Латентные и открытые конфликты

    На сегодняшний день можно зафиксировать два подхода к определению феномена межэтнического (межконфессионального) конфликта. В узком смысле межэтническим (межконфессиональным) конфликтом может считаться социальное противоборство, изначально мотивированное этническими (религиозными) причинами. В широком смысле, межэтнический (межконфессиональный) конфликт — это противостояние, в котором противоборствующие группы принадлежат к различным этническим (религиозным группам). При этом этническая (религиозная) принадлежность может конструироваться, пониматься и трактоваться по-разному, а этническая мотивация изначально может либо не присутствовать, либо быть слабо выраженной. Узкое понимание межэтнического конфликта, с одной стороны, позволяет избежать "инфляции" самого понятия, но с другой, оно выводит из аналитического поля большую часть латентных конфликтов.

    Между тем недооценка латентных конфликтов, зачастую рассматриваемых как банальное хулиганство, имеет значительные политические последствия. В 1950-е — 1980-е годы межэтнические столкновения между русскими и чеченцами, русскими и ингушами в Чечено-Ингушетии рассматривались исключительно как обычные социальные конфликты. Ни массовые выступления русского населения против возвращавшихся из депортации чеченцев в 1958 г., ни проявления ксенофобии с чеченской стороны не анализировались органами власти именно как межэтническое противостояние. Прямым результатом недооценки этнической мотивации этих конфликтов стала трагедия начала 1990-х в Чечне. Погромы в Сумгаите (1988 г.) и Баку (1990 г.) власти также пытались представить исключительно как девиантное поведение групп несознательных граждан. Последующая кровопролитная война между армянами и азербайджанцами из-за Нагорного Карабаха подобные представления опровергла.

    На сегодняшний день унифицированной классификации межэтнических конфликтов не существует. По форме протекания принято различать актуализированные ("открытые") и латентные ("скрытые") конфликты. На Кавказе все вооруженные межэтнические противоборства были следствием неразрешенных многолетних латентных конфликтов. Армяно-азербайджанский конфликт из-за Нагорного Карабаха начинался с "войны петиций и митингов", этнических погромов и только затем перерос в крупное военное противоборство. Грузино-абхазский и грузино-осетинский конфликты изначально развивались как политико-правовые (статусные) споры. Осетино-ингушский этнотерриториальный конфликт был запрограммирован сталинской депортацией 1944 г. и последующей непоследовательной политикой по ликвидации ее последствий. Российско-чеченский конфликт на первом этапе сочетал в себе и политико-правовые и исторические коллизии.

    В то же время массовые "воспоминания" о прошлых открытых, в том числе военных, конфликтах стали фактором формирования новых конфликтов. Правоту своих сегодняшних действий лидеры этнонациональных движений оправдывают ссылками на исторический опыт межэтнических столкновений прошлых веков. Современные межэтнические конфликты вписываются их идеологами в широкий исторический контекст. Армянские и азербайджанские этнонационалисты апеллируют к истории военного противостояния между Первой Республикой Армения и АДР (Азербайджанской Демократической Республикой), Турцией в 1918–1920 гг. Лидеры этнонациональных движений Абхазии и Южной Осетии говорят о многолетней борьбе с происками "малой империи". Идеологи чеченского сепаратизма выдвинули тезис о "четырехсотлетней борьбе" России с Чечней.

    Целый ряд кавказских конфликтов остался на уровне латентных. Между кабардинцами и балкарцами в Кабардино-Балкарии, карачаевцами и черкесами в Карачаево-Черкесии, грузинами и азербайджанцами в Квемо-Картли, грузинами и армянами в Самцхе-Джавахети, русским населением Дона, Кубани, Ставрополья и мигрантами боевые действия не велись и не ведутся. Однако в последние 15 лет отношения между перечисленными этническими группами не единожды обострялись. Формы межэтнического противоборства в данных случаях носили менее радикальный характер (массовые акции, драки, кадровые преференции для "своих" и стеснения для "чужаков"). Целый ряд межэтнических и межконфессиональных конфиктов начала 1990-х годов в Дагестане (аварско-чеченский, кумыкско-аварский, лакско-кумыкский, противоборство русских и горских переселенцев в Кизлярском районе, конфликт между салафитами и тарикатистами) сопровождался насилием. Однако эти столкновения не переросли в военное противоборство и к концу 1990-х годов перешли в разряд латентных.

    Применительно к Кавказскому региону можно констатировать, что грань между актуализированными и латентными конфликтами легко преодолима. В 1992 г. при посредничестве РФ был прекращен вооруженный грузино-осетинский конфликт, и начался этап постконфликтного урегулирования. Однако стремление к изменению сложившегося status quo привело в 2004 г. не только к деградации переговорного процесса, но и к возобновлению вооруженного противоборства. Конфликт, имевший тенденцию к превращению в "скрытый", снова стал актуализированным. В мае 2004 г. отмечался десятилетний юбилей прекращения огня в Нагорном Карабахе. Однако представители противоборствующих сторон не раз декларировали готовность к возобновлению военных действий. Более того, подобные декларации получают определенную общественную поддержку. По данным социологического исследования в рамках проекта "Южнокавказская сеть за гражданское согласие" при содействии Европейской комиссии (2002 г.) 32 % опрошенных азербайджанцев и 16,6 % респондентов-армян не выступают против военного решения карабахской проблемы.

    Другой тип классификации межэтнических конфликтов — по особенностям статуса противоборствующих сторон. По этому критерию различают внутригосударственные, межгосударственные конфликты, конфликты между различными этническими группами, между центральной властью и окраинами, стремящимися к сецессии. Все вооруженные столкновения на Кавказе изначально складывались и развивались как внутригосударственные. Все будущие независимые государства Юга Кавказа, северокавказские национально-территориальные образования в составе РФ, непризнанные государства и неконтролируемые территории до 1991 г. входили в состав СССР. Армяно-азербайджанский, грузино-абхазский, грузино-осетинский, российско-чеченский конфликты в позднесоветский период поисходили между руководством союзных и автономных республик, развиваясь как противоборство принципов территориальной целостности и права на этнонациональное самоопределение.

    Осетино-ингушский конфликт, с одной стороны, был конфликтом различных этнических групп, а с другой — территориальным спором. Что же касается латентных конфликтов, то противоборствующими сторонами в них и до и после распада Союза ССР были различные этнические группы (грузины и армяне, карачаевцы и черкесы, кабардинцы и балкарцы, лакцы и кумыки). После распада СССР армяно-азербайджанский конфликт трансформировался в межгосударственный. Однако по справедливому замечанию российского дипломата В.Н.Казимирова, "специфика карабахского конфликта в том, что в нем сторон, как минимум "две с половиной". В военных действиях, конечно, были две сражающиеся стороны (формирования карабахских армян вместе с регулярными частями Республики Армения составляли одну из них), но в политическом плане их было три (Баку-Степанакерт-Ереван)". Таким образом, армяно-азербайджанский конфликт рассматривался (по крайней мере, в азербайджанской интепретации) не только в качестве борьбы двух государств, но и как борьба с "карабахским сепаратизмом" [Казимиров,2009:122].

    Выход национальных республик из состава Советского Союза спровоцировал сецессионистские настроения бывших автономий. Грузино-осетинский, грузино-абхазский, российско-чеченский конфликты стали противостоянием центральной государственной власти и сепаратистских образований. При этом определение "сепаратист" в равной степени используется противоборствующими сторонами. Для лидеров непризнанных Абхазии и Южной Осетии в роли сепаратиста выступает Грузия, вышедшая из состава СССР и тем самым предоставившая возможность для этнонационального самоопределения осетин и абхазов. В начале 1990-х годов идеологи "чеченской революции" призывали отказаться от двойных стандартов и квалифицировали антисоветские действия российского руководства в 1990–1991 гг. как сепаратизм.
    Осетино-ингушский конфликт сохранил формат внутригосударственного территориального. Наиболее яркие примеры конфликтов различных этнических групп продемонстрировал Дагестан, самое полиэтничное национально-территориальное образование в составе России, в котором отсутствует "титульная нация" и определяющую роль играет этнический баланс сил. Нарушение этого баланса, достигнутого в советские годы в обход официальной партийной иерархии, и поиск нового соотношения сил стали источниками серии межэтнических противостояний начала 1990-х годов. Установление нового этнического равновесия в дагестанской власти в 1994 г. способствовало снижению уровня этнической конфликтности в республике.

     Свою классификацию предложил известный этнолог Д. Горовиц. Она основана, на специфике соотношения относительных уровней экономического развития и социальной модернизированности сепа­ратистских регионов и этнических групп в сравнении со средним для государства в целом и для доминирующего большинства его населе­ния в частности. Возможно четыре варианта конфликтов: 1) сепара­тизм отсталой этнической группы в отсталом регионе страны; 2) сепа­ратизм отсталой этнической группы в развитом регионе страны; 3) се­паратизм развитой этнической группы в отсталом регионе; 4) сепара­тизм развитой этнической группы в развитом регионе страны [Горовиц, 2000: 106].

     Очевидно, что понятия "отсталый" и "передовой" являются оценочными и субъективными, требуют уточняющих критериев. Вместе с тем столь же очевидно, что мотив "отсталости" и "развитости" является одним из ключевых в идеологии как сепаратистов, так и их противников. Призыв превратить "отсталую" Чечню во "второй Кувейт" путем сецессии стал одним из главных в риторике Д.Дудаева и его команды. Мотив освобождения "передовой христианской армянской культуры" от "отсталого" Азербайджана не раз звучал из уст лидеров карабахского армянского движения. Говоря о современном чеченском сепаратизме, нельзя не отметить в качестве одной из его причин отсутствие у чеченцев традиций собственной государственности, а, значит, и неукорененности в их обществе всего комплекса представлений о государственном праве. Сам по себе данный факт не говорит в пользу отсталости или развитости чеченского этноса. Однако значительная роль неформального неписаного права, его приоритет над формальным законом должна рассматриваться как важная предпосылка масштабного кавказского межэтнического конфликта. Подход Горовица позволяет также проанализировать такую проблему межэтнического противостояния и постконфликтного урегулирования, как полиюридизм (или правовой плюрализм), то есть сочетания в повседневной жизни народов Кавказа государственного, религиозного (шариат), обычного (адаты) права. Учет различных правовых традиций и практик может стать как фактором "разогрева" конфликтов, так и фактором их "замораживания".

    Межэтнические конфликты различаются также по целям, декларируемым противоборствующими сторонами. Выделяются статусные (этнополитические) и этнотерриториальные. Первая группа конфликтов возникает из-за стремления этнической группы (автономии, республики) повысить свой статус или добиться сецессии, реализовав право на самоопределение. Этнотерриториальные конфликты предполагают борьбу за ту или иную территорию, защиту "своей земли". Для Кавказского региона характерно то, что статусные и этнотерриториальные конфликты практически всегда совпадают. Важной особенностью Кавказского региона является также преобладание межэтнических конфликтов над межконфессиональными. Подобный феномен объясняется несколькими причинами:

— государственные образования Юга Кавказа и северокавказские республики в составе РФ в течение 70 лет входили в состав советского государства, с одной стороны, проводившего политику государственного атеизма, а, с другой, способствовавшего правовой институционализации этничности. Религиозность запрещалась, в то время как этничность культивировалась;

— ислам и православие в регионе имеют существенные особенности. Кавказское православие и кавказский ислам являются феноменами, весьма отличающимися от принятых стандартов;

— этническая консолидация на Кавказе развита сильнее, чем конфессиональная. Более того, между различными направлениями ислама на Кавказе (суфизм и "салафийа") существуют серьезные и подчас непримиримые противоречия.

    Время от времени все крупные межэтнические конфликты в регионе рассматриваются как религиозные противостояния. Армяно-азербайджанский, российско-чеченский, осетино-ингушский конфликты нередко трактовались как конфликт христиан и мусульман. Наличие религиозной мотивации в этих конфликтах очевидно. Но очевидно также преобладание этнических лозунгов над целями борьбы за веру. Союзником христианской Армении, а не мусульманского Азербайджана, является Исламская Республика Иран, в то время как светская Турция, ориентированная на США и Западную Европу, поддерживает Баку. В ходе вторжения боевиков Ш.Басаева в мусульманский Дагестан на стороне российских войск (среди которых были и призывники-мусульмане) выступили мусульмане — жители Дагестана.

    Даже наиболее известные теракты чеченских сепаратистов (Буденновск, Кизляр, Норд-Ост) проходили не столько под зеленым знаменем пророка, сколько под лозунгом независимости Ичкерии. В ходе периодического обострения латентных межэтнических конфликтов друг против друга выступали представители различных этносов, исповедующих ислам. Мусульманами являются такие оппоненты, как кабардинцы и балкарцы, карачаевцы и черкесы, аварцы и чеченцы-аккинцы, лакцы и кумыки. Грузино-осетинский или грузино-абхазский конфликты проблематично рассматривать в рамках религиозного дискурса. Напротив наиболее жестокими конфликтами, сопровождавшимися насилием, были противостояния между представителями различных направлений ислама (тарикатисты и салафиты ("ваххабиты")). Наиболее острые формы такая борьба приняла в Дагестане и в Чечне [http://www.caucasica.org].

Заключение

    Этнические конфликты перестали быть внутренним делом отдельных государств, они захватывают в свою орбиту большие массы людей, различные этнонациональные и конфессиональные группы и общности могут при определенных условиях представлять реальную угрозу стабильности полиэтнических государств, демократическим условиям общества, правам и  свободам человека.