Социальная мобильность

«трехчленка»,  здесь  использована  многомерная  модель.   Разумеется,   это

деление весьма условно,  реальная  социальная  структура  «уходит  в  тень»,

поскольку, к примеру, огромный  пласт  реальных  производственных  отношений

оказывается нелегальным, скрытым в неформальных связях и  решениях.

      В  условиях радикального  преобразования  российского  общества  в  его

социальной стратификации  происходят глубокие изменения,  которые  имеют  ряд

характерных черт.

      Во-первых, наблюдается тотальная маргинализация российского общества.

Дать ей оценку, а  также  спрогнозировать  ее  социальные  последствия  можно

лишь исходя из всей совокупности конкретных процессов  и условий,  в  которой

это явление функционирует.

      К  примеру, маргинализацию, обусловленную массовым переходом из  низших

слоев общества в  более высокие, т. е. восходящую  мобильность  (хотя  она  и

имеет определенные издержки), в целом можно оценить  положительно.

      Маргинализация, которая характеризуется переходом в низшие  слои  (при

нисходящей мобильности), если к тому  же  носит  долговременный  и массовый

характер, приводит к тяжелым социальным последствиям.

      В   нашем  обществе  мы  видим   как  восходящую,   так   и   нисходящую

мобильность. Но тревогу  вызывает то,  что  последняя  приобрела «обвальный»

характер. Особо следует  выделить растущий слой маргинален, выбитых из  своей

социокультурной среды и превратившихся  в люмпенизированный слой  (нищие,

бомжи, бродяги и  т. д.).

      Следующая   особенность  —  это  блокирование  процесса    формирования

среднего класса. В советский период в России существовал  значительный  слой

населения,   который   представлял   собой   потенциальный   средний   класс

(интеллигенция,   служащие,   высококвалифицированные    рабочие).    Однако

превращения этих слоев  в средний класс не  происходит,  отсутствует  процесс

«классовой кристаллизации».

      Дело  в  том,  что  именно  эти  слои  опустились  (и   этот   процесс

продолжается) в низший класс, находясь на грани бедности или  за  ее  чертой.

Прежде  всего  это относится к интеллигенции.  Здесь мы  сталкиваемся  с

явлением, которое  можно назвать феноменом  «новых  бедных»,  исключительным,

не встречавшимся, вероятно, в истории цивилизации ни в одном обществе.  И в

дореволюционной  России,  и   в   развивающихся   странах   любого   региона

современного мира, не говоря уже, разумеется, о развитых странах, она  имела

и , имеет достаточно высокий престиж в обществе, ее  материальное  положение

(даже в бедных  странах)  находится  на  должном уровне,  позволяющем вести

достойный образ  жизни.

      Сегодня   в   России   доля   отчислений   на   науку,    образование,

здравоохранение, культуру в бюджете катастрофически уменьшается.  Заработная

плата  научных,  научно-педагогических   кадров,   медицинских   работников,

работников культуры все больше отстает от средней по стране, не  обеспечивая

прожиточного,  а  у  отдельных  категорий   физиологического   минимума.   А

поскольку почти  вся  наша  интеллигенция  «бюджетная»,  на  нее  неотвратимо

надвигается обнищание.

      Происходит  сокращение   научных   работников,   немало   специалистов

переходят в коммерческие  структуры  (огромную  долю  в  которых  составляют

торгово-посреднические) и дисквалифицируются. Падает престиж образования в

обществе.  Следствием  может быть  нарушение необходимого  воспроизводства

социальной структуры  общества.

      В  аналогичном положении оказался  слой высококвалифицированных рабочих,

связанных с передовыми технологиями и занятыми прежде всего в сфере ВПК.

      В  результате низший класс в  российском обществе составляет  в настоящее

время примерно 70% населения.

      Наблюдается  рост  высшего  класса  (по  сравнению  с  высшим  классом

советского  общества).  Его  составляют  несколько  групп.  Во-первых,   это

крупные предприниматели,  владельцы  капиталов  разного  типа  (финансового,

торгового,  промышленного).  Во-вторых,   это   государственные   чиновники,

имеющие отношение  к  государственным  материально-финансовым  ресурсам,  их

распределению и  передаче в частные руки, а также  осуществляющие  надзор  за

деятельностью полугосударственных  и частных предприятий и заведений.

      Следует  подчеркнуть при этом, что   значительную  часть  этого   слоя  в

России составляют представители бывшей номенклатуры,  сохранившие  места  во

властных государственных  структурах.

      Аппаратчики   в  основной  своей  массе   сегодня  осознают,  что   рынок

экономически неизбежен, более того, они заинтересованы  в появлении рынка.

Но речь идет не о  рынке «европейском» с безусловной  частной  собственностью,

а о рынке «азиатском»  — с усеченно-реформированной  частной собственностью,

где главное право (право распоряжения) оставалось бы в руках бюрократии.

      В-третьих,  это руководители государственных  и полугосударственных (АО)

предприятий («директорский  корпус»), в условиях бесконтрольности как  снизу,

так и сверху назначающих  себе сверхвысокие оклады, премии и  использующих  в

своих интересах приватизацию и акционирование предприятий.

      Наконец,  это  представители  криминальных  структур,  которые   тесно

переплетаются с  предпринимательскими (или собирают с них  «дань»),  а  также

все более смыкаются  с государственными структурами.

      Можно  выделить еще одну особенность  стратификации российского общества

— социальную поляризацию, в основе которой лежит  имущественное  расслоение,

которое продолжает углубляться.

      Соотношение  заработной платы 10% самых высокооплачиваемых и 10%  самых

низкооплачиваемых россиян составляло в 1992 г. 16:1, а в 1993 г.  уже  26:1.

Для сравнения: в 1989 г. это соотношение в СССР было 4:1, в  США  —  6:1,  в

странах Латинской Америки — 12:1. По официальным данным, 20%  самых богатых

россиян присваивают 43% совокупных денежных доходов, 20% самых  бедных — 7%.

      Существует  несколько вариантов деления  россиян по уровню  материальной

обеспеченности.

      Согласно  им, на вершине  находится   узкий  слой  сверхбогатых  (3—5%),

далее слой средне обеспеченных (7% по этим расчетам и 12—15% — по  другим),

наконец,  бедные  (25%  и  40%  соответственно)   и   нищие   (65%   и   40%

соответственно).

      Следствием  имущественной поляризации неизбежно  являются  социальная  и

политическая конфронтация в  стране,  нарастание  социальной  напряженности.

Если данная тенденция  будет  сохраняться,  это  может  привести  к  глубоким

социальным потрясениям.

      Особо   следует  остановиться  на  характеристике  рабочего  класса   и

крестьянства. Они  представляют сейчас крайне неоднородную  массу  не  только

по традиционным критериям (квалификации, образованию,  отраслевому  признаку

и т. д.), но и по форме  собственности и доходам.

      В  рабочем  классе  происходит  глубокая  дифференциация,  связанная   с

отношением  к  той  или  иной   форме   собственности   —   государственной,

совместной,  кооперативной,  акционерной,  индивидуальной  и  т.  д.   Между

соответствующими  слоями рабочего  класса  углубляются  различия  в  доходах,

производительности  труда, экономических и политических  интересах  и  т.  д.

Если интересы рабочих,  занятых  на  государственных  предприятиях,  состоят

прежде всего в увеличении  тарифов,  обеспечении финансовой  поддержки со

стороны государства, то интересы рабочих негосударственных  предприятий  —  в

сокращении  налогов,  в расширении  свободы   хозяйственной   деятельности,

правового обеспечения  ее и т. д.

      Изменилось  и положение крестьянства. Наряду  с колхозной собственностью

возникли акционерная, индивидуальная и другие формы собственности.  Процессы

преобразования в  сельском  хозяйстве  оказались  крайне  сложными.  Попытка

слепого копирования  западного опыта в плане  массированной  замены  колхозов

фермерскими  хозяйствами  потерпела  провал,   поскольку   изначально   была

волюнтаристской,  не  учитывающей  глубокой  специфики  российских  условий.

Материально-техническая   оснащенность   сельского    хозяйства,    развитие

инфраструктуры, возможность  государственной поддержки  фермерских  хозяйств,

правовая необеспеченность, наконец,  менталитет  народа  —  учет  всех  этих

составляющих   является   необходимым   условием   эффективных   реформ    и

пренебрежение ими  не может не дать негативного результата.

      В  то же время, к примеру, уровень  государственной поддержки  сельского

хозяйства постоянно  падает. Если до 1985 г. он составлял 12—15%, то  в  1991

— 1993 гг. —  7—10%.  Для  сравнения:  государственные  субсидии  в  доходах

фермеров в этот период в странах ЕС составили 49%, США — 30%, Японии —  66%,

Финляндии — 71 %.

      Крестьянство  в целом относят сейчас к   консервативной  части  общества

(что  подтверждают  результаты  голосований).  Но  если  мы  сталкиваемся  с

сопротивлением  «социального  материала»,  разумный  выход  не  в  обвинении

народа, не в использовании  силовых методов, а в поиске ошибок в стратегии  и

тактике преобразований.

      Таким  образом, если изобразить стратификацию  современного  российского

общества графически, она будет представлять пирамиду  с  мощным  основанием,

представленным низшим классом.

      Такой  профиль не  может  не  вызывать  тревоги.  Если  основную  массу

населения составляет низший класс, если  истончен  стабилизирующий  общество

средний  класс,  следствием  будет  нарастание  социальной  напряженности  с

прогнозом вылиться  в  открытую  борьбу  за  перераспределение  богатства  и

власти. Пирамида может  опрокинуться.

      Россия  находится сейчас в условиях  переходного  состояния,  на  крутом

изломе. Стихийно развивающийся процесс стратификации  несет  в  себе  угрозу

стабильности  общества.  Необходимо,  используя   выражение   Т.   Парсонса,

«внешнее вторжение» власти в формирующуюся систему  рационального  размещения