Потерянное поколение в творчестве Ремарка

       Потерянное  поколение в творчестве Э.М. Ремарка. 

       «Мы хотели было воевать против всего, всего, что определило наше прошлое, - против лжи и себялюбия, корысти и  бессердечия; мы ожесточились и не доверяли никому, кроме ближайшего товарища, не верили ни во что, кроме таких ни когда нас не обманывавших сил, как небо, табак, деревья, хлеб и земля; но что же из этого получилось? Все рушилось, фальсифицировалось и забывалось. А тому, кто не умел забывать, оставались только бессилие, отчаяние, безразличие и водка. Прошло время великих человеческих и мужественных мечтаний. Торжествовали  дельцы. Продажность. Нищета ».

       Этими словами одного из своих героев Э.М. Ремарк высказал сущность мировосприятия своих ровесников – людей «потерянного поколения», - тех, кто прямо со школьной скамьи уходил в окопы первой мировой войны. Тогда они по-ребячески ясно и безоговорочно верили всему, чему их учили, что слышали, что прочли о прогрессе, цивилизации, гуманизме; верили звонким словосочетаниям консервативных или либеральных, националистических или социал-демократических лозунгов и программ, всему, что им втолковывали в родительском доме, с кафедр, со страниц газет.

       Но  что могли значить любые слова, любые речи в грохоте и смраде ураганного огня,  в зловонной  грязи траншей, заливаемых туманом удушливых газов, в тесноте блиндажей и лазаретных палат, перед бесконечными рядами солдатских могил или грудами искромсанных трупов, - перед всем страшным, уродливым многообразием ежедневных, ежемесячных, бессмысленных смертей, увечий, страданий и животного страха людей – мужчин, юношей, мальчиков…  

Все идеалы разлетелись в прах под неотвратимыми  ударами действительности. Их 
испепеляли огненные будни войны, их топили в грязи будни послевоенных лет. 
Тогда, после нескольких коротких вспышек и долгого угасания немецкой революции, 
на рабочих окраинах трещали залпы карателей, расстреливавших защитников 
последних баррикад, а в кварталах “шиберов” - новых богачей, нажившихся на 
войне. Тогда в общественной жизни и во всем быту 
немецких городов и городков, еще так недавно гордившихся безупречной 
опрятностью, строгим порядком и бюргерской добропорядочностью, воцарились 
нищета, распутство, нарастали разруха и неурядицы, опустошались семейные 
копилки и человеческие души ... 
Внезапно оказалось, что война и первые послевоенные годы уничтожили не 
только миллионы жизней, но и идеи, понятия; были разрушены не только 
промышленность и транспорт, но и простейшие представления о том, что хорошо и 
что плохо; было расшатано хозяйство, обесценивались деньги и нравственные 
принципы.

       Все это хорошо описано в романе «Возвращение». Очень проникновенно и ужасающе выглядит картина возвращения солдат домой. Возникает ощущение, что автор прочувствовал сам каждое слово, каждую сцену, что он живет в этих строках. «А по дорогам, шаг за шагом, в вылинявших грязных шинелях тянутся серые колонны. Под стальными шлемами обросшие щетиной испитые лица». Они изнурены голодом и невзгодами, источены, иссушены до костей и несут на себе печаль ужаса, отваги и смерти. Молча, идут колонны; так, без лишних слов, не раз шагали они по многим дорогам, сидели во многих теплушках, горбились во многих окопах, лежали во многих воронках. Теперь они идут на Родину, к миру. Без лишних слов. «Бородатые старики и хрупкие юнцы, едва достигшие двадцати лет, товарищи – без всяких различий. Рядом с ними – младшие офицеры, полудети, не раз, однако, водившие их в ночные бои и атаки. А позади – армии мертвецов».  Они идут вперед, шаг за шагом, больные, полузаморенные голодом, поредевшими рядами. Они идут вперед, в жизнь.

       Путь  в жизнь… Ощущение жизни приходит к ним впервые, после стольких лет, по возвращении. Это чувство  в них рождает природа. Они  словно проснулись после долгого, страшного  кошмара. Они смотрят на мир другими  глазами и ощущают себя живыми. На миг они обретают счастье: здесь в лесу, под тяжестью вещей, когда больше нет сил. «Я шагаю, опустив голову, с ранцем на плечах, и смотрю, как в чистых дождевых лужах по краям дороги отражаются светлые шелковые деревья, и это отражение в случайном зеркале ярче действительности». Автора-рассказчика вдруг охватывает трепет. Впервые за долгое время он вновь чувствует: что-то красиво, отражение в дождевой луже попросту красиво, и чисто. Его сердце радостно бьется, на мгновение он освобождается от всего и ощущает впервые: «Мир; вижу: мир; чувствую всеми фибрами души: мир! Уходит гнет,  крепко державший нас в своих тисках; взлетает неведомое, новое, чайка, белая чайка, мир, трепетный горизонт, трепетное ожидание, первый взгляд, предчувствие, надежда, набухающее, грядущее: мир!» 

       Он  вздрагивает и оглядывается: там, позади, на носилках, лежат его товарищи и все они еще взывают к  ним, к жизни. Настал мир, а они  все равно должны умереть. Но он дрожит от радости и не стыдится этого. Он вдруг понял, что быть может, только потому вновь и вновь возникают войны, что один никогда не может до конца почувствовать, как страдает другой.

       В глубине души они все время  боялись внезапного приказа повернуть  назад и снова идти в окопы. К хорошему солдаты всегда относятся  с недоверием и правильней с самого начала рассчитывать на худшее. Но мало-помалу их охватывает тихий трепет, когда они входят в большую деревню. Народ там привык к виду проходящих войск, что едва глядит им в след. А для них это все это ново, они изголодались по доброму слову, по приветливому взгляду, хотя и утверждают, что им плевать на такие нежности. Только дети идут с ними. Они цепляются за их руки и бегут рядом. Раздосадованные, движутся они дальше.

       После стольких лет войны они не так  представляли себе возвращение на родину. Думали, что их будут ждать, а теперь видят: здесь каждый по-прежнему занят собой. Жизнь ушла вперед и идет своим чередом, как будто они теперь уже лишние. Деревня эта, конечно, и еще не вся Германия, но досада подступает к самому горлу.

       Они не могут по одиночке. Пытаются держатся все время вместе Они закрыты для всего остального мира. Они живут отдельным маленьким кругом и не впускают  в него новых людей. Их ощущения путаются и все время возвращаются в ужасные картины прошлого.

Когда отряды спартаковцев и красногвардейцев вели отчаянные 
бои за право жить, на труд и счастье для всего немецкого народа, сражаясь 
против многократно превосходящих сил реакции, многие немцы вместе с героем 
романа Ремарка лишь скорбно отмечали: “Солдаты воюют против солдат, товарищи 
против товарищей”. 
Особенно остро и мучительно проявляется этот трагический нейтрализм в 
сознании и мироощущении тех мыслящих и честных бывших солдат, которые после 
страшного опыта войны и первых послевоенных лет утратили доверие уже к самим 
понятиям “политика”, “идея”, “цивилизация”, не представляя себе даже, что 
бывает честная политика, что есть благородные идеи, что возможна цивилизация, 
не враждебная человеку. 
Они постарели, не зная юности, им очень трудно жилось и позднее: в годы 
инфляции, “стабилизации” и нового экономического кризиса с его массовой 
безработицей и массовой нищетой. Им трудно было везде - и в Европе и в Америке, 
в больших городах шумных, пестрых, суматошных, лихорадочно деятельных и 
равнодушных к страданиям миллионов маленьких людей, кишевших в этих железобетонных, 
кирпичных и асфальтовых лабиринтах. Не легче было и в деревнях или на фермах, 
где жизнь была более медлительной, монотонной, примитивной, но такой же 
равнодушной к бедам и страданиям человека. 
И многие из этих мыслящих и честных бывших солдат с презрительным недоверием 
отворачивались от всех больших и сложных общественных проблем современности, но 
они не хотели быть ни рабами, ни рабовладельцами, ни мучениками, ни мучителями. 
Они шли по жизни душевно опустошенные, но упорные в соблюдении своих 
простых, суровых принципов; циничные, грубые, они были преданы тем немногим 
истинам, к которым сохранили доверие: мужской дружбе, солдатскому товариществу, 
простой человечности. 
Насмешливо отстраняя пафос отвлеченных общих понятий, они признавали и чтили 
только конкретное добро. Им внушали отвращение высокопарные слова о нации, 
отечестве, государстве, и они так и не доросли до понятия класса. Они жадно 
хватались за любую работу и трудились упорно и добросовестно, - война и годы безработицы 
воспитали в них необычайную жадность к производительному труду. Они бездумно 
распутничали, но умели быть и сурово-нежными мужьями и отцами; могли искалечить 
случайного противника в кабацкой потасовке, но могли без лишних слов рисковать 
своей жизнью, кровью, последним имуществом ради товарища и просто ради 
человека, возбудившего мгновенное чувство приязни или сострадания. 
Их всех называли “потерянным поколением”. Однако это были разные люди - 
различны были их социальное положение и личные судьбы. И литературу “потерянного 
поколения”, возникшую в двадцатые годы, создавало творчество также разных 
писателей - таких, как Хемингуэй, Дос-Пассос, Олдингтон, Ремарк. 
Общим для этих писателей являлось мироощущение, определявшееся страстным 
отрицанием войны и милитаризма. Но в этом отрицании, искреннем и благородном, 
ощущалось полное непонимание социально-исторической природы, бед и уродств 
действительности: они обличали сурово и непримиримо, но без какой бы то ни было 
надежды на возможность лучшего, в тоне горького, безотрадного пессимизма. 
Ремарк дольше других старался держаться в русле, намеченном уже в самом 
начале его творческой жизни, и сохранить в годы новых великих потрясений 
неустойчивое равновесие трагического мироощущения своей молодости. 
Эрих Мария Ремарк родился в 1898 г. в Оснабрюке в семье переплетчика. Прошел 
войну рядовым солдатом. Был учителем начальной школы, торговым служащим, 
коммивояжером, репортером, пытался писать бульварные романы. В 1928 г. вышел 
его первый роман о первой мировой войне “На западном фронте без перемен”. В 
этой книге с большой полнотой и художественной проникновенностью воплотилось 
непосредственное восприятие страшных будней войны, таких, какими их испытали. 
Она принесла Ремарку мировую известность. 
Следующий роман “Возвращение” (1931 г.) был посвящен первым послевоенным 
месяцам. В нем в еще большей степени проявилось безысходное отчаяние, 
безнадежная тоска людей, не знавших, не видевших пути, чтобы вырваться из 
бесчеловечной, бессмысленно жестокой действительности; в нем проявилось, вместе 
с тем, отвращение Ремарка ко всякой политике, в том числе и революционной. 
После захвата власти гитлеровцами, в 1933 году, Ремарку пришлось покинуть 
родину. Некоторое время он жил в Швейцарии, затем во Франции, потом переехал в 
США, где и остался жить. Нацистские пропагандисты бешено травили его, обвиняя 
прежде всего в “подрыве воинского духа”, в дискредитации немецкой солдатчины. 
Уже в эмиграции был издан роман “Три товарища” (1938 г.). В 1941 г. вышли 
романы “Люби своего ближнего” и “Флоттзам” о жизни эмигрантов-антифашистов. Той 
же теме посвящен роман “Триумфальная арка” (1946 г.). В книгах “Время жить и 
время умирать” (1954 г.) - о второй мировой войне и “Черный обелиск” (1956 г.) 
- о годах инфляции - все внятней и отчетливей ощущается целеустремленная, 
непримиримая ненависть писателя к фашизму и милитаризму. 
“На западном фронте без перемен”, “Возвращение” и “Три товарища” - первые 
книги Ремарка - явились своеобразным художественными документами эпохи, 
поэтическими летописями и манифестами поколения. В них отразилось мироощущение 
писателя, сдержанно страстного, застенчивого и поэтому сурового в своей 
нежности, печального в веселой насмешливости, циничного в доброте. Больше всего 
он избегает красноречия, риторики, брезгливого отстраняется от звонких 
патетических слов. Его речь скупа, шершава, но тепла, как солдатская шинель; 
отрывиста и грубовато-насмешлива, но задушевна, потаенно-ласкова, как ночной 
разговор в блиндаже, как неторопливая беседа старых друзей-фронтовиков за 
бутылкой рома. 
Строгая, временами даже кажущаяся нарочитой, объективность повествования 
Ремарка вместе с тем пронизана глубоким лиризмом. В “Трех товарищах”, так же 
как в первых двух романах, рассказ ведется от первого лица. И это не просто 
искусственный литературный прием, а естественно необходимое выражение 
подлинного отношения художника к тому, о чем он пишет, потому что Роберт Локамп 
- это прежде всего лирический герой, который видит мир и воспринимает людей, 
думает и чувствует во многом, как сам автор. Это нисколько не ослабляет 
индивидуального своеобразия его характера и психологии. И, разумеется, усталый 
и безнадежный цинизм Локампа, ограниченность и узость его духовных интересов 
существенно отличают лирического героя от его автора. Он не зеркальное 
отражение самого Ремарка, но очень близкий ему человек, сверстник и друг.

       Постоянные воспоминания героев об их фронтовой юности не имеют ничего общего с героизацией и романтизацией войны. Напротив, и этот роман Ремарка о мирной жизни является таким же антивоенным произведением, как и два предыдущих. «Слишком много крови было пролито на этой земле, чтобы можно было сохранить веру в небесного отца! » — к такому выводу приходит Локамп после беседы со священником в церковном саду.

       Но мысли о войне относятся не только к прошлому: они порождают и страх перед будущим, и Роберт Локамп, глядя на младенца из приюта, горько иронизирует: «Хотел бы я знать, что это будет за война, на которую он поспеет». Эти слова Ремарк вложил в уста героя-рассказчика за год до начала второй мировой войны.

       Главная идея романа – это идея товарищества, которая дана уже в заглавии. Закоренелые холостяки Отто Кестер, Готтфрид Ленц и Роберт Локамп живут, по существу, совместной жизнью. Они не прочь погрубить друг другу, как это делают юноши или молодые мужчины, но интересы товарища неизменно оказываются для каждого из них выше собственных. Судьба товарищества складывается здесь по-иному, чем в «Возвращении»: оно не оказывается иллюзией, выдерживает испытание временем, не распадается, а превращается в дружбу в самом высоком смысле слова, причем дружбу действенную, активную, которой угрожают только внешние силы вроде револьвера убийцы Ленца.

       Товарищество, активная дружба и любовь — важные аспекты гуманистической программы Ремарка. Еще одной ее существенной стороной является сострадание. «Жалость — самый бесполезный предмет на свете, — запальчиво бросает Роберт в разговоре с фрау Залевски. — Она — обратная сторона злорадства, да будет вам известно». Но эти слова, как признается сам герой-рассказчик, произнесены с раздражением. Они маскируют истинные мысли и чувства Локампа и вызваны как раз этим «самым бесполезным предметом на свете», жалостью, состраданием к несчастной доле бухгалтера Хассе и даже его жены, хотя ее измена явилась причиной самоубийства мужа. Такая позиция свойственна и Роберту и его друзьям: за грубоватостью и цинизмом скрывается подлинно человечное отношение к тем, кто нуждается в сострадании.

       Сквозной  темой, превращающейся в один из лейтмотивов романа, становится тема безработицы. Много раз здесь говорится о берлинцах, мечтающих найти хоть какой-нибудь заработок. Мы встречаем их в самых неожиданных местах — на бегах, где они надеются на улыбку фортуны, в музеях, где есть возможность погреться, — узнаем истории целых семейств, отравившихся газом из-за того, что главы этих семейств окончательно отчаялись получить работу. Но и те, у кого работа есть, живут в страхе, боясь потерять ее как бухгалтер Хассе. Явной антифашистской направленности «Три товарища» не содержат, если не считать того, что в погромщиках, убивающих Ленца, хотя их партийная принадлежность не обозначена, определенно угадываются нацистские головорезы. Видимо, в 1938 году Ремарк не вступил еще, как это сделали многие другие писатели-эмигранты, на путь открытой борьбы с ненавистным ему гитлеровским режимом. Но затем вести, приходившие из Германии, и события мировой истории активизировали позицию писателя и заставили его отказаться от политического нейтрализма.

 
Однако, хотя Ремарк несомненно вполне искренен в своих стремлениях  к полной 
“нейтральности”, он прежде честный художник-гуманист. И поэтому вопреки всем болезненным 
наслоениям ему неотъемлемо присущи в конечном счете здоровые нравственные 
принципы, здравый смысл и живые чувства простого человека, ненавидящего войну, 
лицемерие и хищное корыстолюбие и горячо, взволнованно любящего людей, любящего 
их такими, какие они есть, - несчастливыми, грешными, измученными и даже 
изуродованными, измельченными трудной, безобразной жизнью. 
Поэтому книги Ремарка, вопреки всем субъективным намерениям автора, стали 
оружием в борьбе прогрессивного человечества против сил реакции. Поэтому писателю 
пришлось покинуть родину, чтобы избежать расправы гитлеровцев. Поэтому его 
романы выбрасывали из библиотек и сжигали на городских площадях гогочущие 
коричневорубашечники. А в СССР книга “На западном фронте без перемен” выдержала 
несколько массовых изданий. 
В последующих книгах - о жизни немецкой эмиграции “Люби своего 
ближнего”, “Триумфальная арка”, в романе о второй мировой войне “Время жить и 
время умирать”, в пьесе о последних днях гитлеровского рейха “Последняя 
остановка” и в романе “Черный обелиск”, посвященном судьбам бывших солдат 
первой мировой войны в годы инфляции, - писатель все решительнее определяет 
свое отношение к политическим проблемам. Он по-прежнему отражаем мировоззрение 
несколько отвлеченного, при всей своей образной конкретности, пацифистского 
индивидуалистического гуманизма, мировоззрение скептического, даже иногда 
циничного, но глубоко искреннего одинокого человеколюбца. Он по-прежнему лишен 
какой бы то ни было положительной программы, положительного общественного 
идеала. Но зато он все более определенно высказывает свою ненависть и призрение 
к фашизму и милитаризму во всех их проявлениях в прошлые годы и в современной 
Западной Германии. Бережно лелеемая литературная аполитичность Ремарка 
оказывается несостоятельной для него самого. 
Для всего тридцатилетнего творческого пути писателя особое значение имеет 
роман “Три товарища”. В нем Ремарк надолго прощался с героями своих первых книг 
- друзьями военных лет. Впоследствии к ним на смену пришли люди иных поколений, 
иных судеб. Но в “Черном обелиске” он опять возвращается к своим ровесникам, 
словно для того, чтобы заполнить пробел в художественной летописи поколения - 
рассказать о последнем этапе послевоенного кризиса. В сюжете этой книги многое 
напоминает роман “Три товарища”. Отчасти она болезненнее, циничнее, в ней 
явственно ощутимы и декадентские и натуралистические наслоения, в известной 
мере даже нарушающие художественную целостность повествования. Но в то же время 
в “Черном обелиске” политическая борьба автора более ясна: уже “открытым 
текстом”, без литературного шифра обличает он те зловещие силы, которые 
определили всю трагедию “потерянного поколения”. И поэтому явственней звучит 
мелодия надежды, которая воспринимается как призыв к сопротивлению, к борьбе 
против шовинизма и военщины. 
В то же время в книгах Ремарка открываются перед нами правдивые 
картины буржуазной действительности. Мы видим живых людей, слышим их речь, 
следим за их судьбами, мыслями и ощущениями, сочувствуем их бедам и страданиям. 
И познавая этот чуждый нам мир, - а познание всегда необходимо, - мы в то же 
время находим в его многообразных проявлениях и прежде всего в том, как 
рассказывает о нем правдивый и чуткий художник, - близкие и дорогие нам черты 
живого человеколюбия. 
Так сила художественной правды преодолевает ограниченность сознания самого 
художника. Его книги становятся суровым обличием, обвинительным актом против 
уродливой буржуазной действительности.