Серебряный век. Поэзия Осипа Мандельштама

2

Рязанский заочный институт (филиал)

Московского государственного университета культуры и искусств

Факультет  организации и управления

Контрольная работа

По дисциплине: Русская литература XX века

Тема: Серебряный век. Поэзия Осипа Мандельштама

Преподаватель: Федосеева Т.В.

Ф.И.О. студента: Селихова Ирина Юрьевна

Курс: 3 Группа: 0923

Место работы: ГБУК РО «Библиотека им. Горького»

Должность: библиотекарь

Рязань

2012

Содержание

Введение…………………………………………………………………………...3

1. Начало творческого пути………………………………………………………5

2. Своеобразие поэзии Мандельштама…………………………………………..9

Заключение…………………………………………………………………….....20

Список литературы………………………………………………………………21

Введение

Изучение поэзии О.Э. Мандельштама видится актуальным в нескольких отношениях.

Во-первых, имя поэта для широкого круга читателей было открыто лишь немногим больше десяти лет назад. Осип Эмильевич Мандельштам считал, что его истинный собеседник - не „друг в поколении”, но „читатель в потомстве”. Так и случилось.

Во-вторых, поэзия Мандельштама, как и всякая гениальная поэзия не поддаётся исчерпывающе полным интерпретациям (и в этом смысле он неисчерпаем, открыт для культуры будущего); его поэзию невозможно постичь и аналитически констатирующим путём, так как этому противится синтез поэтического мышления поэта.

В-третьих, изучая творчество таких поэтов, как Анна Ахматова, Марина Цветаева, Николай Гумилёв и других поэтов начала двадцатого столетия, нельзя получить полную картину без изучения творчества Мандельштама, ведь они „дети” одной эпохи. Они писали и читали свои стихи друг другу. Выражали своё мнение, не только одобрительное, но и критичное, по поводу услышанных произведений.

В-четвёртых, Санкт-Петербургу исполнилось 300 лет. Тема северной столицы в творчестве Мандельштама проходит красной нитью. Он очень любил этот город, восхищался его архитектурой.

Императорский виссон

И моторов колесницы -

В черном омуте столицы

Столпник-ангел вознесен.

В темной арке, как пловцы,

Исчезают пешеходы,

И на площади, как воды,

Глухо плещутся торцы.

Только там, где твердь светла,

Черно-желтый лоскут злится -

Словно в воздухе струится

Желчь двуглавого орла!

Цель работы: дать представление о жизни и творчестве Мандельштама.

В последнее время появляется довольно много разнообразной литературы, из которой можно почерпнуть знания об О. Э. Мандельштаме. Среди них выделяются работы его современников, мастеров отечественной словесности. Это „Листки из дневника” Анны Ахматовой, „Осип Мандельштам и его брат Александр” Марины Цветаевой, „Литературные воспоминания” Николая Корнеевича Чуковского и т. д.

О Мандельштаме писал С.Б. Рассадин ”Очень простой Мандельштам”, Сарнов Б. М. „Заложник вечности. Случай Мандельштама”, С.А. Липкин “Уголь, пылающий огнём. (Встречи и разговоры с О. Мандельштамом) и т. д.

1. Начало творческого пути

Осип Эмильевич Мандельштам родился 3 (15) января 1891 года в Варшаве в семье мелкого коммерсанта. Отец его, Эмилий Вениаминович, купец первой гильдии, торговец кожей, самостоятельно изучил русский и немецкий языки, читал Гете, Шиллера, Шекспира. Мать, Флора Осиповна, в девичестве Вербловская, любила Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Достоевского. Она была учительницей музыки, обладала тонким художественным вкусом и сумела передать детям любовь к музыке и русской литературе.

Детство и молодость Мандельштама связаны с Санкт-Петербургом и его историческими окрестностями: Павловском, где он провёл ранние годы детства, Царским селом.

После окончания школы в 1900 году Осип поступил в Тенишевское училище. С сентября 1900 года училище располагалось на Моховой в здании, построенном на средства князя Тенишева.

Вячеслав Николаевич Тенишев, получивший техническое образование в Швейцарии, был разносторонне одаренным человеком и удачливым предпринимателем. Составив крупное состояние, он ликвидировал дела и обратился к научным занятиям. Основанное им Этнографическое бюро выпустило несколько книг о жизни и быте крестьян великорусских губерний.

Училище располагало прекрасными лабораториями, обсерваторией, оранжереей, мастерской, двумя библиотеками, издавался свой журнал, изучались немецкий и французский языки. Ежедневно проводились физические занятия и игры на воздухе. В училище не было наказаний, оценок и экзаменов. Учебникам предпочитались наглядные методы преподавания. Было много экскурсий: Путиловский завод. Горный институт. Ботанический сад, озеро Селигер с посещением Иверского монастыря, на Белое море, в Крым, в Финляндию (Сенат, Сейм, музеи, водопад Иматра).

Образцовому устройству училища вполне соответствовал и состав педагогов. Первым директором был прославленный педагог А.Я. Острогорский, русскую словесность преподавал В.В. Гиппиус - поэт, автор стихотворных книг и исследований о Пушкине. «Интеллигент строит храм литературы с неподвижными истуканами… В.В. учил строить литературу не как храм, а как род. В литературе он ценил патриархальное отцовское начало культуры». Эта первая встреча с великой литературой оказалась для Мандельштама «непоправимой». Через двадцать лет он напишет: «Власть оценок В.В. длится надо мной и посейчас. Большое, с ним совершенное, путешествие по патриархату русской литературы… так и осталось единственным»2. Гиппиус был и первым критиком стихов юного Мандельштама, печатавшихся в журнале училища.

За окнами Тенишевского училища бушевала первая русская революция, и отзвуки ее страстей доносились в классы. В большой аудитории училища часто устраивались публичные лекции, собрания Литературного фонда, заседания Юридического общества, «где с тихим шипением разливался конституционный яд». Амфитеатр большой аудитории «в большие дни брался с бою, и вся Моховая кипела, наводненная полицией и интеллигентской толпой… Вот в соседстве с таким домашним форумом воспитывались мы...».

Вспоминая о своих однокашниках, Мандельштам пишет: «А все-таки в Тенишевском были хорошие мальчики. Из того же мяса, из той же кости, что дети на портретах Серова. Маленькие аскеты, монахи в детском своем монастыре». Среди сверстников Мандельштам выделяет Бориса Синани, сына известного петербургского психиатра Бориса Наумовича Синани. Борис Наумович был близок с видными народниками, дружил с Глебом Успенским и Н.К. Михайловским. В доме Синани на Пушкинской собиралась молодежь, кипели политические дискуссии. «Мне было смутно и беспокойно. Все волненье века передавалось мне. Кругом перебегали странные токи… Мальчики девятьсот пятого года шли в революцию с тем же чувством, с каким Николенька Ростов шел в гусары». В доме на Пушкинской Мандельштам мог наблюдать решительных молодых людей - членов боевых организаций социал-революционеров, и когда он пишет о Борисе Синани, что тот «глубоко понимал сущность эсерства и внутренне еще мальчиком его перерос»2, то можно понять, что тогда же складывалось и его собственное неприятие политического радикализма. В эту пору Мандельштам читает Герцена и Блока, смотрит Ибсена у Комиссаржевской, посещает концерты в Дворянском собрании и, конечно, пишет стихи.[1]

В первые годы после окончания Тенишевского Мандельштам много времени проводит за границей, посещает Францию, Италию, где занимается поэзией и музыкой. В 1909-1910 гг. Мандельштам занимается философией и филологией в Гейдельбергском университете. В Петербурге он посещает собрания Религиозно-философского общества, членами которого были виднейшие мыслители и литераторы Н. Бердяев, Д. Мережковский,                       Д. Философов, Вяч. Иванов.

В эти годы Мандельштам сближается с петербургской литературной средой. В 1909 году он впервые появляется у Вячеслава Иванова на Таврической. Квартира Иванова помещалась в круглой башенной надстройке, На «Башне» собирались поэты, артисты, художники, ученые. Бывали Блок, Белый, Сологуб, Ремизов, Кузмин. Читали и обсуждали стихи. Иннокентий Федорович Анненский, Вячеслав Иванов и Андрей Белый читали лекции для молодых поэтов.

На «Башне» Мандельштам впервые встретился с Ахматовой. «Тогда он был худощавым мальчиком с ландышем в петлице, с высоко закинутой головой, с пылающими глазами и с ресницами в полщеки», - пишет Ахматова. Дружба этих двух поэтов была едва ли не самым большим подарком судьбы им обоим.

На фоне уже ясно обозначившегося кризиса символизма происходили поиски новых путей поэзии. Центром консолидации нового художественного течения стал журнал «Аполлон». «Наступает эпоха устремлений… к новой правде, к глубоко-сознательному и стройному творчеству: от разрозненных опытов - к закономерному мастерству, от расплывчатых эффектов - к стилю. Только строгое искание красоты, только свободное, стройное и ясное, только сильное и жизненное искусство за пределами болезненного распада духа и лженоваторства». Так писал Анненский во вступительной статье к первому номеру журнала. Это была программа нового направления, означавшая разрыв с символизмом. Статьи Анненского и его небывалая поэзия оказали сильное влияние на молодых поэтов. Мандельштам и Ахматова называли его своим учителем.[2]

В августе 1910 года состоялся литературный дебют Мандельштама: в девятом номере «Аполлона» были напечатаны пять его стихотворений, в том числе «Silentium»:

Она еще не родилась,

Она и музыка и слово,

И потому всего живого

Ненарушаемая связь.

Да обретут мои уста

Первоначальную немоту,

Как кристаллическую ноту,

Что от рождения чиста!

Останься пеной, Афродита,

И, слово, в музыку вернись,

И, сердце, сердца устыдись,

С первоосновой жизни слито![3]

В русской поэзии зазвучал новый голос:

На стекла вечности уже легло

Мое дыхание, мое тепло.

Запечатлеется на нем узор,

Неузнаваемый с недавних пор.

Пускай мгновения стекает муть -

Узора милого не зачеркнуть![4]

2. Своеобразие поэзии Мандельштама

Первая русская революция и события, сопутствующие ей, для мандельштамовского  поколения совпали со вступлением в жизнь. В этот период Мандельштама  заинтересовала политика, но тогда, на переломе от отрочества к юности, он  оставил политику ради поэзии.

В мир русской традиции, как и в мир новой символистской, эстетической культуры,  Мандельштама ввел его учитель словесности                 В.В. Гиппиус. В ”Шуме времени”, в  главе специально посвященной                 В.В. Гиппиусу, Мандельштам пишет, как много для  него значит этот человек.

В творчестве Мандельштама заявляет о себе до упрямства последовательная  художническая воля, обходящаяся без демонстративного вызова. Над техникой, над  образностью господствует принцип аскетической сдержанности. У него преобладают  рифмы “бедные”, часто глагольные или грамматические, создающие ощущение красоты  и прозрачности:

Никто тебя не проведет

По зеленеющим долинам,  

И рокотаньем соловьиным

Никто тебя не позовет, -

Когда, закутанный плащом,

Не согревающим, но милым...[5]

Все это сделано для того, чтобы рифма как таковая не становилась самостоятельным  источником возбуждения, не застилала собой чего-то иного. В лексике ценится не  столько богатство, сколько жесткий отбор.

Мандельштам избегает слов, чересчур бросающихся в глаза: у него нет ни разгула  изысканных архаизмов, как у Вячеслава Иванова, ни нагнетания вульгаризмов, как у Маяковского, ни обилия неологизмов, как у Цветаевой, ни наплыва бытовых оборотов  и словечек, как у Пастернака.

Есть целомудренные чары - 

Высокий лад, глубокий мир,

Далеко от эфирных лир

Мной установленные лары.

У тщательно обмытых ниш

В часы внимательных закатов

Я слушаю моих пенатов

Всегда восторженную тишь.[6]

Мандельштам отмечает, что прошло время окончательного прощания с Россией  Александра (Александра III и Александра Пушкина), Россией европейской,  классической, архитектурной. Но перед своим концом именно обреченное  “величие”, именно “исторические формы и идеи” обступают ум поэта.