Понятие технократизма в
философии противопоставляется
понятиям гуманизма и гуманитаризма.
Он применим ко многим сторонам социокультурного
мира. Технократизм, как способ мышления,
предполагает частичность, односторонность,
жестокость, однозначность, рассмотрение
средства в качестве цели. Он выступает
в виде современной формы догматического,
механистического мировоззрения и
деятельности. В основе понимания
технократизма лежат причины
двоякого характера. С одной стороны,
это жесткая (административно-командная)
форма организации производства
и всей жизни человека. С другой
стороны, - это сам характер современной
цивилизации, который принято называть
в современной науке «машинной»,
или техногенной. Способ взаимодействия
с природой, базирующийся на механических
принципах, заложенных в технике, диктует
человеку определенный способ поведения
и мышления. Этот способ закрепляется
в мышлении и распределяется на другие
сферы человеческой жизни.
В этих условиях человек не
может выйти за рамки ограниченности,
частичности, узости мышления, развернуть
универсальное богатство своего
потенциала. Технократическое понимание
человека отражено в идеале его всесторонности,
рассматриваемой как механическое
соединение всех положительных сторон.
Но в этом случае реальная целостность
остается за пределами познания, а
в наличии имеется лишь множество
черт, механически сведенных воедино.
Лишь саморазвивающаяся и субстанциональная
система может заключать в
себе богатство целостности, и только
по отношению к ней осуществим
комплексный подход и всесторонний
анализ. Человек при таком подходе
рассматривается в противоречивом
единстве системы «человек - условия
его существования». Он - элемент
системы, винтик, который не обладает
собственной ценностью. Любое отсечение,
отбрасывание одной из сторон ведет
к неадекватности мышления и деятельности
личности. Примером может служить
многолетнее культивирование лишь
материалистической философии, тогда
как целостность подразумевает
свободное ориентирование, свободное
существование в многомерном
полисимфоническом пространстве.
Технократическое понимание
человека выразилось в его отделении
от условий его существования, которые
гармоничны его природе. Человек
утратил связь с природой в
ритме своей повседневной деятельности,
диктуемой другими ритмами ускоряющегося
прогресса, отпал от органичности и
целостности. Он стал ограничен обществом,
людьми, социальной группой и пространственно
и творчески. Его отношение с
природой так же тотально детерминированы
обществом и культурой, что приводит
к неадекватности его сущности и
разрыву всех связей с миром, частичному
одномерному существованию.
Противоположностью технократического
подхода может стать глубокий
сущностный (или субстанциональный)
подход, с точки зрения духовной
культуры. Сама история свидетельствует
об этом противоборстве.
Техника представляется как
надсоциальная и надчеловеческая
данность, имеющая свою внутреннюю
логику и свои законы развития. Техника
становится автономной, так как способна
к саморазвитию, безграничному совершенствованию
собственных параметров. Развитие техники
на поверхности социального тела
выглядит прогрессивно, однако, нарушает
равновесие материальных и духовных сил,
что ведет в диспропорции культуры и цивилизации,
от чего произрастает кризис.
Технический прогресс
в наше время явно опережает
социальный и культурный. В настоящее
время, техника господствует над
человеческим сообществом, диктуя
свои законы и свою волю. Примером
может служить то, что многие
впадают в зависимость от интернета,
от компьютера, в психдиспансерах
появляются новые больные с
нарушением психики, зомбированные
компьютероманы.
Техника, материализует волю
разума человека-завоевателя и человека-хищника
(«Raubter» по Шпенглеру). Такое видоизменение
статуса техники в обществе узаконивает
завоевательно-потребительское отношение
к природе, ведущее к экологическому,
моральному и духовному кризису.
Технологический детерминизм, как
течение, был свойственен почти
всем западным социологическим концепциям,
например Сен Симона и Веблена. Центральная
идея технической цивилизации - это
идея власти технических специалистов
или носителей технической рациональности.
Технократы постепенно заполонили мир.
Об этом писали многие философы начала
ХХ века. Вся экзистенциальная философия
направлена против обездушенной технократической
и обезбоженной реальности, и выступает
за творческое самобытие, самораскрытие
человека, утверждение свободы, индивидуальности
и субстанциональности в культуре.
Самой глубинной основой технократизма,
как способа мышления, является нарушения
исконной органической целостности, утраты
связей с корнями Бытия, онтоса. Происходит
процесс тотальной дезонтологизации,
о чем писали Ясперс и Марсель.
Это проявляется в разбалансировке
понимания взаимодействия материи
и духа, дисбаланса культуры и цивилизации,
Эроса и Танатоса.
Техника создает одномерно-количественный
подход, потому что она по своей
сущности и предназначению явление
массовое. И, функционируя в обществе,
она многократно усиливает, размножает
те стороны нашего мышления, которые
являются односторонними, которые ориентированы
на жесткий схематизм, механистичность,
линейность и стандартизацию, о чем
писали все франкфуртские мыслители
Т. Адорно, М. Хоркхаймер и Г. Маркузе.
М. Хайдеггер пишет о
таком мышлении, как о «бегстве
от мышления», противопоставляя ему
«осмысляющее мышление». «Вычисляющее
мышление» ограничено, это частный
вид мышления. «Его специфичность
состоит в том, что, когда мы планируем,
исследуем, налаживаем производство, мы
всегда считаемся с данными условиями.
Мы заранее рассчитываем на определенные
результаты» [3; с.21]. Такое мышление
будет калькуляцией даже тогда, когда
оно не оперирует цифрами и
не пользуется калькулятором и компьютером.
Хайдеггер вычленяет основные
черты «вычисляющего» (то есть технократического)
мышления.
1. Строгую заданность системой
конкретных координат, соотносительность
с условиями существования. («Осмысляющее»
мышление, наоборот, жестко не связано
с условиями, оно охватывает
смысл, сущность и целостность.)
2. Целесообразность. («Осмысляющее»
мышление не связывается с
определенной целью.)
3. Прогностический и прагматический
характер. («Осмысляющее» мышление
не имеет расчета на какие-либо
конкретные результаты.)
4. Это калькуляция, учет,
вычисление условий деятельности
и действия. («Осмысляющее» мышление
самодостаточно и не нуждается
в количественных параметрах
в своем видении окружающего
мира.)
5. Оно не обязательно
связано с цифровым - точным или
естественно-научным знанием, но
так же и с гуманитарным.
В таком способе мышления
многие философы, как русские, так
и западные, увидели неизбежность
и трагедию.
Его содержание анализирует
Н. Бердяев, Д. Оруэлл, О. Шпенглер, Х. Ортега-и-Гассет,
Г. Маркузе, Г. Марсель.
Одномерный человек
с одномерным мышлением выступает
как закономерный побочный продукт
цивилизации у Г. Маркузе. Истоки
же традиции противостояния технократизму
восходят к XVIII веку, когда тенденции
нарождающегося технократического
мышления и деятельности человека
чутко уловили Гете и Шиллер.
А позже эту идею развили
Гегель, Маркс, Бальзак, Достоевский,
Толстой, Томас Манн. Развитие
общества закономерно привело
к расширению и укреплению
технократизма, где техника стала
объективной ступенью человеческого
развития, необходимой формой отношения
человека к миру. А сегодня
она является трагической данностью
прогрессивных тенденций, которая
постепенно становится способом
постижения мира и способом
бытия человека.
Технократизация человека была
проанализирована экзистенциалистами
не просто как внешнее, механическое
примыкание его к техническому миру,
и даже властвование над ним и
посредством его, но как внутреннее
переустройство самого человека, его
рациональности, чувственности и
понимания им своей роли в обществе.
Бердяев писал, что «стремление
к целостности и органичности
мы унаследовали от прежней, природно-органической
эпохи». Техническая же эпоха закрывает
дорогу этому стремлению. Она «требует
от человека фабрикации продуктов, и притом
в наибольшем количестве при наименьшей
затрате сил. Человек делается орудием
производства продуктов. Вещь становится
выше человека» [1, с.149].
У Хайдеггера техника подчиняет
себе все пространство бытия, присущая
ей логика пронизывает сознание эпохи.
«Она не просто атрибут индустрии, а
способ самореализации человечества.
Она не просто инструмент, а универсальная
ценность вселенского масштаба. Ее
статус равняется статусу истины
[2, с.13]. Техника становится способом
обнаружения, раскрытия, «выведения из
состояния потаенности» глубинных
свойств бытия. Через нее человек
говорит с бытием, слышит зов Бытия.
Человек должен понять и внетехнический
фундамент техники, так как сама
техника не есть средство в руках
человека, а наоборот, человек становится
средством, рабом во власти машины.
Г. Марсель называет современного
прогрессивного человека новой технической
организации «тотализованным универсумом
технической рациональности» и
«технической экстраполяцией». Он считает
дух абстракции - ядром современной
цивилизации. Марсель видит переоценку
роли техники, составляющую душу современной
цивилизации, где под техникой он
понимает навык, предназначенный для
покорения мира. Человек почувствовал
себя центром Вселенной и переоценил
мощь своего разума по покорению внешнего
мира. Научно-технический разум становится
центром новой «технической цивилизации»,
которая грозит полной дегуманизацией
мира.
Это один из парадоксов истории,
где гуманизм переходит в свою
противоположность - антигуманизм. Из
вышесказанного можно сделать вывод,
что при возрастании роли техники
в техногенной цивилизации, отчуждается
человек, превращаясь в технический
элемент, деталь технической цивилизации.
Попадая в ее измерение, он становится
приложением к научно-технической
реальности, «человеком-механизмом» («Homo
mechanicus»), и «человеком-потребителем»
(«Homo consuments» по Э. Фромму). Анализируя
современную западноевропейскую цивилизацию,
Марсель полагает, что техногенная
цивилизация разрушает духовно-ценностное
содержание культурно-исторической традиции.
Над «духом мистерии», возобладал «дух
техники», покоряющий действительность,
который может манипулировать ею.
Этот процесс завершается тотальным
манипулированием общественной жизни
и сознания человека.
Глобальную идею технократизма,
как конкретный образ организации
развил в своих трудах Л. Мэмфорд.
При своем возникновении, техника
была связана со всей природой человека.
Ее сменила «монотехника, целиком
посвященная увеличению власти и
богатства путем систематической
организации повседневной деятельности»
[4, с.232]. Эту первичную коллективную
машину - иерархическую организацию
общества и труда, «человеческую
модель всех последующих машин», - Мэмфорд
называет Мегамашиной. «С созданием
коллективных машин работа, став самоценной,
и отделившись от всей остальной
жизни, стала проклятием, ношей, жертвой,
формой наказания» [5, с. 232]. Всеобщая машинизация,
по словам автора, не совместима с дальнейшим
развитием потенциальных возможностей
человека. «Эта машиноорганизованная
метафизика взывает к замене: она устарела
как в древней форме века пирамид, так
и в форме, присущей ядерному веку » [5,
с.237].
Воплощением принципа
Магамашины, по Л. Мамфорду, стал
образ «Человека-Организации»: «Система,
как таковая, является продолжением
такого человека - от самых примитивных
форм политической власти он
выступает одновременно и как
творенье, и как создатель, и
как последняя жертва Мегамашины»
[6, с. 79]. Человек-Организация, по Л.
Мамфорду, есть связующее звено
между древним и современным
типом Магамашины. Он не есть
изобретение нынешней эпохи, или
исключительно продукт современной
техники. Лучшими считаются те
его качества, которые соответствуют
данному типу машины.
Концепция Мегамашины, как
универсального принципа мышления и
деятельности, предложенная Мэмфордом,
выглядит еще глубже и богаче, чем
концепция «инструментального разума»
в современной немецкой философии
и социологии, в которых присутствуют
те же черты механистичности, рассудочности
и «обесчеловечивания». Высокий
инженерный профессионализм является
гарантией односторонности мышления,
о чем пишет в своих трудах
Х. Люббе. Но «инструментальный разум»
не выходит за пределы технических
обществ. Х. Люббе считает, что необходим
путь профессионального совершенствования
в рамках существующей технократической
системы. Л. Мэмфорд же предлагает разрушение
Мегамашины, осуществление автономности
и самоуправления, самоосуществления
личности за счет восстановления целостности
«путем представления жизненной
гармонии» и «путем предоставления
простора каждой составной части
человеческой личности, а не только
тем функциям, которые служат научным
и техническим требованиям Мегамашины»
[6, с.239].
Русские философы внесли большой
вклад в критику идей технократизма.
Они пытались противопоставить ограниченности,
разорванности и частичности
человека и его Бытия, принцип
синтеза и целостности. Об этом писали
Вл. Соловьев, П. Флоренский, А. Карсавин,
С. Булгаков и Н. Бердяев, которые
глубоко понимали объективную сущность
и ограниченность самой машинной
цивилизации.
В природе самой машинной
цивилизации, которая базируется на
концепции науки Нового времени,
заложена возможность технократизма.
«Знание - сила» - это и есть девиз
мышления и мироощущения эпохи, в
котором заложена возможность технократизма,
порождающего упрощенный образ мира.
Именно в этих условиях и появляется
возможность возникновения мира
машины.
В сфере воспитания, технократизм
- это убеждение в воспитуемости
каждого под влиянием идеологического,
инженерного, массового и технократического
воздействия.
«Технократ - это педагог,
подавляющий всякую инициативу;
политик, создающий рецепты для
всех времен и народов; это
вера в предсказуемость; неспособность
соотнести полученную пользу
и заплаченную цену; это - как
интегральная характеристика - антигуманное
отношение к человеку и результату
его деятельности» [8, с. 20].