Философия Марксизма

Именно новый  подход во взглядах на общество — материалистическое объяснение общественных явлений —  главная заслуга Маркса. И сегодня  мы можем материалистически объяснять  любое общественное явление, независимо от того, нравится ли нам такое объяснение или нет. [Например, материалистическое объяснение дуэли. Они нужны были для сохранения феодального строя. Дуэли по всякому поводу; женитьба не раньше сорока лет — это приводило к тому, что поместье не делилось между наследниками, так как их не оставалось. Иначе через два поколения каждый наследник не получил бы и десятой доли.  У Пушкина Онегин — «волею Зевеса наследник всех своих родных», и у дяди «честных правил» он должен был ждать, «когда же черт возьмет его» ради наследства. Но феодалы не хотели гибнуть ради какого-то феодального строя, поэтому в обществе царила вежливость, церемонии, правила и т.п. Но в этом случае проблема лишних феодалов сохранялась. Тогда история предложила другой способ уменьшения их численности — феодальные войны. Какое-то другое их предназначение не выдерживает критики. Например, при Елизавете русские разбили Фридриха. Можно было из-под Берлина привести бочку капусты или огурцов. Но зачем они нужны, если на родине своих огурцов самим не съесть. Чтобы они не испортились, приходилось собирать кучу гостей и проводить балы. Экономическая бессмысленность той победы наиболее наглядно выступила сразу, как только после смерти Елизаветы царем стал Петр III. Он послал русские войска помогать Фридриху завоевать Данию.

2. Эволюция философской мысли от «воли к жизни» к «воле к власти»

Одним из известных критиков гегелевской философии был немецкий мыслитель Артур Шопенгауэр. Гегель считал, что в основе мироздания лежит разум. Но почему же тогда все, что происходит в нашей жизни, как правило, отличается неразумностью? Может быть, в основе мира находится не разум, а что-то совсем иное. Что? Нечто неразумное, нелогичное, неподвластное уму и пониманию, бессознательное, иррациональное, непредсказуемое и не постижимое привычными способами.

Все это Шопенгауэр назвал волей и противопоставил ее разуму, о котором говорил Гегель. В  основе мироздания, по Шопенгауэру, лежит  не разум, а воля, и поэтому в  нем много неразумного, случайного и необъяснимого. Что представляет собой эта воля, чем является? Воля – это совокупность желаний и инстинктов, страстей и порывов, настроений и чувств, это бессознательные побуждения, безотчетные стремления, ничем и никем не контролируемые действия. Для воли чужды вопросы: зачем, почему, каким образом, с какой целью? Для нее нет никаких целей, причин, мотивов, следствий и любых других разумных оснований. Достаточно только того, что она есть. Ее существование или наличие – единственная несомненная истина. Когда сорная трава с неистовой силой устремляется к солнцу, заглушая культурные растения, разве руководствуется она какой-то разумной необходимостью? Конечно же, нет. Она растет благодаря заложенному в ней слепому инстинкту жизни, или воле к жизни, как говорит Шопенгауэр. Когда лев в пустыне пожирает антилопу, разве действует он в силу какого-либо осознанного мотива? Конечно же, нет. Он проявляет таким образом свою волю к жизни. То же самое можно сказать о любом существе на Земле.

Человек не является исключением  из общего правила. У него есть разум, и поэтому нам кажется, что, в отличие от всех других существ, он действует не в силу безотчетных желаний и слепых инстинктов, а в силу разумных и осознанных мотивов. Но это иллюзия, говорит Шопенгауэр. Если человек поступает разумно, то почему же тогда он лжет, подличает, предает, почему способен убить себе подобного, делать разные гадости, желать зла? Как ни печально признать, человек руководствуется в своей деятельности не разумными основаниями, а слепой неразумной волей. Все его действия и поступки есть проявления воли к жизни, его бессознательного желания жить, неистового и инстинктивного стремления существовать во что бы то ни стало, причем жить как можно лучше, пусть даже за счет страданий и лишений себе подобных.

Воля, следовательно, присутствует везде и во всем, является единственным свойством мироздания, самим мирозданием. По Гегелю, мир – это разум, по Шопенгауэру, мир – это воля. Будучи неразумной, воля влечет нас по жизни в неведомом нам направлении. Нам кажется, что мы поступаем сознательно и свободно, на самом же деле мы просто не замечаем, что являемся заложниками своей собственной воли, которая действует помимо нашего разума, мы – рабы, безотчетно исполняющие все ее прихоти и капризы, требования и приказы. Воля превращает нашу жизнь в вечную борьбу и напряжение: мы постоянно к чему-то стремимся, чего-то избегаем, мы вынуждены каждый день и час что-то делать, куда-то спешить, на что-то надеяться и чего-то бояться. Воля ни на секунду не оставляет нас в покое, наполняя жизнь агрессией, страхом, ненавистью и отчаянием. Мы сами не принадлежим себе, полностью подчиняясь воле, являемся ее бездумными исполнителями.

Как видим, воззрения  Шопенгауэра представляют собой  печальный и мрачный фатализм. Что же он предлагает нам? Каким видится ему выход из столь удручающей ситуации? Выход есть, говорит немецкий философ, и заключается он в следующем. Если причиной нашего вечного жизненного напряжения и порождаемых им страданий является воля, то нам следует сознательно ей противостоять: направить все свои силы на то, чтобы подавить ее, искоренить, погасить. Как это сделать? Отказаться от собственных желаний, умалить потребности, ни к чему не стремиться, ни за чем не гнаться. Не потакать воле, а отказывать ей во всем, не выполнять ее требований, а отворачиваться от них. Только таким способом возможно погасить пламя воли и привести жизнь в состояние спокойствия и даже апатии. Как мы уже знаем, сознательный отказ от желаний называется в философии аскетизмом. Вспомним, именно аскетизм является одной из главных особенностей буддизма. Шопенгауэр был хорошо знаком с религиозно-философскими учениями Древней Индии и Китая и многое из них заимствовал при создании своего учения. Аскетическое поведение, считал он, позволит нам избежать борьбы, напряжения и страданий, подавит волю к жизни. И пусть аскетизм не подарит нам безусловного счастья, однако ничего лучшего в нашем несовершенном и неразумном мире нам не предложено.

В пессимизме Шопенгауэра, в его учениях о смысле аскетизма  и о необходимости «усыпить» волю, в произведениях Вагнера, написанных после «Кольца нибелунга», Ницше видит прямое воздействие христианства, являющегося, по его мнению, религией рабов. У самого Ницше начинают формироваться воззрения, послужившие основой для его будущих построений. Он приходит к выводу, что мировая воля, о которой учил Шопенгауэр и существование которой он также признает, является в своей сущности волей к власти, а не просто стремлением быть. От Шопенгауэра его отличает и то, что время он не считает формой, привносимой субъектом, а рассматривает его как характеристику самой воли. Соответственно и начало индивидуации коренится не в формах созерцания, как это было у Шопенгауэра, а в самой воле к власти [5,268].

 Ницше заменил  шопенгауэровский монистический волюнтаризм плюрализмом воль, признанием множества конкурирующих и сталкивающихся в смертельной борьбе «центров» духовных сил. Он решительно отверг в зрелый период своего философствования другую важнейшую идею Шопенгауэра— учение об отказе от воли, самоотречении, аскетизме как «намеренном сокрушении воли путем отказа от приятного и взыскания неприятного, добровольной жизни покаяния и самобичевания ради непрестанного умерщвления воли» .

 Шопенгауэр  видел в отказе от «воли  к жизни» «средство спасения (Heilsordnung)».

 Отказу Шопенгауэра  от «воли к жизни» Ницше  противопоставил утверждение в  жизни «воли к власти». Он  начинает с того, что «жизнь... представляет собою специфическую  волю к аккумуляции силы», а  кончает утверждением, что «жизнь... стремится к максимуму чувства власти» .

 Толкуя жизнь  как "специфическую волю к  аккумуляции силы", Ф. Ницше  утверждает, что жизнь как таковая  "стремится к максимуму чувства  власти". Подобная мифологизация  воли, онтологизация (т.е. "внедрение"  в само бытие) нерациональной человеческой способности как нельзя более соответствуют всему духу и стилю ницшеанского философствования, которое представлено в виде броских афоризмов, парадоксальных мыслей, памфлетов и притч, личных исповеданий [6].

 Учение  Ницше   о  воле к  власти,  непрерывной "войне" в  природе  и обществе возникло под  несомненным влиянием эволюционизма Ламарка и Дарвина.

 Концепция  "сверхчеловека"  и мораль,  гласящая: "падающего -  толкни", многими  чертами напоминают  социал-дарвинистскую теорию второй  половины  XIX в. Вместе с тем Ницше неоднократно указывал на свои расхождения с концепцией "естественного отбора" и вообще  отрицал наличие эволющии в живой природе.

 Тем более  неприемлемой была для него  доктрина  общественного прогресса.  Ни в природе,  ни в обществе, с точки  зрения Ницше,  нет  "естественного отбора" лучших и сильнейших ("Не нужно путать природу с Мальтусом", - писал он в "Сумерках кумиров").  "Естественный  отбор"  способствует не "лучшим" а "наихудшим", "стаду", которое умеет приспосабливаться, побеждает большим числом, хитростью. "Высшие  люди" - всегда счастливые исключения, а не результат эволюции. В жизни «наиболее сильные и счастливые оказываются слишком слабыми, когда им противостоят организованные стадные инстинкты, боязливость слабых, численное превосходство».

 И если  дарвинизм склонен видеть в  истории прогресс, то Ницше видит  в ней как раз противоположное  — регресс и декаданс, порожденный  и постоянно порождаемый «культурой»  упадок «высшего типа» человека.

 Отрицание  им развития, прежде всего, выливается в форму отрицания прогресса в смысле совершенствования органических видов. «Что виды представляют прогресс — это самое неразумное утверждение в мире... До сих пор не удостоверено ни единым фактом, что высшие организмы развились из низших». В адрес дарвинизма, Ницше  открыто высказывается в своей посмертной  работе «Воля к  Власти», так он пишет: «школа Дарвина ошибается во всех своих утверждениях. Та воля к власти, в которой я вижу последнее основание и сущность всякого изменения, дает нам в руки средство понять, почему отбор не происходит в сторону исключений и счастливых случаев, наиболее сильные и счастливые оказываются слишком слабыми, когда им противостоят организованные стадные инстинкты, боязливость слабых, численное превосходство. Общая картина мира ценностей, как она мне представляется, показывает, что в области высших ценностей, которые в наше время повешены над человечеством, преобладание принадлежит не счастливым комбинациям, отборным типам, а напротив — типам декаданса,— и, может быть, нет ничего более интересного в мире, чем это неутешительное зрелище…».

 Как ни  странно звучит, приходится всегда  доказывать преимущество сильных  перед слабыми, счастливых перед  несчастливцами, здоровых перед  вырождающимися и обремененными  наследственностью. Если бы мы захотели возвести факт в степень морали, то эта мораль будет гласить: средние более ценны, чем исключения, продукты декаданса более ценны, чем средние, воля к «ничто» торжествует над волей к жизни, а общая цель, выраженная в христианских, буддийских, шопенгауэровских терминах: «лучше не быть, чем быть».

 Воля к   власти — центральное понятие ницшеанства.  Пытаясь свести различные качественные  состояния психики (инстинкты, эмоции,  интеллект и т.д.)  к какому-то  единому основанию,  Ницше  приходит  к понятию "воля к власти".  Сила импульсов, то есть количественные  различия, лежит  в  основе качественных различий.  В деятельности  великого  полководца,  в  творчестве художника  или ученого воля  к власти максимально, поскольку здесь предельно выражены самообладание, самопреодоление. Власть  над собою выше, чем власть над другими. От психологической трактовки воли к власти Ницше переходит к онтологической  ее интерпретации. Весь космос понимается им  как непрерывная борьба "квантов власти", каждый из которых стремится к господству над  всеми остальными, желает стать организующим центром всего мира. Социальные по сути своей отношения господства  и подчинения переносятся на весь мир, тогда  как собственно социальный мир понимается как  вечная война  соперничающих  воль.

 Учение о  Боге Ницше сводит именно к  учению о воле к власти; так, по Ницше,  «Единственной возможностью сохранить смысл понятия «Бог» представлять Бога не как двигательную силу, а как максимальное состояние, как известную эпоху, как известную точку в развитии воли к власти, из которой объяснялось бы, в одинаковой степени, как дальнейшее развитие, так и то, что было раньше, что было до него.

 Рассматриваемая  механистически, энергия вселенной  остается постоянной; рассматриваемая экономически, она поднимается до известной точки высоты и снова опускается в вечном круговороте. Эта «воля к власти» — выражается в направлении, в смысле, в способе затраты силы: с этой точки зрения превращение энергии в жизнь и в «жизнь в высшей потенции» является целью».

 Воля к  власти может проявиться только  тогда, когда встречает противодействие;  она, следовательно, ищет того, что может оказать ей сопротивление,—  это первоначальная тенденция  протоплазмы, обнаруживающаяся в  тот момент, когда она вытягивает свои псевдоподии и нащупывает ими все вокруг себя.

 Ницшеанское  учение о Воли к Власти,  и само понятие «Воля» Мартин  Хайдеггер трактует следующим  образом: «Воля к власти есть  существо власти. Волить вообще  – это то же самое, что  желать-стать-сильнее, желать-роста, – и также желать средств для этого». Воля к власти – и только она – есть воля, волящая ценности. Потому, в конце концов она должна недвусмысленно стать и оставаться тем, из чего исходит всякое установление ценностей и что господствует во всякой ценностной оценке; то есть «принципом установления ценностей».

 Выражение  «воля к власти» постепенно  проникало в дискурс Ницше  и существенно трансформировалось. Первоначальное его значение  было, если не осознано, то выражено  достаточно рано. Уже в «Рождении трагедии» власть понимается как власть художника, который творит новые смыслы, задающие образ жизни целой эпохи.

 Не остался  Ницше безучастным и относительно  успехов науки. В «Веселой науке»  он трактует знание не как  отражение, а как волю к власти, как моделирование и конструирование такой картины мира, которая затем воплощается в науке и технике. Отсюда критика субстанциализма и перспективистский проект: знание как инструмент власти помогает организовать и упорядочить реальность, использовать ее ресурсы как сырье для производства необходимых вещей.

 Точно также  Ницше распространил волю к  власти и на саму жизнь. Ницше  понимает волю к власти как  становление — вечную игру  множества сил в природе, и  там, где убывает одна сила, прибывает другая. В эту чудовищную игру вовлечен и человек, ставящий свою жизнь на карту, как только появился на свет. В ней нет ни добра, ни зла. Именно открытое и честное признание жизни как воли к власти и свободной игры многообразных сил может стать основой правильного воспитания. Моральные же запреты, ограничивающие поведение человека, делают его слабым, нежизнеспособным и нечестным.