Возникновение славянской письменности

«Принял  Ростислав его с великою честью и, учеников собрав, отдал их (ему) учить. И вскоре перевел весь церковный чин и научил их и утрене, и часам, и обедне, и вечерне, и повечерию, и тайной молитве. И отверзлись по пророческому слову уши глухих, чтобы услышали слова книжные, и ясна стала речь косноязычных. И бог возрадовался (видя) это, а дьявол был посрамлен». [1; с. 87]. Чем яснее обнаружилось  доверие   князя и народа к   равноапостольным   братьям,   тем   с   большим   рвением   они   хотели   оправдать   его   пред   ними на самом   деле.   Явилась   живая,   разумная   проповедь слова   Божия,   открылось   понятное   для   всех   величественное   Богослужение   Восточной   Церкви.   В   одно   и то   же   время   святые   братья и обучали славян грамоте, и продолжали переводить  священно-церковные  книги   на   славянский   язык.   Успех   в   святом   деле   шел быстро   вперед.

Славяне   радовались   своему   счастью   и   благодарили   Бога.   Но   на   грешной  земле  добро   всегда   борется   со   злом.    Страшную   борьбу   должны   были   выдержать   и   просветители   славянские   на   своем   апостольском   поприще. [4; с. 52]. «Когда же стало распространяться божье учение, изначальный злой завистник, дьявол, не желая терпеть это добро, вошел в орудия свои и стал поднимать многих (против святого), говоря им: «Не служит это прославлению божьему. Если бы было это ему угодно, то разве не мог бы так сотворить, чтобы (они) с самого начала, записывая письменами речи свои, прославляли бога? Но он ведь [избрал] лишь три языка, еврейский, [греческий и латинский], на которых подобает воздавать хвалу богу». Говорили же так латинские и франкские архиереи с иереями и учениками и, когда боролся с ними, как Давид с иноплеменниками, побеждая их словами книжными, назвал их триязычниками (и пилатниками), ибо Пилат так написал в надписи на (кресте) господнем». [1; с. 87].

  Латинские учители со своими  единомышленниками рассевали в  народе много и других нелепых  мыслей, утверждали, например, [9; с. 156], «что под землей живут люди с большими головами, а все гады — творение дьявола, и если кто убьет змею, будут ему отпущены ради этого (все) девять грехов, а если кто человека убьет, то пусть три месяца пьет из деревянной чаши, не прикасаясь к стеклянной. Не запрещали ни жертвы приносить по прежнему обычаю, ни (новые) браки без конца заключать». [1; с. 88]. Не будучи в состоянии противостать сильному слову защитников правой веры, сокрушавшему в самом основании их учение, эти враги решились, наконец, обличить их в неправомыслии и уклонении от постановлений Церкви пред римским первосвященником.

В 867 году, вскоре после того, как в Константинополе, оскорбленном неслыханными притязаниями римского первосвященника на незаконную власть   над   всею  Церковию, торжественно осудили заблуждения   Римской Церкви   и   предали   проклятию самого папу Николая. Быть может, клеветники именно думали воспользоваться этим случаем, полагая, что заносчивый, непреклонный папа в отмщение за свое уничижение в Константинополе всеми силами своей власти устремится на пришельцев константинопольских, распространявших среди славян, которые до того времени принадлежали его Церкви, восточное христианство, и сокрушит их, употребив в орудие для этого   самих   клеветников.

Но папа Николай сколько  был горд, столько же и умен. Он хорошо понимал из тех же самых доносов, что святые братья не послушают его обличений, будут раскрывать уже осужденные так гласно заблуждения Римской Церкви среди римских христиан слишком соблазнительно для последних, а ему известна была и сила слова их. Помнил он и то, как преданы им моравы и болгары, коих хлопотал Рим во чтобы то ни стало себе подчинить. Поспешное открытое преследование их еще хуже все дело испортило бы, и потому просто он вызывает святых братьев в Рим, куда они и отправились, пробыв три года с половиною в Моравии, не смущаясь, впрочем, папским  требованием   и   не  думая  угождать  власти   Рима. [5;        с. 53, 54].

Оставаясь   верными   своему   призванию   и   тем   видам,   которые   имели   на   них   на   востоке,   отправляя их   в   земли   славянские,   они   и   этот   папский   зов   хотели   обратить   в   свою   пользу.   Им   нужны   были   священники;   они   и   взяли   с   собою   несколько   достойных учеников,   чтобы   там   облечь   их   в   священное   звание. Тогда,   при   начинающемся   разладе   Церквей   Константинопольской   и   Римской,   одна   Церковь   могла   еще посвящать   служителей   для   другой.   Взяли   с   собою святые   Кирилл   и   Мефодий   и   переведенные  ими   на славянский   язык   священно-церковные   книги,   чтобы ими опытно   доказать   правоту   свою   на   суде   папском,   если   это   понадобится.  Несли  с  собою  и   святые   мощи   Климента,   папы   Римского,  во  свидетельство  того,   что   они   хорошо   понимают и уважают  истинное   достоинство  епископа   Римского.

Шли святые братья из Моравии  в Рим, не заставляя папу повторять свое требование, но и без особенной поспешности. [13; с. 34]. «Принял же его на пути Коцел, князь паннонский, и очень возлюбил славянские буквы, и научился им и дал (ему) до пятидесяти учеников, чтобы научились им, и великую ему честь оказал, и проводил его дальше. И не взял ни у Ростислава, ни у Коцела ни золота, ни серебра, ни чего иного по слову евангельскому, кроме пищи.. Только выпросил у обоих пленных девятьсот и отпустил их (на свободу). [1; с. 88].

Когда же был  он в Венеции, собрались против него латинские епископы, и попы, и черноризцы, как вороны на сокола, и воздвигли триязычную ересь, говоря: «Скажи нам, как ты теперь создал для славян письмена и учишь им, а их не обрел раньше никто другой, ни апостол, ни папа римский, ни Григорий Богослов, ни Иероним, ни Августин? Мы же знаем лишь три языка, на которых подобает бога с помощью (особых) письмен славить: еврейский, греческий и латинский». [11; с. 51, 52]

Напрасно философ представлял  им сильные, разумные доказательства на то, что он поступает справедливо, а они заблуждаются. Без пользы указывал он им на благость Божию, всем равно желающую спасения, на армян, персов, грузин, готфов и других, кои все славят Бога на своем языке. Тщетно приводил он им на память слова Давида [5; с. 57]: «Пойте господу вся земля, пойте господу песнь новую». [1; с. 89]. Что ни говорил защитник правого дела, ничто не помогло. Так он   в   душевной   скорби   и   оставил  заблудших.

Зато просветители славян утешены были особенным вниманием к себе Рима. Еще были они в пути, как явилось к ним почетное посольство от папы; а когда достигли Рима, сам новопоставленный на место недавно умершего Николая папа Адриан II из благоговения к святым останкам священномученика Климента, которые они несли с собою, вышел навстречу им со свечами, в сопровождении всех   римских   граждан.

Как бы для торжественного оправдания апостолов славянских во взнесенных на них клеветах и во свидетельство пред целым Римом чистоты их веры и богоугодности подвигов на месте самой встречи уже и начали истекать чудеса от святых мощей: в виду всех, в короткое время, исцелилось множество разного рода больных. Даже пленные, призывавшие имя святого Климента, невидимою силою освобождались из плена.

Приняв благоговейно честные мощи священномученика, папа с уважением  принял от святых пришельцев и славянские книги. Сам он и освятил их, и положил в церкви святой Марии, называемой Фант,   где   по   ним   отправлена  была   литургия.

Нашлись и в Риме защитники  трехъязычной ереси, которые осуждали славянское Богослужение как введение богопротивное. Папа сильно восстал против этих пилатников, как он их назвал, и повелел одному епископу, зараженному тою же болезнию, произнесть проклятие на них. Не отверг он и ходатайства святых Кирилла и Мефодия о посвящении некоторых   из   их   учеников   в   церковные   должности. [5; с. 58,60].

«И затем повелел папа двум епископам, Формозе и Гаудериху, посвятить учеников славянских. И когда посвятили их, тогда пели (они) литургию в церкви святого Петра на славянском языке, а на другой день пели в церкви святой Петрониллы и в третий день пели в церкви святого Андрея, а потом еще у великого учителя народов, Павла апостола, в церкви в ночи пели святую литургию по-славянски над святым гробом, имея себе в помощь Арсения епископа, одного из семи епископов, и Анастасия библиотекаря. [1; с. 91]. Все эти службы отправлялись, конечно, для большей торжественности, какую хотели придать в Риме описываемому случаю. А между тем, какой поучительный урок они   внушали   и   совершавшим   их,   и   другим! [5; с. 60].

По свидетельству местного предания и истории, первым насадителем христианства и первым епископом в странах при дунайских был святой Андроник, один из семидесяти апостолов. Эту кафедру князь и просил папу восстановить, посвятив в епископа Паннонии святого Мефодия. Как ни шатко основание это, потому что, если и был святой Андроник епископом в придунайских странах, то вовсе не у славян,   которые   поселились   здесь   гораздо   позже,   но папа охотно принял его, находя его полезным и для своих целей. Опираясь на него, он смелее мог домогаться причисления славянских областей к достоянию Петрову, особенно когда они освободились бы от   немецкой   зависимости. [5; с. 76].

Святой Мефодий был  в середине 869 г. посвящен Римским  Папой Адрианом II в епископский  сан и затем назначен архиепископом  для Моравии и Паннонии, о чем Папа написал в особом послании князьям Ростиславу и Коцелу.

Однако обратный путь святого Мефодия к своей пастве оказался долгим и трудным. Немецкие епископы соседних со славянскими княжествами  земель с неодобрением смотрели на деятельность святых братьев, видя утрату своей власти у западных славян. они воспользовались тем, что в столкновении с королем Людовиком Немецким Ростислав Моравский был взят в плен и вскоре умер. Святой Мефодий в это время находился во владениях Паннонского князя Коцела. Оттуда в 870 г. его вызвали на церковный Собор в Баварию в город Регенсбург, где он был арестован и осужден немецкими епископами как похититель и еретик в связи с введением им богослужения на славянском языке вместо латыни. Лишь спустя три года новый Римский Папа Иоанн VIII, узнав о печальной участи Моравского святителя, отменил решение Баварского Собора, и Мефодий был освобожден. [8; с. 165].

Мефодий возвратился в Паннонию. Но его скорби не кончились этим. Немецкое духовенство и теперь, как и прежде, пылало злобою против него, грозя Коцелу, что если он будет держать его у себя, то не пройдет и ему это даром. Не вразумил его и суд Божий, поразивший за такое озлобление на праведника четырех епископов зальцбургской митрополии, а именно, внезапная смерть их, почти в одно время. Влияние сто   на   церковные   дела   Паннонии   все   более   и   более усиливалось.   Святому   Мефодию   ничего   более   не   оставалось,   как  удалиться   от  зла.

К счастию, в то время  как в Паннонии брало перевес  латинство над славянством, в Моравии происходило   обратное   этому   движение.

Слишком наскучили Моравии беспорядки, внесенные в нее латинским духовенством после того, как измена Святополка своему дяде и благодетелю открыла свободный вход в нее немцам. Пользуясь независимостью, дарованною ей мужеством Святополка, который заставил, наконец, немцев уступить ему полную власть над нею, и в 874 году заключить с ним мир какой ему хотелось, моравяне прежде всего решились удалить из своих пределов пастырей, более заботившихся о своей корысти, чем об истине Христовой, и восстановить родное Богослужение, сладость которого они уже успели достаточно почувствовать. Вследствие этого они и обратились к папе с просьбою прислать им опять святого   Мефодия.   Папа   рад   был   этой   просьбе. [10; с. 25, 26].

В 876 году Болгария отошла к Патриархату Константинопольскому; в 872 году, как сказано, добровольно подчинились Византии и приадриатические сербы. Папа крайне боялся, чтобы того же не последовало и с западными славянами по утверждении их гражданской и церковной независимости, и потому немедленно и перевел он святого Мефодия в Моравию, с возведением его в сан архиепископа Панноно-Моравского, в полной уверенности, конечно, что эта   архиепископия   сделается   достоянием   Петра. [12; с. 19, 20, 21].

Но Паннония оставалась только по имени за новым архиепископом. Со смертию Коцела, последовавшею вскоре по возвращении святого Мефодия из заключения, и поступлением его владений в главное управление Карломана, латинство там окончательно взяло верх над славянством. Напрасно папа в 875 году писал к Карломану и просил его дозволить святому Мефодию свободно отправлять епископскую должность в Паннонии. Напрасно он писал и к сербскому князю Мутимиру, приглашая его присоединиться к Паннонской епархии, частию — в отмщение Византии за Болгарию и приадриатических славян, а частию — из желания поддержать чрез это падающее славянство в Паннонии. Мутимир остался верным Константинопольскому Патриарху, а Карломану не было нужды заботиться о пользах чуждого ему епископа. И святой Мефодий, принимая звание Панноно-Моравского архиепископа, принял в свое управление   собственно   одну   только   Моравию. [5; с. 81, 82, 83, 84].

«Был же у него и дар пророчества, ибо многие прорицания 
его сбывались, из них об одном или двух здесь скажем.

Очень сильный  языческий князь, сидящий на Висле , поносил христиан и делал им вред. И, послав к нему, (Мефодий) сказал: «Сын, хорошо бы тебе креститься по своей воле на своей земле, чтобы не был ты крещен насильно в плену на чужой земле, (когда так будет), вспомнишь обо мне». Как и стало.

Однажды Святополк  снова воевал с язычниками и не имел успеха и медлил, то, когда приближалась месса или служба святого Петра, послал к нему, говоря: «Если мне обещаешь, что святой Петров день с воинами своими проведешь у меня (в церкви), то верую в бога, что вскоре предаст их тебе (в руки)». Как и стало.

Некто из дружины, очень богатый и советник (князя), женился на своей куме, то есть ятрови, и много наставлял, и учил, и утешал их, но не мог их развести, ибо иные, выдавая себя за служителей божьих, втайне развращали и ласкали их ради их имущества, и совсем отвели их от церкви. И сказал: «Прийдет час, когда не смогут помочь им эти ласкатели, и станут они вспоминать слова мои, но нельзя (уже) будет ничего сделать». И внезапно, когда отступил от них бог, пришла на них напасть, нельзя было найти место их (успокоения), но как будто вихрь поднял их прах и рассеял». [2; с. 99].

Такая  полнота  благодати   Божией,   обитавшей  в  пастыре   моравском,   была  причиною   того,   что   его   служение   не   только   в   княжестве   моравском   приносило обильный  плод,  но  и  действовало  благотворно  на другие   страны,   распространяя   в   них   свет   Христов.   От него,   или   от   его   учеников,   принял   святое   крещение чешский   князь Боривой   с   супругою   своею   Людмилою.   Его   апостольскою  ревностию   привлечены   в  лоно Православной  Церкви Христовой  или научены разумно славить  Бога  и  многие  другие  славянские  племена.  От Баварии   России,   от   Силезии   и   Лузации   до  Адриатического   моря   —   на   всем   этом   огромном   пространстве   святой   пастырь   оставил   печать   апостольских трудов   своих.   Панноно-Моравская   архиепископия   в пятнадцать  лет   возросла   в митрополию.   Славянский просветитель управлял,   наконец,   семью  епархиями.   Самые   суровые   сердца   смягчались,   когда   касалось   их медоточное  слово  учителя  славянского. [6; с. 34].