Групповое преступление в уголовном праве России

• Простое соучастие без разделения ролей, или соисполнительство.
• Сложное соучастие с распределением ролей (исполнитель, организатор, подстрекатель, пособник).

   В других же случаях (гл.7 УК РФ) понятие «групповое преступление» законодателем раскрывается через понятие «группа лиц по предварительному сговору», «организованная группа или преступное сообщество». Правоприменитель же чаще всего употребляет термины «групповое преступление», «совершение преступления в группе», «групповой способ совершения преступления» и тому подобное, при этом данные понятия интерпретируются по-разному.

   Такое отсутствие четкого определения  группового преступления приводит  к тому, что оно неоднозначно  толкуется и сотрудниками правоохранительных органов. Согласно анкетному опросу на вопрос «Что такое групповое преступление?» 43% респондентов ответили, что это то же самое, что и соучастие; 23%- предположили что это скорее является соисполнительством; 34%- ответили, что это неосторожное или посредственное причинение вреда.

   Похожая ситуация наблюдается  и в доктрине уголовного права,  где понятие «групповое преступление»  трактуется многозначно. Дискуссионным  является вопрос о том, является  ли групповое преступление формой  соучастия, либо это и есть соучастие, либо групповое преступление намного шире понятия соучастия. На основании вышесказанного, авторов, занимающихся этими проблемами, можно разделить на три группы.

   Так, сторонники первой отождествляют  понятие «групповое преступление»  с определённой формой соучастия, обычно с соисполнительством. В качестве обоснования своих выводов авторы приводят различные аргументы. Например, Р.Р. Галиакбаров в первых работах заменил термин «соисполнительство» термином «групповое преступление», обосновывая это тем, что термин «групповое преступление», по его мнению, более точно передаёт качественное своеобразие сочетания объективных и субъективных признаков данной формы соучастия, а также тем, что законодательство не использует термин «соисполнительство», «совиновничество», однако многие нормы содержат понятие «группа».¹

   Выделяя групповое преступление  в качестве формы соучастия,  указанный автор подверг критике  позицию П.Ф Тельнова, который  выделял как самостоятельные  формы соучастия групповое преступление (иначе- случаи, когда факт совершения преступления группой учтен в качестве конституционного или квалифицирующего признака нормы Особенной части) и соисполнительство (иначе- групповые преступления, не учтенные нормами Особенной части).²

   Однако в дальнейшем Р.Р Галиакбаров и сам разграничил понятия «соисполнительство» и «групповое преступление». Так, по его мнению, групповое преступление, наряду с соисполнительством, является самостоятельной формой соучастия и выделяется за счет указания на него в составе преступления в качестве его основного или квалифицирующего признака.³

   Первой точки зрения, отождествляющей  групповое преступление с соисполнительнством, придерживаются и другие исследователи, которые в качестве обоснования указывают на то, что не всякое соучастие повышает общественную опасность совершённого преступления, а именно групповое преступление (совершение преступления группой лиц)- как квалифицирующий признак влияет на неё.⁴ Однако, на наш взгляд, групповое преступление всегда повышает общественную опасность совершенного деяния, в связи с чем такое отождествление теряет свою обоснованность.

   Кроме подобного толкования, первую позицию в некоторых случаях ранее разделяла и судебная практика, которая также не давала и не дает однозначного понятия «группового преступления», хотя в большинстве конкретных случаях под ними понимается именно соисполнительство, которое охватывает действие лиц как полностью выполнивших объективную сторону преступления, так и частично. Данная позиция нашла нормативное закрепление в ряде постановлений Пленума Верховного Суда РФ и РСФСР. Так, например, в п.8 ранее действовавшего постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22 апреля 1992г №4 «О судебной практике по делам об изнасиловании» отмечалось, что как групповое изнасилование должны квалифицироваться не только действия лиц, совершивших их насильственный половой акт, но и действия лиц, совершивших их путём применения физического или психического насилия к потерпевшей. При этом действия лиц, лично не совершавших насильственного полового акта, но путём применения насилия к потерпевшей содействовавших другим в её изнасиловании, должны квалифицироваться как соисполнительство в групповом изнасиловании.⁵ В п.10 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. №1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст.105 УК РФ)» указывается следующее: «Убийство» признаётся совершенным группой лиц, когда два или более лица, действуя совместно с умыслом, направленным на совершение убийства, непосредственно участвовали в процессе лишения жизни потерпевшего, применяя к нему насилие, причем не обязательно, чтобы повреждения, повлекшие смерть, были причинены каждым из них (например, один подавлял сопротивление потерпевшего, лишал его возможности защищаться, а другой причинил ему смертельные повреждения)».⁶

   Такое ограничительное толкование  Верховным Судом РФ группового  преступления приводит к тому, что нижестоящие суды пытаются  расширить границы соисполнительства  и нередко включают в него  действия лиц, имеющих другое юридическое определение: пособник, подстрекатель или организатор.

   Ярким примером этому является  следующее дело.

   Красноярским краевым судом П.  осужден по ч.2 ст.146 УК РСФСР  за разбойное нападение как  соисполнитель. Однако по делу  установлено, что П. только  предложил совершить разбойное нападение, разведал, что в доме находится хозяйка и её сожитель, о чем сообщил участникам разбойного нападения. В дальнейшем он находился в автомобиле и не участвовал в непосредственном проникновении в жилище потерпевших и изъятии их имущества. При таких обстоятельствах дела содеянное П. следует квалифицировать не как соисполнительство, а как пособничество в совершении разбоя. На данные обстоятельства обратил внимание и Верховных Суд РФ, указав, что в соответствии с ч.5 ст.33 УК РФ поведение пособника лежит за пределами объективной стороны преступления, в котором он соучаствует.⁷

   Таким образом, при позиции,  когда при групповом преступлении  понимается соисполнительство, довольно  часто в процессе квалификации  возникают своего рода ошибки, причиной которых, по моему мнению, является слишком узкое обоснование понятия «групповое преступление», которое нуждается в более широком толковании.

   Сторонники второй позиции считают, что понятие группового преступления шире понятия соучастия. При этом сами авторы, так же как и сторонники первой позиции, не едины в понимании группового преступления.

   Так, Р.И.Михеев понимает соисполнительство,  выходящее за рамки соучастия,  то есть включающее все случаи  выполнения объективной стороны  конкретного состава преступления несколькими лицами, из которых лишь одно может быть субъектом преступления, а все остальные таковыми не являются в силу недостижения возраста уголовной ответственности или невменяемости.⁸

   Данную позицию некоторое время  поддерживал Р.Р Галиакбаров⁹, однако в дальнейшем отошёл от неё, указав, что такое проявление группы имеет самостоятельно правовое значение и юридическая природа группы в таких преступлениях другая.¹⁰

   С критикой в адрес второй  позиции выступали немало исследователей. Так, Г.А Кригер указывал, что в соучастии должны участвовать только субъекты преступления, способные нести уголовную ответственность, малолетние и невменяемые не могут образовывать группу.¹¹

   П.Ф.Тельнов писал, что при участии  несубъектов совместной  деятельности нет объективных и субъективных признаков, обуславливающих повышение общественной опасности и наказуемости групповых преступлений.¹² А.В. Шеслер указывал, что критикуемая позиция порождает достаточно сложную и ненужную с позиции уголовного закона проблему, и данных участников надо признавать не в уголовно-правовом, а в криминологическом значении.¹³С аналогичной критикой второй позиции выступали и другие авторы.¹⁴

   С этими критическими замечаниями  я согласна и, в свою очередь,  считаю, что такое проявление совместной деятельности должно рассматриваться в рамках института посредственного совершения преступления.

   Второй точки зрения, расширенного  толкования группового преступления, придерживаются и Д.В.Савельев, который  в понятие группового преступлении  включает не только соучастие в преступлении, но и умышленное сопричинение- умышленное совершение преступления вменяемым физическим лицом, достигшим установленного Уголовным кодексом возраста, с использованием физических усилий лиц, не отвечающих общим или специальным условиям уголовной ответственности.¹⁵

   Данная совместная деятельность, названная Д.В.Савельевым «умышленное  сопричинение», Р.И.Михеевым-«групповые  эксцессы», а Р.И. Галиакбаровым - «групповое исполнение преступления», по моему мнению, есть не что иное, как форма посредственного совершения преступления.¹⁶

   Хотя Д.В.Савельев и проводит  разграничение между используемым  им понятием «умышленное сопричинение»  и понятием «посредственное совершение преступления» по критерию выполнения субъектом объективной стороны преступления, его доводы представляются мне не убедительными, так как при «умышленном сопричинение» субъект выполняет объективную сторону деяния наряду с несубъектом преступления, используя его для облегчения совершения данного деяния, то есть как и в посредственном причинении использует несубъекта в качестве орудия для достижения своей преступной цели. В связи с этим я считаю, что использованный Д.В.Савельевым термин «умышленное сопричинение» не точно передает юридический характер данного деяния и само по себе «умышленное сопричинение» является одной из форм посредственного совершения преступления.

   Р.И.Михеев, например, лишь отмечает  сходство названного им явления  «групповые эксцессы» и посредственного  совершения преступления, однако  не указывает на из различие. В связи с этим не совсем понятна необходимость введения нового термина «групповые эксцессы» для явления, которое уже определено как посредственное совершение преступления.

   Также неверно называть данные действия и «групповым исполнением преступления», так как посредственное совершение преступления отлично от группового преступления.

   На мой взгляд, для данной деятельности  более точно подходит термин  «посредственное сопричинение»-  как форма посредственного совершения  преступления. Само же посредственное совершение преступления имеет две формы: посредственное сопричинение и посредственное причинение, отличие же между ними во многом сходно с такими формами соучастия, как соисполнительство и сложное соучастие.

   Таким образом, вторая точка зрения, при которой групповое преступление понимается шире соучастия, на мой взгляд, также несостоятельна, так как посредственное совершение преступления отлично от группового преступления.

   Говоря о посредственном совершении  преступления, законодатель говорит о виде исполнителя преступления, при котором субъект преступления использует лиц, таковыми не являющихся. Несубъект преступления, оказавшись орудием совершения преступного деяния, не сознаёт социальную значимость своего поведения, не предвидит наступления опасных последствий и не способен критически оценить преступные дейтсвия посредственного исполнителя.¹⁷

   Если закрепить признаки посредственного  совершения преступления (или хотя  бы его формы) в понятии группового  преступления, это будет противоречить правовой природе группового преступления, так как при посредственном совершении преступления субъект преступления один, а лицо, используемое им, является лишь орудием совершения преступления. При групповом преступлении субъектов преступления должно быть не менее двух, при этом данные лица должны быть объединены общим интересом, а не быть лишь орудием преступления, как в посредственном совершении преступления. Посредственное совершение преступления нуждается в отдельном нормативном закреплении.

   Необходимость отдельного нормативного закрепления посредственного совершения преступления в уголовном законодательстве связана, на мой взгляд, как с отличием данного института от группового преступления, так и с повышением общественной опасностью данного посягательства.

   Несомненно, общественная опасность  лиц, совершающих преступление  совместно с несубъектами, выше, нежели лиц, действующих единолично  и они заслуживают более сурового  наказания. Однако в теории  относительно общественной опасности  посредственного совершения преступления нет единого мнения. Так, А.П Казлов указывает, что нет никакой разницы между использованием исполнителем преступления каких-либо предметов, животных и людей, что во всех случаях имеет место обычное применение средств совершения преступления, а также указывает на ненужность самого понятия «опосредованное исполнение».¹⁸ Р.И Михеев отмечает, что посредственное исполнение характеризуется повышенной степенью общественной опасности и занимает промежуточное место между единолично выполненным преступлением и соучастием.¹⁹ Другие, напротив, считают, что использование в качестве орудия совершения преступления людей является особой формой преступной деятельности.²⁰