу: "Женщина должна: а) лежать б) тихо". Казалось бы, почему современным россиянкам не брать пример со своих матерей, покорявших космос, поднимавших целину, и не приступить к освоению целины отечественного бизнеса? Почему бы им не возглавить крупнейшие трастовые компании, торговые и рекламные фирмы? Этого, однако, в глобальном масштабе не наблюдается. Для успешной карьеры в государственном учреждении или частной фирме женщине необходимо быть более высококвалифицированным специалистом, чем коллеги-мужчины - ведь при прочих равных предпочтение всегда отдается сильному полу (по статистике работающие женщины более образованы, чем мужчины, но заработная плата у них почти на треть ниже).

    Если  же кому-то из представительниц слабого  пола удастся добиться хоть какого-то успеха в делах, для начала ее непременно заподозрят во всех смертных грехах. Хотя, в действительности, успех и карьера - это способ доказать свою независимость и самореализоваться. Современная женщина - самостоятельная личность, она не только не боится самостоятельности, но и научается ею дорожить по мере того, как интересы ее все шире выходят за пределы семьи, дома, любви. Мужчины искренне уверены, что путь в бизнес для женщин открывается через "постель". И по-прежнему преуспевающим деловым женщинам отказывают в праве на женственность, считая их существами "среднего пола". Да, наверное, в бизнесе у женщин действительно портится характер: они становятся жестче, прагматичнее. Однако и мужчины меняются не в лучшую сторону - многие превращаются в беспринципных циников, и, кстати, гораздо чаще, чем женщины, не сдерживают себя в эмоциях. Но это никого не возмущает - скорее вызывает сочувствие. Таким образом на женщину оказывается двойное давление. Если она расслабляется и дает волю чувствам, ее обвиняют в непрофессиональном, слишком "женском" стиле работы. Вынужденная жестокость также становится предметом нареканий.