Демократия: понятия, методы, модели

Основные данные о работе

Версия шаблона	1.1
Филиал	Калужский (Кировское  представительство)
Вид работы	Творческая работа
Название дисциплины	Политология
Тема	Демократия: понятия, признаки, модели
Фамилия студента	Полякова
Имя студента	Елена
Отчество студента	Алексеевна
№ контракта	0640312400401001

 

 

Содержание

 

Основные данные о работе ……………………………………………1

Содержание ……………………………………………………………..2

1 Конституционно-правовой смысл «демократическое

государство» ……………………………………………………………..3

Основная часть

1 Конституционно-правовой смысл  «демократическое государство»

 

Конституционному праву, как никакой  другой отрасли права и правовой науки, наиболее часто приходится иметь  дело с понятиями, весьма слабо поддающимися формализации. Но еще большая сложность для юристов состоит в том, что эти понятия, оказываясь «под микроскопом» представителей других общественных наук, приобретают настолько разное содержание, что в рамках одного и того же термина уживаются едва ли не противоположные явления. «Демократия» – из этого ряда. Тем не менее, юристы обязаны, насколько это возможно, четко охарактеризовать понятие, которым они вынуждены оперировать.

Само  слово «демократия», известное человечеству уже более 2,5 тысяч лет, родилось как обозначение одной из возможных  форм государства, хотя сами древнегреческие мыслители не пользовались термином «форма государства» (у К. Шмитта – государственная форма) при описании и выражении своего отношения к способам организации публичной власти в некоторых древнегреческих государствах-полисах. Этот термин возник гораздо позже и предназначался для дифференциации государств по такому критерию, как (если воспользоваться формулировкой Н.М. Коркунова) различие числа правящих лиц: если верховная власть принадлежит всем или большинству народа (многим), значит, это демократия; если немногим – аристократия или олигархия; если одному – монархия.

Современное понимание  идеи демократии сформировалось применительно  к политическим сообществам модерного  типа, для понимания специфики  которых важно преодолеть влияние идеализации классического древнегреческого полиса на наше политическое мышление. Использование термина «сообщество» может быть дезориентирующим, если при этом игнорируется различие между локальными социальными сетями, основанными на взаимодействии лицом к лицу, и крупномасштабными социетальными образованиями типа нации, состоящими из культурно подобных индивидов и зависящими от рынка и других форм системной интеграции.

Вся гражданская община могла общаться лицом к лицу на небольшой площади, но в сложных модерных обществах, представляющих собой образования большого масштаба, политическая жизнь уже не может строиться на общинных основаниях. Политическое сообщество состоит из «чужаков»– лично не связанных и, как правило, вообще не знакомых друг с другом самостоятельных индивидуумов, а чувство идентичности с большими

массами удаленных и  преимущественно анонимных других членов сообщества поддерживается медийно  опосредованной коммуникацией.

Модерные политические сообщества характеризуются особым опытом времени, особой темпоральностью: утрачивается направляющая сила традиции, неустойчивое настоящее ориентировано в неясное будущее, полное как возможностей, так и опасностей. Индивиды, освобожденные от уз традиционной социальности, становятся хозяевами собственной судьбы, они сообща устанавливают для себя законы, тем самым самостоятельно формируя уклад своей жизни.

Идея автономии, самозаконодательства, здесь имеет двойной смысл 

индивидуальной самореализации и коллективного самоопределения. Демократическая политическая практика является выражением свободы, коренящейся в субъективности индивидуума и народном суверенитете. Однако сложный характер модерных политических сообществ порождает и воспроизводит напряжения в самой идее демократии.

Во-первых, это напряжение между двумя аспектами автономии

– самореализацией индивидуума  и самоопределением политического  сообщества как единого целого, которое  оборачивается рассогласованностью  фундаментальных принципов свободы  и равенства и проявляется  также как проблема сочетания единства политической воли с гражданским плюрализмом, власти большинства с правами меньшинства и т.п. Эгалитаристское представление о верховенстве единой народной воли имеет своей теневой стороной то, что частные воли граждан в их многообразии и разнородности игнорируются или подавляются. А либеральное представление о приоритете прав человека перед волей большинства оборачивается узко негативной трактовкой политической свободы как «свободы от» и проблематичностью общих целей.

Во-вторых, существование сообщества предполагает ориентацию на общее благо, значимое для всех и определенное при участии всех, предполагает узы социальной солидарности и интеграцию посредством достижения взаимопонимания. Однако сложная организация модерных обществ обусловливает их коммуникативную непрозрачность, эти общества интегрированы в значительной степени системными механизмами. Поэтому политическое сообщество не может строиться как добровольная ассоциация, в которой цель объединения еще не была бы функционально обособлена от целей и ценностных ориентаций ее членов.

Реализация автономии политического  сообщества неизбежно осложняется  аппаратным опосредованием, что чревато  самодовлением аппарата и бюрократической  инструментализацией политики: бюрократическая  рациональность подменяет осуществление политической свободы эффективностью управления.

При таком понимании демократии она не выражала какую-то иную (новую) сущность общественного строя и  уж тем более – новый цивилизационный  тип. Такой же, внеидеологический  смысл вкладывался вначале и в понятие республики, которое весьма близко к буквальному смыслу понятия «демократия», поскольку демократия в переводе с греческого – власть народа, а республика в переводе с латинского – общественное, или государственное дело (у Блаженного Августина – народное дело), т.е. и там и там предполагается участие масс (свободных граждан мужского пола) в управлении государством.

Однако постепенно понятие республики стало «нагружаться» некоторыми ценностными признаками, т.е. превращалось, скорее, в оценочное суждение. Тот же Блаж. Августин утверждал, что республика, не пронизанная идеей справедливости, не есть республика и потому «римская республика никогда не была республикой, ибо там никогда не было справедливости»8. Примерно с тех же позиций рассматривал республику и Ж.-Ж. Руссо, считавший ее не формой, а определенным характером государства: «Таким образом, я называю Республикою всякое Государство, управляемое посредством законов (здесь и далее в цитатах по умолчанию курсив мой. – М.К.), каков бы ни был при этом образ управления им; ибо только тогда интерес общий правит Государством и общее благо означает нечто. Всякое Правление посредством законов, есть республиканское […] Чтобы Правительство было законосообразным, надо, чтобы оно не смешивало себя с сувереном, но чтобы оно было его служителем: тогда даже Монархия есть Республика». Близок к этому был и Ш. де Монтескье, считавший, что «ни одно правление не нуждается в такой степени в помощи воспитания, как республиканское правление»10 и потому в республике (которую он, кстати, считал синонимом демократии) необходимо обладание народом «любви к законам и к отечеству», которая, в свою очередь, требует «постоянного предпочтения общественного блага личному».

Некоторые современные исследователи  также следуют ценностному подходу к «республике». Так, немецкий государствовед В. Хенке утверждает: «Республиканский принцип потому не допускает какой-либо религиозной или идеологической легитимации, что его содержание сложилось в борьбе с нею в прошлом и с попытками восстановить ее в настоящем или в обозримом будущем. С царствами, княжествами и королевствами, даже конституционными, прочно связано представление о неограниченных полномочиях властей и их абсолютной безответственности за всѐ происходящее в государстве. Поэтому они и не должны существовать впредь». К этой позиции близка и французская исследовательница К. Беше-Головко, которая пишет, что «идея республиканизма включает в себя различные ценности, закрепленные в тексте соответствующей Конституции. В первой статье Конституции Франции 1958 года указано, что Франция является Республикой. Это касается и формы правления, и особых ценностей, в том числе плюрализма».

Можно, разумеется, искать онтологическую сущность в республиканской  форме правления, но сегодня это, как представляется, не является актуальным, ибо понятие республики стало, даже в большей степени, чем при его рождении, понятием формализованным. Точнее оно основано на одном формальном критерии, позволяющем отграничить республику от монархии. А вот с понятием демократии всѐ было иначе. Долгое время также оставаясь формализованным, оно примерно двести с лишним лет назад начало быстро терять четкость своих специфичных признаков и к сегодняшнему дню превратилось в весьма размытое и слабо идентифицируемой понятие, поскольку в основе идентификации демократии ныне лежат, главным образом, оценочные суждения. Для иллюстрации я попытался графически (рис. 1) изобразить линии развития понятий республики и демократии. График этот, правда, весьма условный, поскольку в его основе не лежат числовые значения.

 

Как уже сказано, при своем зарождении понятие демократии означало, главным  образом, допуск народных масс к принятию (непосредственно или косвенно) государственных  решений. Это, однако, не означает, что  к демократии относились как к «техническому понятию». Иначе с чего было бы столько инвектив по адресу демократии? Например, у Платона, который считал ее чрезвычайно вредной для государства, а Аристотель – отклонением от «правильных» форм.

Главным образом, и древних, и средневековых, и некоторых современных мыслителей тревожили (и не без основания) охлократические начала демократии. Они опасались, что при принятии государственных решений будут доминировать низменные представления, позиции «черни». Платон, в частности, так описывал «демократического человека»: «Не так ли он и живет, продолжал я, что каждый день удовлетворяет случайному пожеланию? То пьянствует и услаждается игрою на флейте, а потом опять довольствуется одною водою и измождает себя; то упражняется, а в другое время предается лености и ни о чем не радеет; то будто занимается философией, но чаще вдается в политику, и, вдруг, вскакивая, говорит и делает, что случится. Когда завидует людям военным, – он пошел туда; а как скоро загляделся на ростовщиков, – он является между ними. В его жизни нет ни порядка, ни закона: называя ее приятною, свободною и блаженной, он пользуется ею всячески».

Фома Аквинский называл демократию несправедливой формой: «Если несправедливое правление вершится не одним человеком, а […] немногими – оно называется олигархией, т.е. это главенство немногих, когда, как известно, немногие подавляют плебс ради обогащения, отличаясь от тирана только количеством. Если же несправедливое правление осуществляется многими, это именуется демократией, что означает засилье народа, когда люди из простого народа подавляют богатых. Таким образом, весь народ выступает как один тиран».

Далеко не восторженно демократическую  форму воспринимали и ученые эпохи  Гуманизма (Гоббс, Локк, Руссо и др.), оговаривая ее допустимость лишь при некоторых условиях. Дело, думается, не в том, что эти мыслители тяготели к традиционалистскому образу властвования, а, напротив, опасались, что при демократии пострадают основные естественно-правовые ценности, которые они отстаивали (вот исторический парадокс: сегодня как раз демократическое государство считается наиболее пригодным для обеспечения таких ценностей).