Специфика поэтического «почерка» Бодлера

 Согласно бодлеровской концепции, сплин – это порождение универсального зла, но человек вновь и вновь пытается преодолеть его и вырваться из его круга. Разуверившись в «искусственном рае», он отваживается на бунт. «Бунт» – название пятого цикла «Цветов Зла», включающего всего три стихотворения, написанные по библейским мотивам, которым поэт дает свою интерпретацию. Как уже указывалось ранее, стихотворения «Отречение святого Петра», «Литания Сатане», «Авель и Каин» были написаны Болдером ранее и позже включены в сборник, по-видимому, потому, что продолжали соответствовать умонастроениям поэта, которых хотя и отказался от своей прежней революционности, все же не желал смиренно и спокойно принимать окружающий его жестокий и несправедливый мир.

 Последний, шестой  цикл «Цветов Зла» составляют  шесть стихотворений (сонетов)  и поэма «Плаванье». Они объединены  общим название «Смерть», подчеркивающим  лейтмотивную тему цикла. Смерть  – неизбежный удел всех, но  эта тривиальная мысль у Бодлера не главная. Его увлекает надежда, что смерть – не абсолютный конец для человека, а еще одно проявление бесконечной реальности, которое тоже необходимо познать. Смерть – это погружение человека в другой, неведомый мир, в инобытие. Плаванье кора*** по бурным и опасным морям символизирует жизнь и вечный поединок человека со стихийными силами npироды, с бесчисленными враждебными обстоятельствами социального бытия и с «Люцифером, что дремлет на дне каждой человеческой души». Итог путешествия – смерть, но и в смерти «истые пловцы» видят не трагический финал жизни, не свое поражение, а один из ликов бесконечности, в которую с надеждой и страстью познания погружаются дерзкие, ищущие умы.

 Поэма «Плаванье», по  существу, стала эпилогом «Цветов  Зла», акцентирующим идею вечного  поиска и непреодолимой устремленности  человека к познанию мира, всех  его тайн и загадок.

Лирический герой Бодлера предстает человеком, утратившим гармонию и единство душевной жизни. Это противоречие, если читать книгу «Цветы зла» как единое целое, является ее главным трагическим конфликтом, с горечью воспринимаемым автором. «Цветы зла» - книга опровержений и вопросов, а не деклараций и четких ответов. Этому соответствует выраженное в критических статьях Бодлера 50-х годов требование писать свободно, не связывая себя стереотипом - классическим или романтическим.

В «Цветах зла» чувствуется  намерение автора расширить сферу  поэзии, отведя в ней заметное место  безобразному, отвратительному. Знаменитое стихотворение «Падаль» было эпатирующим благонамеренную публику манифестом подобных устремлений. Но поэтику книги это стихотворение отнюдь не исчерпывает. Отрицая классиков и романтиков, Бодлер одновременно обращается к их опыту, как, впрочем, и к опыту Бальзака или Эдгара По, Гойи, Байрона и Делакруа, художников Возрождения. Выражая свое представление о красоте в нескольких стихотворениях философско-эстетического цикла, которым открывается первый раздел «Цветов зла», поэт словно бы противоречит себе; он восхищен то спокойной величавостью и бесстрастием окружающего мира («Красота»), то движением и устремленностью ввысь («Воспарение»), то сложностью, зыбкостью, взаимопроникновением и переходами различных форм («Соответствия»). Эта нестабильность эстетического кредо отражает, с одной стороны, присущую Бодлеру в этот период абсолютизацию красоты как таковой, а с другой - его поиски новой изобразительности, ярко проявившиеся в стремлении запечатлеть непосредственность ощущения («Экзотический аромат»), переживания («Гармония вечера») и одновременно передать через мгновенное и преходящее вечные и универсальные сущности. В искусстве слова Бодлер делает открытия, сопоставимые с открытиями живописцев-импрессионистов, а с другой стороны, вновь и, вновь обращает свой взор к классицистскому типу художественного творчества, беря у него не только общую тенденцию, но и частности: строгость композиции, традиционность строфики, ритмического строя, рифмы.

Во втором издании «Цветов  зла» (1861) появляется раздел «Парижские картины», в который включены новые  стихотворения, в том числе посвященные  Гюго,- «Семь стариков» и «Старушки». Потерянность, несчастье человека, сломленного прожитыми годами и  нищетой, изображена в них с большой  убедительностью. В этот период завязалась переписка Бодлера и Гюго. Изгнанник восхищался талантом своего корреспондента, говорил об их творческой близости, но и спорил с ним, защищая идею прогрессивного развития человека и человечества. Однако Бодлер считал этот путь развития неприемлемым для себя, ибо социальная несправедливость казалась ему вечной, а прогресс он отождествлял с буржуазным преклонением перед производством материальных ценностей.

В связи с этим у позднего Бодлера возникает идеал поэта - одинокого аристократа духа, способного благодаря таланту и особому складу души постичь окружающий его мир. Этот образ он создал в поэме «Толпы» и обосновал в одной из своих последних статей «Живописец современной жизни» 0859-1860). Но примечательно, что в стихотворении, получившем название «Эпиграф к осужденной книге» (сентябрь 1861), поэт с тревогой и сомнением обращался к близкому ему духовно читателю: «Жалей меня... Иль проклят будь!», тем самым обнаруживая условность позы холодного наблюдателя и свою потребность в сочувствии людям.