По статье С.Бочарова "Вещество существования"

     Реферат «С.Бочаров. «Вещество существования

     (Мир  Андрея Платонова)». 
 
 
 
 
 
 

     Статья С. Бочарова «Вещество существования» посвящена языку, поэтике произведений Андрея Платонова. Но, прежде всего, статья может рассматриваться как исследование общего характера, исследование мировоззрения писателя.  С. Бочаров показывает, насколько сложен был Платонов в своих представлениях о мире. Критик формулирует такое понятие, как «вещество существования», которое он применяет к творчеству Платонова в целом.

     В первой главе С. Бочаров говорит о языке прозы Платонова, которая поражает читателей. Автор, в связи с этим, выдвигает основной тезис (который сквозным мотивом проходит через всю статью): «самый процесс высказывания, выражения жизни в слове — первейшая внутренняя проблема для этой прозы». Он говорит о том, что мир писателя и «его «идея» высказываются в чудном платоновском слоге». Свою позицию автор обосновывает примерами из произведений Платонова. Таким ключевым примером в его аргументации становится характерная фраза (из рассказа «Третий сын»): «Но мать не вытерпела жить долго». По мнению Бочарова,  «фраза Платонова выражает обобщение жизни массовых, «низовых» людей. Обобщение же достигается трудным соединением обобщающего, умозрительного и простого, конкретного». Трудное выражение и есть внутренняя характеристика платоновского языка и всего его художественного мира. 

     Во  второй главе автор, опираясь на статью Платонова начала 20-х гг. «Пролетарская поэзия», раскрывает идею писателя о «переустройстве мира посредством организации». Это путь от абстрактного к конкретному, «от так называемого духа к так называемой материи». Переход к этой материальной истине или истинной материи лежит через сознание, которое должно стать новой душой человека. Здесь же Бочаров упоминает еще одну статью Платонова «У начала царства сознания».

     Важным  в этой главе становится обращение  Бочарова к другому исследователю творчества Платонова – Л. Шубину, который обстоятельно исследует раннюю публицистику писателя  и показывает, как путь «от абстрактного к конкретному» совершался в прозе Платонова.

     Таким образом, Бочаров во второй главе  заостряет внимание на публицистике писателя, на мировоззрении раннего  Платонова.  

     Третья  глава, в основном, посвящена анализу повести «Происхождение мастера», опубликованной в 20-е гг. части большого романа. Как первая часть романа, повесть — экспозиция: разных способов вживания человека в мир. Бочаров говорит о том, что многие платоновские персонажи существуют как сонные, почти не чувствуя своей жизни и интересов «и ничего не зная вполне определенно». Таких персонажам автор дает емкую характеристику - забывшие себя. Существование именно этих людей Платонов принял столь близко к сердцу и эту жизнь признал основой своего творчества.

     Бочаров также включает в свой текст интересные цитаты, которые во многом характеризуют  Платонова. Например, он вводит такую  фразу, которая была сказана Блоком о Горьком: «Это конкретная, если можно так выразиться, — «ограниченная» любовь к родным лохмотьям, к тому, чего «не поймет и не заметит гордый взор иноплеменный».

     Но  эта «ограниченная», национальная и  социальная материя — «родные  лохмотья» — есть у Платонова  в то же время всеобъемлющая метафизическая проблема: «материя», «вещество» существования человека и его назначение, смысл.

     Бочаров отмечает, что Платонова одинаково характеризует как потребность в метафорическом выражении, так и его опрощенный, «буквальный» характер, деметафоризация. Таков предмет, который изображает Платонов и который не является ни чем-то только вещественным, ни чем-то только невещественным. Этот предмет — «вещество существования». Платоновское «вещество существования» звучит неожиданно как сочетание понятий разного плана, которые у Платонова совпадают с его единым вещественно-невещественным планом.

     На  основе этого понятия Бочаров  выстраивает систему аргументации: он подробно анализирует образы платоновских персонажей, сопоставляет их друг с другом, рассматривает их мир, то, какими средствами пользуется Платонов (опять же Бочаров отмечает сложность и своеобразие платоновского слога); таким образом, автор раскрывает содержание и смысл понятия «вещество существования».  

     Четвертая глава затрагивает теоретическую программу молодого Платонова: душа человека должна преобразоваться в новую душу — сознание. Сознание для Платонова — то самое вожделенное им начало энергетического усиления жизни. Спасение в том, чтобы «понимать свое существование». И в прозе Платонова изображению сознания, как такового, принадлежит исключительная роль.

     Проблема  Платонова состояла в том, чтобы  своим выражением, в своем слове  передать процесс выражения, совершающийся  «без сложности слов» и мучающийся по слову. Выражение — внутренняя проблема одновременно платоновской жизни и платоновской прозы.

     Следует отметить, что в этой главе Бочаров  сопоставляет творчество Платонова и Заболоцкого. На основе анализа некоторых произведений Заболоцкого, Бочаров делает вывод о том, что писательская эволюция самого Платонова в общих своих очертаниях была подобна эволюции Заболоцкого. У Заболоцкого появляется собственно человек, гуманизм и мораль. Та же «человечность» наблюдается и у Платонова: «вместо прежнего — человек и мир, главным становится — человек в мире». 

     Пятая глава – общего характера, посвящена описанию ранней советской прозы. По мнению Бочарова, ранняя советская проза изображала необыкновенную, катастрофическую, потрясенную и потрясающую действительность. Потрясение запечатлевалось в самом строении прозы, в стиле. Чтобы пояснить свои слова, Бочаров цитирует в своей работе Н. В. Драгомирецкую, которая изучала стилевые искания в ранней советской прозе: «яркие чувственные восприятия глазом и слухом оформляются в плотные стили, «изысканные», обращенные также в первую очередь к глазу и слуху читателя (живописность, зрелищность, сказ)». Так Бочаров в этой главе вводит понятие «сказ», которое будет развивать в следующей главе, тем самым подводя к языку Платонова.

     Далее автор подробно анализирует стиль  «Конармии» Бабеля, в частности, он заостряет свое внимание на «устройстве взгляда рассказчика». Ссылаясь в своих рассуждениях на М. Чудакову, Бочаров говорит, что «за яркой живописью «Конармии» стоит «отсутствующий взгляд потрясенного человека», которому самые удивительные явления неудивительны». Это коренное нарушение соотношения между удивительным и неудивительным глубоко вошло в прозу Бабеля. 

     В шестой главе Бочаров продолжает свои рассуждения о стиле советской прозы 20-х гг. Проблема прозы этой была в позиции по отношению к новой действительности, в ее понимании, объяснении. Здесь автор разбирает повесть Неверова «Ташкент – город хлебный». Позиция Неверова «состоит в особенном интимно-скромном соответствии точки зрения близкого к фактам повествователя точке зрения окруженного совершенно новыми непонятными фактами Мишки». Неверов находит собственное решение общих для прозы тех лет задач. Страшные события рассказываются просто, как факты. И тем не менее проза Неверова — понимающая и объясняющая. Внутренний строй ее — Мишкино рассуждение, Мишкин анализ фактов. 

     В седьмой главе Бочаров вновь возвращается к языку Платонова. Автор говорит о том, что язык Платонова имеет особенность, отличающую его на общем фоне ранней прозы. В ней, как известно, получили богатую разработку повествование «чужой речью», разные формы сказа и стилизации. Подобное устранение автора в пользу «чужого слова», которое говорит «само», было литературной тенденцией.

     В связи с понятием «сказа», Бочаров  делает выводы о позиции советских  авторов по отношению к чужой речи. Так, у Бабеля – это построенный, литературный, «изысканный» сказ. У Неверова иное отношение авторской речи к сказу героя — как к родственной, внутренне близкой, «однонаправленной» речи. Однонаправленность авторской и чужой речи — у Артема Веселого, в партизанских повестях Вс. Иванова. Более подробно Бочаров рассматривает литературную позицию у Зощенко, который создал «обывательский сказ».

     У Платонова только некоторые самые  ранние вещи писаны характерным для  «стиля эпохи» сказом. Опираясь на слова Шубина Л., Бочаров говорит о том, что уже во второй половине 20-х годов Платонов находит свой собственный слог, который всегда является авторской речью, однако неоднородной внутри себя.

     Бочаров приводит примеры «платоновского формулирования: «бедное, но необходимое наслаждение», «вещество существования», «жить нечаянно», «жестокая жалкая сила». Особенность этих выражений в том, что сходятся вместе слова, которые словно тянут в разные стороны, как персонажи басни Крылова. И в средоточии мира Платонова, как отмечает Бочаров, — «старые люди и дети». Отсюда - сам писатель Платонов и самый его язык — «внутри ребенок», однако не только ребенок. Он в то же время — «старик», и оба эти начала лишь вместе, одно в другом, объясняют, своеобразие этого слога. Так автор объясняет сложность, противоречивость платоновского слога.

     Бочаров также отмечает речевые гротески Платонова: «вследствие тоски», «в направлении счастья», «член общего сиротства». Они возникают из грамматического объединения особо несовместимых слов.

     Есть  у Платонова «сокровенный человек», герой повести с этим названием. Говорил он и отвечал всегда безо всякого размышления. Словом, прямление — закон его речи и всей его жизни («облегченного типа»). Такого рода прямления похожи на детские ошибки в языке, однако ведущие прямо к сути, мимо «сложности слов». Но к непосредственности детской ошибки присоединяется сознательное построение автора, создавая платоновские речевые метафоры. Автор отмечает, что Платонов как-то связан именно с Чеховым по этой линии. Однако Платонов в своем языке, выразительном и содержательном, ушел далеко от Чехова.

     Завершает статью Бочаров теми же словами, которые прозвучали в начале первой главы: выражение в слове — внутренняя проблема одновременно платоновской жизни и платоновской прозы. Тем самым, автор подводит итог своим размышлениям о платоновском языке, который характеризует мироощущение самого писателя. 

     Выводы:

     Статья  Бочарова представляет собой анализ художественного мира Платонова. Автор называет статью – «вещество существования» и применяет это понятие к языку прозы писателя. Оно довольно сложное, и Бочаров на протяжении всего хода своих рассуждений объясняет это понятие, аргументируя свои доводы яркими примерами из произведений Платонова, ссылаясь на авторитетные источники (М.Чудакова, Шубин Л., Ф. Сучков., Н. Драгомирецкая и др.), сопоставляя Платонова с другими писателями (не только советскими, но и с «классиками» - Пушкиным, Чеховым). Таким образом, автор использует в статье такие исследовательские методы, как анализ, сопоставление, обобщение, изучение литературы.

     Статья  состоит из семи глав, причем 7-я глава  вытекает не только из предыдущих, но и  из 1-й главы: таким образом, создается  кольцевая композиция. В первой главе автор намечает путь, по которому будут идти его рассуждения – он говорит о проблеме «выражения жизни в слове». Каждая последующая глава раскрывает новые грани художественного мира Платонова. В основной части Бочаров обращается не только к самому Платонову, но и рассматривает других советских писателей (Н.Заболоцкий, Вс. Иванов, И. Бабель, А. Неверов) и их произведения. Автор анализирует язык ранней советской прозы, в которой широкое распространение получило использование в повествовании «чужой речи». Бочарову такой подробный разбор некоторых произведений нужен для того, чтобы показать уникальность, сложность и своеобразие платоновского слога. Последняя глава подытоживает вышесказанное в предыдущих главах и возвращает нас к первоначальному тезису: «выражение в слове — внутренняя проблема одновременно платоновской жизни и платоновской прозы». И здесь этот тезис трансформируется уже в форму доказательства. И мы понимаем, что за языком Платонова скрывается целый мир, то самое «вещество существования», противоречивое понятие, но такое верное по отношению к творчеству Платонова.

     Таким образом, статья Сергея Бочарова – это основательное исследование платоновской прозы, которое, несмотря на сложность некоторых вещей, помогает понять, заглянуть глубже в сложный мир Андрея Платонова.