Творчество Николая Михайловича Рубцова

        Творчество Николая Михайловича Рубцова

Творчество Николая  Михайловича Рубцова (1936—1971) неотделимо от главных путей развития русской  лирической поэзии второй половины XX века, оно органично вписывается в  национальную поэтическую традицию. В нем с особой — возвышенной  и трагической — силой отразились существенные черты и тенденции  литературного процесса, обусловленные  временем. За десятилетия, прошедшие  после трагической гибели поэта, его имя прочно утвердилось в  сознании читателей, а истинный, самобытный талант, предельно искреннее и  живое поэтическое слово нашли  отклик в их душах и сердцах. В  своих стихах он проникновенно выразил  и — в полном смысле этого слова  — воспел родину-Русь, звезду ее бескрайних полей, таинственный и тревожный  шум соснового бора, склонившиеся над рекой ивы и шелестящие на погосте березы, белоколонные храмы  и занесенные снегом избушки, нелегкие судьбы их терпеливых и немногословных жителей, казалось бы, столь простых  и обычных, но — «с душою светлою, как луч...»       

 В критической  и исследовательской литературе  обстоятельно раскрыты жизнь  и творчество Рубцова, нравственная  и художественно-эстетическая сущность  его лирики, черты ее жанрового  своеобразия, поэтики, роль в  ней символики, классических и  фольклорных традиций. По-прежнему  остаются актуальными проблема  художественного мира поэта, изучение  его творчества в контексте  общелитературного развития.       

 Надо сказать,  что писавшие о Рубцове не  ограничивались «заметками о  жизни и творчестве» поэта  (В. Кожинов), рассказом о «страницах  жизни» и его «поэтическом  мире» (В. Оботуров), но, как правило,  сосредоточивались на какой-то  одной, хотя и очень существенной  грани, проблеме его творчества  и дарования, к примеру народности и символике (В. Бараков), вопросах жанра и стиля (И. Ефремова), традициях и новаторстве, преломившихся в звуковой организации стиха (Е. Иванова).       

 В этой связи, очевидно, что в основании сложного и целостного, многомерного поэтического мира Рубцова лежат не только стихии света и ветра, о которых писали В. Дементьев, М. Лобанов, В. Кожинов, не только сам по себе образ пути-дороги, судьбы поэта и родины, что подчеркнул Ю. Селезнев, но, быть может, прежде всего, по-своему претворенные и воплощенные в его творчестве, находящиеся в вечном движении, обновлении, непокоен изначальные первоосновы бытия: земля, вода, воздух (ветер), огонь (свет). 

Становление таланта         

 Осенью 1955 года  Николая призвали на военную  службу. Четыре года он служил  на эскадренном миноносце Северного  флота в звании матроса, старшего  матроса, а к концу службы  — старшины второй статьи. Видимо, теперь, наконец-то, сбылась его романтическая,  из детства, и связанная с  морем мечта, о которой он  не раз вспоминал в стихотворениях, в частности, в одном из них  под характерным названием —  "Начало любви":

Помню ясно,

Как вечером  летним

Шел моряк по деревне —                                        

 и вот 

Первый раз  мы увидели ленту 

С гордой надписью                                

 «Северный  флот». 

................................................

Среди шумной ватаги ребячьей,

Будто с нами знакомый давно,

Он про море рассказывать начал,

У колодца присев на бревно.

Он был весел  и прост в разговоре,

Руку нам протянул: «Ну, пока!» 

...Я влюбился  в далекое море,

Первый раз, повстречав моряка!        

 Служба на  боевом корабле с ее суровыми  буднями стала для Николая  настоящей школой жизни, важным  этапом проверки себя, мужания и становления характера. Но это же время было и существенной вехой в формировании его духовного мира, тем более что оно совпало с временем "оттепельных" надежд, возросшего интереса к литературе, поэзии, творчеству крупнейших поэтов XX века: Александра Блока, Сергея Есенина и других. "Морская романтика", отразившаяся во многих тогдашних стихах Рубцова, по мере приближения срока демобилизации заметно уступала место другим, более стойким жизненным впечатлениям, привязанностям и ориентирам.       

 Эта тяга  домой, к истокам, на "малую  родину", в "страну детства", еще нескоро смогла реализоваться.  Осенью 1959 года Николай демобилизовался  и начал работать на Кировском  заводе в Ленинграде — сначала  кочегаром, затем слесарем и  ших-товшиком. В это время он  учится в вечерней школе, занимается  в литературном объединении "Нарвская  застава", знакомится с молодыми  ленинградскими поэтами: Глебом  Горбовским, Виктором Кривулиным, Константином  Кузьминским, Александром Кушнером, Борисом Тайгиным, Эдуардом Шнейдерманом  и др.       

 Ранний этап  литературно-поэтических занятий  отмечен, прежде всего, поисками  себя. Это было еще во многом  время ученичества, связанного  с обращением к самому разному  художественному опыту и традициям.  За небольшим исключением выходившее из-под пера Рубцова не выделялось из общего стихотворного потока тех лет — поры массового увлечения стихами, эстрадного поэтического "бума", возникшего в условиях хрущевской "оттепели".       

 В эту пору, во второй половине 50-х — начале 60-х годов, Рубцов начинает  печататься в газетах "На  страже Заполярья" и "Трудовая  слава", в коллективных сборниках  и альманахах "На страже Родины  любимой" (1958), "Полярное сияние" (1959), "Первая плавка" (1961), "И  снова зовет вдохновенье" (1962) и др. Одно из опубликованных  во флотской газете стихотворений  — "Отпускное" — уже с  первых строк воспроизводит образный  ряд, мелодику и интонацию написанных  ранее задушевных "Деревенских  ночей" (1953) и одновременно несет  следы казенной риторики, усугубляющейся  тем, что речь в нем идет  от лица условного лирического  "я", которое трудно соотнести  с судьбой и личностью самого  поэта:

Над вокзалом —  ранних звезд мерцанье. 
В сердце — чувств невысказанных рой. 
До свиданья, Север! 
До свиданья, 
Край снегов и славы боевой!

.............................................

Еду, еду в  отпуск в Подмосковье! 
И в родном селении опять 
Скоро, переполненный любовью, 
Обниму взволнованную мать.        

 Совсем в  иной тональности и освещении  предстает умиротворенная морская  стихия в стихотворении, где  смена времен года, дня и ночи  передана в образах-олицетворениях, несущих в себе идею обновления  природы, торжества ее животворящих  начал, а само море, смирив свой буйный нрав, выступает нежным и ласковым одушевленным существом:

Вьюги в скалах отзвучали.

Воздух светом затопив,

Солнце брызнуло лучами

На ликующий залив!

.................................

Свет луны ночами тонок,

Берег светел по ночам,

Море тихо, как  котенок,

Все скребется  о причал...        

 Конечно,  среди стихов, связанных с "Морской  службой", можно найти немало "производственно"-описательных ("В дозоре", "Возвращение  из рейса", "Учебная атака", "На вахте") и официально-риторических ("Матросская слава", "Сердце  героя"). Несомненной данью официозу  звучат буквально сошедшие с  агитплакатов из комнаты политического  просвещения казенные строки: "Зари  коммунизма взлет / Все пламенней  над страной. / И нынче на страже  мира / Нас образ отцов ведет".        

 Некоторые  стихи Рубцова, относящиеся к  1957—1962 годам, непосредственно связаны  с особенно ранившими его переживаниями:  разлукой и любовной драмой. Первое  из них, озаглавленное "После  разлуки" (1957), с посвящением "Т.С." (Тае Смирновой), исполнено такой  горечи от измены любимой, от  нарушения ею обещания вечной  любви, что он готов обрушить  на нее самые страшные проклятья: "Мне клятвенных слов не  надо!.. / Все ясно... / Три года тебе, подлюге, / Письма писал напрасно!"        

 И как отголосок  этого бурного всплеска эмоций, как свидетельство того, что боль  не утихла, как воспоминание о  любимой, не дождавшейся его  и поспешившей выйти замуж,  появляется через пять лет,  в 1962 году, сразу несколько стихотворений: "Повесть о первой любви", "Соловьи", "Пора любви среди  полей...", где столь близкая  его сердцу тема решается уже  гораздо мудрее и просветленнее: "А любовь не вернуть, / как нельзя отыскать / Отвихрившийся след корабля!"       

 В период  отрочества и юности Рубцов  проходит стремительную эволюцию  от первых стихотворных опытов  к зрелым и самобытным произведениям  60-х годов. Об этом хорошо  сказал исследователь его творчества  и автор книг о нем Василий  Оботуров: "От деревенского детства  Николай Рубцов ушел к широким  океанским просторам, в тесноту  городов с пестротой их быта, чтобы снова вернуться к русской  деревне и оттуда увидеть, с  учетом всего своего опыта,  весь мир и человека в нем". 

Годы  поэтической зрелости         

 В январе 1962 года Рубцов, который к тому  времени уже занимался в литературном  объединении при Союзе писателей,  принял участие в вечере молодых  поэтов в ленинградском Доме  писателей и с большим успехом  читал свои стихи. В июне  того же года он экстерном  заканчивает среднюю школу. Летом готовит и выпускает тиражом 6 машинописных экземпляров первую книжку "Волны и скалы", включившую 38 стихотворений, поделенных на циклы "Салют морю", "Долина детства", "Репортаж", "Звукописные миниатюры" и др.       

 По словам Бориса Тайгина, помогавшего Рубцову в составлении и оформлении этого по сути рукописного авторского издания, сам поэт объяснял ее название так: «"волны" означают волны жизни, а "скалы" — различные препятствия, на которые человек натыкается во время своего жизненного пути».       

 В воспоминаниях  Тайгина есть интересное свидетельство  о том, что уже в ту пору  Рубцов глубоко понимал важность  построения книги стихов как  единого целого, а не случайно  собранных под одну обложку  стихотворений. "Пойми, — говорил  он, — ведь это же будет не  просто подшивка стихов. Это же  будет книга — единый смысловой  организм, и он должен быть  живой! Каждый стих в книге  должен быть до предела отточен,  и должен в книге быть на  своем определенном месте. Надо  сделать такую книжку, чтобы мне  никогда и нигде не было  стыдно за написанное мной!"        

 Эта книга, куда, действительно, вошли лучшие из написанных к тому времени стихотворений Рубцова, сыграла важную роль в его творческой судьбе. Вместе с необходимыми документами она была представлена им в приемную комиссию Литературного института им. М. Горького. В июле 1962 года он был допущен к экзаменам и с начала учебного года стал студентом этого вуза. Начинается новый период его жизни и творчества.       

 Учеба в Литературном институте, расширившийся круг общения в среде молодых поэтов и критиков (а в их число входили Владимир Соколов, Станислав Куняев, Анатолий Передреев, Вадим Кожинов, Борис Примеров, Игорь Шкляревский и др.) во многом способствовали возмужанию и зрелости Рубцова как художника. Поначалу он успешно сдавал зачеты и экзамены, руководитель творческого семинара поэт Н.Н. Сидоренко характеризовал его с наилучшей стороны, большие подборки его стихов были приняты к печати в журналах "Юность", "Молодая гвардия" и "Октябрь".        

 Однако литинститутская  атмосфера тех лет не всегда  благоприятно сказывалась на  душевном настрое и поведении  Рубцова. Да и учеба его довольно  скоро перестала носить систематический  характер. Осенью 1963 года его лишили  стипендии "за пропуски занятий  по неуважительным причинам", а в декабре того же года  чрезмерно жестким приказом исключили  из института "с немедленным  выселением из общежития".       

 Поводом для  такого приказа послужил инцидент  в Центральном Доме литераторов,  расцененный институтским руководством  как "хулиганский поступок, порочащий  весь коллектив студентов Литинститута". Правда, вскоре состоялся товарищеский суд, обратившийся в ректорат с предложением ограничиться по отношению к провинившемуся строгим административным взысканием, и Рубцов был восстановлен в числе студентов.