Философское мышление

Особенностью и  определяющим признаком философского мышления является рефлексивность, т.е. способность к самоотражению – способность мыслить о мышлении, – когда в процессе мышления или рассуждения о чем бы то ни было человек одновременно осознает и анализирует основания и схемы своего рассуждения, степень точности в построении выводов, нормы истинности, которым должны соответствовать эти выводы. В этом смысле любое достоверное знание должно включать в себя философское обоснование того, почему мы имеем право принять ту или иную теорию, как именно должно строиться наше познание и отношение к миру. Это и объясняет глубинную связь философии со всей познавательной деятельностью человека, что отражено в классическом представлении о философии как о науке всех наук, но распространяется также и на ненаучные формы познания, такие, как религия и искусство. В результате философской рефлексии создаются модели и парадигмы (от греч.– пример, образец) мышления, которые формируют правила и способы решения самых различных задач, формируют различные принципы мировоззрения. 
Знанию, которое содержит рефлексивное начало или, как принято говорить, отрефлектировано, противопоставляются виды знания, лишенные такого начала – это дорефлексивное и нерефлексивное знание, которое представлено мифологиями различных видов, культурными, социальными и индивидуальными стереотипами, кодами поведения и т.п. Все мифологии: от древних до современных (например, политических мифов, мифов массовой культуры и т.д.), – выполняют достаточно важную роль. Мифологии описывают, а точнее, конструируют действительность через универсальные значения и смыслы, которым придается сакральный (священный) статус. Мифологии и стереотипы создают структуру и иерархию этих значений, в которых можно обнаружить фундаментальные зависимости и конструкции действительного мира и которые могут создать необходимое условие, толчок для развития человеческого познания и мышления. 
Однако мифологии и стереотипы обыденного мышления только называют, обозначают приоритеты в значениях, но никогда не разъясняют их основания и следствия. Здесь получается, что само собой разумеется или всем должно быть ясно, почему в качестве общего ценностного приоритета принимается, например, сила, а не слабость, справедливость, а не диктатура; почему, например, данная группа людей имеет преимущества перед другими людьми и т.п. – разъяснения здесь не даются, и основания, как правило, не осознаются. Поэтому когда наш разум обнаруживает недостаточность неосознанного постулирования и распределения значений в отношении тех или иных феноменов, он требует определенности и ясности представлений и позиций, с точки зрения которых мы можем анализировать и объяснять явления, процессы действительного мира. При этом обязательно возникают вопросы о том, насколько качественно действует наш разум: что и как он способен понять, объяснить, а что оказывается за пределами его возможностей. Философский ум стремится найти наиболее точные ответы на вопросы о возможностях человеческого мышления, где рефлексия становится определяющим «инструментом», позволяющим отшлифовывать его установки, схемы и принципы.  
Рефлексивность обусловливает ярко выраженный критический, дискуссионный характер философского мышления. Критичность подразумевает как внутреннюю самокритику и скептическую позицию в философии, так и умение ставить под вопрос, испытывать при помощи критики даже самое надежное, на первый взгляд, знание или мировоззрение. Философия, лишенная рефлексии и критичности, превращается в догматику или идеологию. Поэтому важно отметить, что постоянные дискуссии даже по уже давно решенным философским вопросам, с одной стороны, свидетельствуют о здоровом стремлении сохранить активность и работоспособность разума, а с другой – позволяют выполнить одну из важнейших задач философии: показать спектр всех возможных решений тех или иных проблем.  
В этом контексте обнаруживается другая существенная черта философского мышления – оно призвано «достраивать» ограниченную картину того, что дано здесь и сейчас, до полной, всеобъемлющей картины мира, в которой будут даны представления о реальности как о едином целом, представления о фундаментальных связях и отношениях, формирующих реальность. Эта особенность характеризуется как символическое мышление. Вообще символическим можно назвать любое другое мышление – и религиозное, и художественное, и научное – если оно способно усмотреть, «прочесть» полный «текст» по «отрывку» или фрагменту (ведь нам никогда не дана полная картина реальности). Например, художественное мышление ориентировано на создание или поиск символических образов, где в конкретной форме раскрывается глубинный смысл и взаимосвязанность происходящего, возможно даже, те основы, на которых «держится» мир. Но символический характер философского мышления проявляется в том, что полнота наших представлений о картине мира создается с помощью понятий, которые в отвлеченной форме выражают свойства, взаимоотношения самых разных сторон или элементов действительного мира. Поэтому здесь предполагается максимально широкий охват допустимых представлений об истинной сущности вещей и явлений. К примеру, обращая внимание на то, что некоторые явления повторяются или следуют одно за другим, или зависят друг от друга, мы создаем отвлеченное от конкретики этих явлений обобщенное представление об упорядоченности как таковой. Опираясь на это представление, мы можем конструировать картину мира как картину упорядоченности. Но для того, чтобы сформировать строгое понятие о том, что такое порядок, разобраться, можно ли считать, что порядок – это основа существования мира или нет, требуется серьезный, глубокий анализ множества разных аспектов, в которых проявляется существование мира, а также требуется умение связать эти аспекты в целостное понимание сущности порядка.  
 
Итак, философское мышление предполагает рефлексию, т.е. оно самокритично и дискуссивно. Предметом философской рефлексии всегда является качество нашего мышления. От чего зависит качество или истинность мышления? В первую очередь, необходимо определить, что служит исходными предпосылками, т.е. предварительными условиями мыслительной и познавательной деятельности. Такие предпосылки складываются во многих сферах человеческого существования: на физиологическом, психологическом, социальном, культурном уровнях. Насколько принято об этом судить, полноценная мыслительная, интеллектуальная деятельность возможна при наличии здоровой психики и при условии «включенности» человека в социальный, общекультурный контекст. Однако в этой связи обязательно возникают вопросы о том, что и как определяет норму, качество (истинность) или продуктивность мышления и т.п. 

Даже сама способность  задать вопрос «Что это такое?» или  «Что это значит?» или «Почему  это происходит?» появляется не на пустом месте, она обнаруживает способность  предполагать, что есть нечто скрытое, недоступное непосредственному  восприятию предмета, нечто за пределами  очевидного, и это можно «увидеть»  только под определенным углом зрения – мысленным взором. Мысль позволяет  обнаружить и выделить те значения, смыслы, в которых определяются вещи, явления, их свойства и отношения. Эти  значения и смыслы, как правило, выражены в понятиях и способах связывать  понятия между собой. Ответ на любой вопрос, как минимум, предполагает: что служит ответом и почему такой  ответ должен нас устраивать. Поэтому  в качестве необходимых предпосылок  мышления и познания следует выделить: 1) концептуальные и 2) теоретические  предпосылки, – которые служат двумя  взаимодополняющими друг друга опорами  и условиями познавательной деятельности.  
1) Концептуальные предпосылки мышления. Для того, чтобы процесс познания был возможен, необходимо установить «точку зрения» на тот или иной предмет, что позволяет ограничить спектр допустимых представлений или значений предмета. (conceptus – (лат.) содержание понятия). Например, если мы утверждаем, «Данный человек – мой друг» или «знакомый» или «враг», «Мир – это порядок» или «Мир – это информация» и т.п., то тем самым мы устанавливаем, выделяем значения, с помощью которых мы собираемся описывать данный предмет. Но сами эти значения возникают благодаря способности представить, осознать смысл того, что такое друг, враг, порядок или информация. И хотя в своих рассуждениях люди могут пользоваться этими словами, не осознавая их подлинную суть, но все же от способности различать приблизительный и глубинный смысл понятий зависит точность и корректность любого рассуждения. В этой связи даже возникла позиция, что цель философии – создавать концепты и обосновывать их точность, универсальность и т.д.  
2) Теоретические предпосылки мышления. Исследовать мышление только с содержательной точки зрения недостаточно. Как уже было сказано, любой вывод должен быть удовлетворительным в плане разъяснения того, почему данный вывод сделать можно и почему его можно считать истинным. А это означает, что надо показать, насколько убедительно данный концепт «работает» для объяснения или построения выводов. Теория (в перев. с др.-греч. – показ, представление, рассмотрение) дает наглядную демонстрацию этой работы, а теоретические предпосылки познавательной деятельности, соответственно, задают принципы выбора аргументов и предпочтительные схемы построении выводов, т.е. определяют, на каком основании и как именно мы делаем выводы. Поэтому анализ и критика необходимых теоретических предпосылок мышления и познания становится одной из важнейших задач философии, а философское мышление считается дискурсивным (discursus – (лат.) рассуждение, аргумент), т.к. осуществляет этот анализ и критику, а также создает знание о нормативной базе мышления на основе аргументации или выведении законных форм обоснования. 
В качестве теоретических предпосылок могут быть рассмотрены, например, предварительные установки для принятия решений, которые возникают на основе ценностного выбора, или же это могут быть теоретические установки и принципы, обусловленные той или иной парадигмой в мышлении, это могут быть также и правила, по которым определяется правомерность выводов. Среди наиболее характерных предварительных установок можно выделить, так называемую, естественную установку, суть которой заключается в убеждении, что мы способны понимать происходящее «естественным» образом, т.е. если мы что-то воспринимаем, то оно действительно существует, причем существует именно так, как мы это воспринимаем, что и позволяет нам понимать происходящее. Такая установка характерна, в основном, для обыденного мышления и является достаточной лишь в ограниченном объеме задач.  
Можно также выделить установку на симметричность в построении выводов. Суть этой установки полностью отражается в хорошо известных утверждениях: «Ничто из ничего не возникает, и ничто никуда не исчезает», «Око за око, зуб за зуб» и т.п. , что предполагает соблюдать требование полного равновесия или симметрии между, например, основанием и следствием, действием и противодействием и т.д. Такие установки в мышлении могут казаться вполне адекватными и даже достаточными, но рано или поздно мы будем вынуждены определить, действительно ли это так. И здесь нельзя будет обойтись без обоснования истинности и надежности наших установок, что приводит к необходимости определить, сформулировать базовые теоретические установки и принципы, правила, в соответствии с которыми любое рассуждение будет приобретать законный статус.  
В частности, «симметричное» мышление может получить законную форму в виде таких теоретических установок, как монизм, дуализм, плюрализм. Монистической называется установка или позиция, когда рассуждение направлено на сведение всего многообразия исследуемых явлений к единому условию, одному определяющему фактору или основанию (и это самый большой соблазн в познании – найти ключ, которым можно открыть все двери). В рамках монистического подхода предполагается, что единое начало, которое служит основанием всего существующего, должно представлять собой нечто абсолютное и универсальное (всеобъемлющее), чтобы быть тождественным всему объему возможных значений, описывающих реальность (как правило, такое начало представлено идеей Бога). Можно также строить рассуждение таким образом, что связь между разнообразными явлениями будет определяться через бинарные оппозиции или как отношение двух противоположных равноправных начал – такая позиция называется дуализм (например, объяснение взаимодействия физических тел через действие сил притяжения и отталкивания). Третий возможный вариант – плюрализм – для которого считаются недопустимыми столь объемные обобщения, и поэтому предполагается наличие многообразия оснований, соответствующих различным «блокам», компонентам действительности (такой подход характерен для специализированного мышления).  
В истории философии существовал также опыт создания системы беспредпосылочного знания – феноменология Э.Гуссерля (ХХ век), однако несмотря на оправданность замысла и последующую продуктивность такого подхода, этот опыт остался только проектом, а анализ самой идеи привел к выводу о невозможности создания системы беспредпосылочного знания.  
Конечно, споры о концептуальных и теоретических установках в познании приводят к необходимости определять и фундаментальные и частные основания, которые позволяют точно и ясно обосновывать, почему то или иное решение вообще может быть принято или считаться верным, истинным. Что есть истина? – становится самым существенным (если не главным) вопросом, на который должна ответить философия и одной из важнейших целей, на которую направлена философская рефлексия. Ответ на этот вопрос не очевиден и поэтому предполагает исследование необходимых и достаточных условий и формальных требований к истинности любого рассуждения или теории. На этом пути происходит дифференциация моделей мышления, т.к. эти условия и требования могут радикально отличаться в зависимости от принимаемых целей, задач, путей и возможностей познания. Наиболее характерными моделями мышления стали рационализм, эмпиризм, мистицизм, иррационализм, о которых мы еще будем говорить подробнее. Соответственно, можно разграничить требования к истинности рационального мышления, эмпирического, мистического и иррационального типов мышления.  
Истина как генеральная цель и содержательный результат познания представляет наиболее точный и безупречный вариант решения той или иной познавательной задачи. И, разумеется, в первую очередь, это возможно тогда, когда цели и задачи познания сформулированы точно и корректно. Вопрос о том, что должно стать целью познания и какие задачи из этого следуют, также является особой темой философской рефлексии. Если мыслить – это устанавливать, обнаруживать значимое и выявлять связи между значениями, то знать (цель познания) – это определять или уметь выразить, объяснить в понятиях устойчивые формы связей между явлениями и процессами действительного мира (явлениями как однородными, так и разнородными). Эта цель распределяется на ряд задач или проблем. Например, как выразить или интерпретировать эти связи наиболее точно, т.е. какой концепт выражает эти связи? Можно ли найти универсальный (всеобщий) принцип интерпретации или нельзя? Можно ли нам претендовать на объективность в истолковании этих связей или же мы определяем их только субъективно, исходя из устанавливаемых нами же представлений? Концепции (conceptio – (лат.) схватывание содержания, понимание), которые возникают в результате анализа этих проблем, формируют основные принципы и направления в познании, причем, как правило, независимо от предметной сферы познания. Например, выразить и объяснить связи всего существующего можно с помощью структурного подхода или с помощью принципа причинности, принципа целесообразности и других. Соответственно, в результате рассмотрения, анализа этих принципов возникает много уточнений и разъяснений.  
Итак, исследование предпосылок, оснований и целей мышления и познания представляет широкий спектр задач, которые решает философия. Необходимость, качество и способы этих решений определяются специфическими особенностями самого философского мышления – рефлексивность, критичность, символичность.

Специфика философского знания и его функции. 
Основные разделы философии 
Сама философия есть мировоззрение, т.е. совокупность взглядов на мир в целом и на отношение человека к этому миру. В одном ряду с философией находятся другие формы мировоззрения: мифологическое, религиозное, художественное, натуралистское, обыденное. Философия отличается от иных форм мировоззрения тем, что относится, прежде всего, к научной сфере общественного сознания (хотя, надо сразу отметить, не только к этой сфере), а внутри нее, в отличие от натуралистской формы (например, фрейдовского мировоззрения, тоже включенного в сферу науки), - имеет специфический категориальный аппарат, опирающийся в своем развитии не на одну какую-либо научную дисциплину, а на все науки, на весь единый совокупный опыт развития человечества. 
1.1. Специфические черты философского знания 
Человек живет в мире и так или иначе его воспринимает. Он может руководствоваться обыденным сознанием или житейским, меняя свое мнение в зависимости от очередных авторитетов, а может иметь свое собственное мнение и свою позицию. Выработать свою позицию, независимую от обстоятельств и авторитетов, трудно. И таких людей - людей с собственной позитивной установкой - называют самостоятельными, им, как правило, симпатизируют. Многие писатели и ученые, вспоминая о прожитых годах формирования, говорили о важности такого процесса становления личности. 
Людей, обладающих особой внутренней цельностью, умением противостоять невзгодам и жизненным неурядицам, нередко называют философами. Есть ли такие философы рядом с нами? Кого мы могли бы назвать в своей обычной жизни философами? Видимо тех, к кому сами нередко обращаемся за житейским советом. Сознаем мы это или нет, но обращаемся не к каждому, а к разумному человеку. 
Что предполагает философская разумность? Ясно, что это не возрастное состояние мудрого старца. Ведь может быть старый человек глупцом, а юный - мудрецом. 
Особенностью философского знания и является мудрость, которая, конечно, отличается от житейской мудрости. Чем? Аристотель называет такую его особенность: "знание общего". Почему? Потому что не обязательно для человека знать много, но важно понимать многое. А как этого добиться? Не умножением знания, а умением постигать причины. Это умение даст и способность предвидеть события, а значит и научит правильно действовать.  
Далее. Аристотель называл философом того, кто способен удивляться, ибо удивляющийся размышляет, философствует. Думает о смене положения Луны, Солнца и звезд, о происхождении Вселенной, о себе и своей судьбе. Важно, что этот удивляющийся человек считает себя незнающим. Потому что тот, кто уверен в своем всезнайстве, никогда не станет философом. И не о нем речь. 
Чему же удивляется человек-философ? Да всему: миру, звездам, детям, людям. Он очень любит сказки и мифы и видит в них массу удивительного. Он хочет много знать. Но не ради какой-то конкретной пользы, а ради того, чтобы понять явление. Аристотель говорил: "ради разумения". И именно поэтому Аристотель называл такого человека свободным (не связанным, не скованным каким-то обязательством), а науку философию - единственно свободной, существующей не с прагматической (полезной) целью, а как бы ради себя самой, "ради разумения". 
Значит путь философского знания - это путь разумного мышления. И формируется это знание вместе с формированием человека разумного (homo sapiens). Вы знаете, что появлению человека разумного предшествовали многие и многие годы, столетия и тысячелетия варварства. Основным типом человека этих времен был человек-хищник, внутривидовой агрессор. Он уничтожен историей, но потомки его остались в человеческом роде, осталась и агрессивность по отношению к людям. Каннибализм - признак этого человеческого прошлого. Сохранившаяся у некоторых индивидов ежедневная потребность в насилии - явление того же порядка. 
С точки зрения философского знания, следует и сейчас различать не "добро-зло", не "добрых-злых", а - "ум-недоумие", "разум-неразумность". Агрессивность чревата прежде всего для самого агрессора. У агрессивных, злобных людей нет, чаще всего, психического нарушения, у них нет разума. Это "нелюди", близко стоящие к приматам, потому они "невменяемы морально", и добру их не научить. 
Философское знание - это культура разумного мышления. Что это значит? Это мышление основательное, научное, но и не допускающее произвола, насилия, умеющее отстаивать свою правоту и мышление свободное, творческое, предполагающее знание бесконечным. 
Конечно, культура разумного мышления не может быть навязана человеку помимо его воли и желания, его интереса. Культура разумного мышления - не в том, чтобы зазубрить те или иные законы и примеры, подтверждающие их действие Культура состоит во многом в способности к самообразованию и осмыслению, в готовности к интеллектуальной работе. В противном случае человек остается на уровне обыденных представлений, и в своей обыденной жизни он не отличается от других обычных людей, не знающих философии. 
Второй существенный фактор - временной. Вполне справедливо утверждение, что всякому времени соответствует своя философия. Так, авторитарные государственные режимы, как правило, сопровождаются догматическим мировоззрением, или догматической философией. Недаром сталинская эпоха отражалась в мировоззрении господством формализма и догматизма, на которых основан "Краткий курс" и его жесткие формулы. Напротив, демократические формы государственного правления отражаются и своеобразием, свободой в мировоззрении. 
Третья важная черта философского мышления заключается в том, что философию интересуют такие вопросы, на которые нет сиюминутного ответа и которые не предполагают такового. Это не прагматические вопросы. Это так называемые "открытые" или "вечные" вопросы. Так, Георг Зиммель (1858-1918) - немецкий социолог и культуролог писал о "трагедии творчества" и вечных противоречиях между объективацией творчества и застывшими формами культуры: "Одни только филистеры могут полагать, что конфликты и проблемы существуют для того, чтобы быть разрешенными". 
Каждое новое поколение, каждый новый человек в своей жизни снова и снова обращается к ним и ищет решения. Каждый проходит свою школу жизни, а опыт прошлого поколения мало что ему дает. Почему? Потому что вопросы жизни встают перед людьми в новых, неповторимых формах. Их решение связано с индивидуальным опытом и спецификой взгляда именно этого индивида. Но так ли это беспросветно? Так ли бесполезен весь предшествующий опыт? Нет, конечно. Есть в опыте людей общечеловеческое содержание. Ecть общее, присущее всем людям, хотя каждый выбирает свое индивидуальное решение. Но чтобы сделать этот свой выбор, человек и обращается к мировому опыту, общечеловеческой культуре - к мифологии, религии, философии. 
Одна из проблем, имеющих философское общечеловеческое содержание, это проблема экологической этики, или экологической совести. Проблема экологии вообще относится к разряду аксиологических (ценностных) проблем. Что ценно в этом мире? Именно философия ставит этот вопрос и отвечает на него. Она заявляет о моральной ценности природы. Благодаря своей способности к обобщению, философия позволяет понять мир как сложную экосистему. Экосистема - органичное целое. Все ее элементы объединены тем, что взаимоопределяют и взаимодополняют друг друга.

Философия и религия^[1].

Философия и религия имеют  совершенно различные задачи и суть различные по существу формы духовной деятельности. Религия есть жизнь в общении с Богом, имеющая целью удовлетворение личной потребности человеческой души в спасении, в отыскании последней прочности и удовлетворенности, незыблемого душевного покоя и радости. Философия есть, по существу, совершенно независимое от каких-либо личных интересов высшее, завершающее постижение бытия и жизни путем усмотрения их абсолютной первоосновы. Но эти, по существу, разнородные формы духовной жизни совпадают между собой в том отношении, что обе они осуществимы лишь через направленность сознания на один и тот же объект — на Бога, точнее, через живое, опытное усмотрение Бога. Конечно, отвлеченно рассуждая, возможно представить себе и обратное соотношение — именно совершенное расхождение путей осуществления обеих задач. Где, как, например, в буддизме, личное спасение отыскивается не на пути общения с Богом и где, с другой стороны, разум тщится постигнуть жизнь и мир не из его вечной и абсолютной первоосновы,— там между религией и философией не ничего общего; они не то что противоречат одна другой, они в это) случае так же не соприкасаются между собой, как, скажем, музы ка и химический анализ. Но все дело именно в том, что такие, со вершенно расходящиеся пути суть и для религии, и для филосо фии пути мнимые, не Приводящие к цели, и что, наоборот, подлинное осуществление задач и той и другой возможно только на путях, ведущих к одной и той же цели — к Богу. В отношении религии это утверждение не требует, конечно, особого доказательства; мы можем здесь спокойно предоставить отдельным парадоксалистам труд, вопреки общечеловеческому опыту, доказывать противоположит Наоборот, в отношении философии это есть тезис, требующий окончательного уяснения и доказательства, отнюдь еще не исчерпанного предыдущими общими соображениями.

* * *

Современному сознанию, даже если оно мыслит в понятиях, близких  к вышеизложенным соображениям, представляется маловероятным или даже совершенно невозможным, чтобы то абсолютное, которое  в философии нужно как высшая логическая категория, объединяющая и  упорядочивающая теоретическое  постижение бытия, совпадало с живым  личным Богом, которого требует и  которым одним только может удовлетвориться  религиозная вера.

Два сомнения возникают здесь, которые с разных сторон выражают, в сущности, одну и ту же трудность. С одной стороны, религиозная  идея Бога, по-видимому, противоречит целям  философии в том отношении, что  предполагает в природе Бога и  потому в живом отношении к  Богу момент тайны, непостижимости, неадекватности человеческому разуму, тогда как задача философии именно в том и состоит, чтобы до концапонять и объяснить первооснову бытия. Все логически доказанное, понятое, до конца ясное, уже тем самым лишается своей религиозной значимости. Бог, математически доказанный, не есть бог религиозной веры. Отсюда представляется, что, если бы даже философия действительно познала истинного Бога, доказала Его бытие, разъяснила Его свойства, она именно этим лишила бы Его того смысла, который Он имеет для религии, т. е. убила бы самое драгоценное, что есть в живой религиозной вере. Таково сомнение многих религиозных натур, которым часто кажется, что чем более философия религиозна по своему предмету, т. е. чем упорнее она занята логическим постижением Бога, тем она опаснее для цели религии — для живого, верующего обладания неизследимым и неизреченным иточником спасения. И тот же ход мыслей приводит иногда философию к убеждению, что ее истинная задача — понять Бога, тем самым уничтожить ту безотчетность и таинственность Его, которая придает религии характер интимной веры; философия есть в этом случае, как у Гегеля, замена безотчетной, инстинктивной веры ясным знанием — преодоление веры знанием. Как нельзя одновременно переживать радость живой любви к человеку и брать того же человека как объект холодного научного анализа, так нельзя одновременно веровать в Бога и логически постигать Его.

В ином аспекте эта же трудность принимает форму другого  сомнения. Бог религиозной веры, источник личного спасения необходимо есть живая личность. Но, по-видимому, из всех категориальных форм, в которых  может мыслиться центральное  философское понятие первоосновы  бытия, наименее подходящей является именно форма живой личности. Мыслится ли Бог в философии как субстанция мира или как его первопричина, как всеединая вечность или как творческая сила развития, как мировой разум или как жизнь, он есть, во всяком случае, что-то безличное, какое-то в известной мере всегда пантеистически-мирообъемлющее начало, в котором философия, не изменяя своей задачи постижения и логического осмысления бытия и не приспособляясь искусственно к требованиям религиозного чувства, не может усмотреть антропоморфных черт живой, карающей и любящей личности, необходимых для религиозного отношения к Богу. Роковым образом, независимо от содержания отдельной философской системы, Бог философии носит на себе печать своей зависимости от нужд отвлеченной мысли и именно поэтому есть для религиозного чувства лишь иллюзорный суррогат истинного Бога — мертвый камень вместо хлеба, насыщающего голод религиозной души, или, в лучшем случае, ни к чему не нужная, туманная, бесплотная тень того истинно-сущего, которым во всей полноте и жизненности Его реальности уже обладает непосредственная религиозная вера.

В основе обоих сомнений лежит в конечном счете, как уже  ука зано, одна трудность; и надо признать, что это есть действительно серьезная трудность — одна из глубочайших и важнейших философских проблем,— в отличие от того легкоразрешимого противоречия, с которым мы имели дело выше и которое вытекало лишь из поверхностных и совершенно ложных банальных пред ставлений о сущности философии и религии. Трудность эта сводит ся к вопросу: может ли философия, которая есть постижение бы тия в логической форме понятия, вместе с тем не быть рациона лизмом? Заслуживает внимания, что этот вопрос является решаю щим не только для согласования философии и религии, но и для возможности самой философии. В самом деле, философия, с одной стороны, есть постижение бытия в системе понятий и, с другой стороны, постижение его из его абсолютной и всеобъемлющей первоосновы. Но понятие есть всегда нечто относительное и ограни ченное; как же возможно выразить абсолютное в формах относительного, овладеть бесконечным, уловив его в сети конечного? Как можно — проще говоря — постичь непостижимое? Казалось бы, мы стоим перед роковой дилеммой: либо мы ищем само абсолютное, выходящее за пределы всего конечного и — тем самым — логически выразимого, и тогда мы не можем действительно постичь и логически зафиксировать; либо же мы ищем только логическую систему понятий и тогда всегда пребываем в сфере только относительного, частного, производного, не доходя до подлинной первоосновы и целостного всеединства бытия. В обоих случаях задача философии остается неосуществленной.