Предмет синтаксиса. История синтаксических исследований

В XX в. некоторые лингвисты пытались преодолеть односторонность формального подхода, используя введённые Де Соссюром разделения языка и речи. Язык понимался как абстрактная система, лежащая в основе речевого поведения, а речь – как практическое осуществление этой системы в процессе её использования людьми. Например академик Виноградов противопоставил «строительный материал» для предложений, т.е. слова и словосочетания и сами предложения, т.е. единицы коммуникативного уровня, обладающие признаками предикативности и модальности.

Эта проблематика сохраняет актуальность до нашего времени. Проблеме различения номинативного (языкового) и коммуникативного (речевого) аспектов предложения посвящены работы Гардинера, Звягинцева. В синтаксической концепции Н.Ю. Шеведовой противопоставление предложения и словосочетания выразилось в виде различия абстрактных структурных схем, которые характеризуют предложения и присловных связей, определяющих структуру словосочетания.

В качестве альтернативы формального подхода были предложены концепции, ориентированные на семантику. У Отто Эсперсона мы находим первый проект грамматического описания от значения к форме. Именно такой подход к грамматике изнутри, т.е. с точки зрения значения он предложил называть синтаксисом. Намного опередила своё время его гипотеза о понятийных категориях, т.е. универсальных значениях, которые по-разному выражаются грамматическими средствами различных языков и представляют таким образом основу для их сравнения.Позднее эта идея получила развитие в работах Мещанинова и некоторых других лингвистов советского периода. Успехи в развитии логики и семантики в течение последующих десятилетий отразились и в грамматических исследованиях, благодаря чему мы располагаем множеством первоклассных исследований семантики предложения (Кобызева).

Представители структурализма пытались перенести  в грамматику понятия и исследовательские  процедуры, которые до этого зарекомендовали  себя в фонологии, и этот путь в  определённой мере оказался плодотворным.

Важный прогресс в изучении синтаксиса был достигнут  в рамках Пражского функционализма и американской дескриптивной лингвистики. Лидер Пражской школы Матезиус, развивая идеи Вайля и Пауля, показал, что  в синтаксисе отражаются 2 различных  вида деятельности говорящего, соответствующих 2-м видам членения предложения – грамматическому (разделение на подлежащее и сказуемое) и актуальному (разделение на тему и рему). Тема – исходный пункт сообщения, рема – сообщаемое.

Американские  дескриптивисты усовершенствовали и уточнили методы синтаксического анализа. Отточили некоторые важные исследовательские инструменты, ледащие в основе традиционных грамматических классификаций, таких как дистрибутивный анализ.

Далее, в 1957 году, появилась работа Наума Хомского «Синтаксические структуры», и в лингвистике считается, что это событие является революционным в синтаксисе. С этим именем связана не только определённая лингвистическая теория, а именно – генеративная грамматика, но и целый переворот во взглядах на изучение языка – переход от преимущественно описательной методологии к методологии объяснительной. Этот переворот, в последствии названный Хомскианской революцией, в решающей степени определил не только развитие самой порождающей грамматики, но и характер всех противостоящих ей теоретических направлений.

Хомский показал, что использование формально  строгих понятий и математических моделей при исследовании грамматики не только повышает качество, полноту  и эмпирическую проверяемость описаний, чем готовы были удовлетвориться многие структуралисты. Формальное моделирование даёт неизмеримо более важный результат. Оно выявляет те фундаментальные принципы строения языка, которые часто остаются незамеченными в интуитивном описании.

Прогресс  в изучении структуры предложения после 1957 г. может  быть сравнён с развитием географии в XV-XVI вв. Если под морфологией мы сегодня понимаем ту же область явлений, что и в IXX в., то само содержание понятия синтаксис за последние 40-50 лет расширилось во много раз, т.к. было обнаружено множество важнейших фактов, о которых не знали традиционная и структуралистская грамматики.

Язык  и речь. Компетенция  и употребление.

Речь – конкретное говорение, протекающее во времени и облечённое в звуковую форму. Под речью понимается как сам процесс говорения, так и его результат, т.е. – речевые произведения, фиксируемые памятью или письмом.

Характеристика  речи обычно даётся через  противопоставление её языку. Язык – это система объективно существующих, социально закреплённых знаков, соотносящих понятийное содержание и типовое звучание, а также – система правил их употребления и сочетаемости.

Речь и  язык образуют единый феномен человеческого  языка и каждого конкретного  языка, взятого в определённом его  состоянии. Речь есть воплощение реализации языка, который обнаруживает себя в речи, и только через неё выполняет своё коммуникативное назначение. Если язык – это средство общения, то речь есть производимый этим орудием вид общения.

Теоретическая разработка проблем языка и речи связана с именем Де Соссюра (1857-1913 гг.). Он считал, что, хотя в своём существовании язык и речь взаимообусловлены, они несводимы друг к другу и не могут рассматриваться с одной точки зрения, а речевая деятельность, взятая в целом, непознаваема, т.к. она неоднородна. Поэтому он настаивал на разграничении лингвистики языка и лингвистики речи.

Концепция Соссюра подверглась критике  за слишком резкое разграничение  языка и речи, поведшее к чрезмерной абстрактности метаязыка лингвистики, предмет которой ограничивался системой языка. В советском языкознании 30-х годов XX в. язык рассматривался как полифункциональный феномен, изучение которого не может быть отделено от конкретных форм речи. Система языка определялась как совокупность правил речевой деятельности (Щерба, Поливанов). Мысль Соссюра о соприсутствии в феномене языка элементов системы и речи побуждала формулировать достаточно жёсткие принципы их разграничения.

Гардинер  предложил применять термин «язык» ко всему тому, что является традиционным и органическим в словах и сочетаниях слов, а «речь» - к тому, что определяется конкретными условиями, значениями и намерениями говорящего. Сходные мысли уже раньше высказывались И.А. Бодуеном де Куртене, который разграничивал 2 вида единиц языка: языковые и функционально-речевые.

Известный лингвист Смирницкий относил к языку всё то, что воспроизводится в речи, т.е. слова, фразеологизмы, морфологические формы, а к речи – всё то, что производится в процессе коммуникации – словосочетания и предложения. Подобная точка зрения вызвала возражение тех, кто видел в языке и речи 2 аспекта одного феномена. Так, например, Ломтев полагал, что все лингвистические единицы являются единицами языка и речи. Одной стороной они обращены к языку, другой – к речи. Единицы речи – есть реализации единиц языка. Эта точка зрения может быть применена к различным единицам – фонемам, морфемам, словам и синтаксическим структурам – эмический элемент принадлежит к системе языка и характеризуется инвариантными признаками, реализуемыми в речевых вариантах (фон-фонема и т.д.). Между тем, отрезки, получаемые в результате членения речевого потока по фонетическим и конкретно смысловым признакам, т.е. слоги, синтагмы, сверхфразовые единства (СФЕ) рассматриваются обычно только как единицы речи, хотя и они обладают некоторыми типовыми характеристиками.

В современной  версии противопоставлением язык/речь является введённое Хомским противопоставление языковой компетенции и языкового  употребления (исполнения). (Competence/performance).

Компетенция понимается как некоторое порождающее устройство, создающее речевых произведения. Грамматика является моделью языковой компетенции, т.е. способности человека порождать правильные предложения на родном языке и отличать правильные от неправильных. Но у человека есть также способность применять своё знание языка в реальной ситуации общения, т.е. выбирать языковые средства, которые соответствуют этой ситуации, артикулировать и воспринимать на слух звучащую речь, воспринимать зрением письменную речь и соотносить процесс в речи с процессом мышления – употребление.

Построение  моделей употребления по Хомскому представляет собой отдельную исследовательскую  задачу. Например, модель лингвистической компетенции, т.е. грамматика, может объяснить, почему теоретически возможны правильные предложения из 500 и более слов, но тот факт, что ни один носитель никогда не использует такие предложения, может объяснить модель употребления.

Грамматика  и действительность. Грамматика и сознание. Грамматика и национальное самосознание.

Грамматика  как способ организации и выражения  мысли, основана на максимально обобщённой классификации явлений действительности и отношений между ними. Усваивая с детства язык, человек приобщается к уже готовым правилам. Это часть «подписываемой» им «конвенции». Но разные народы и, соответственно, разные языки, обладают различным опытом, и грамматическая классификация лишь в самых общих чертах соотносится с устройством мира, т.е. слабо опирается на различия в объективной действительности. Грамматическая классификация – это в большей мере достояние и специфика самого языка.

Значит ли это, что грамматика выдумана и условна? В какой-то мере – да. Но никакой  язык невозможен без грамматики и  решает сам, какие правила ему  утвердить в качестве обязательных предписаний (Пример: в русском языке  – мяч – м.р., ночь – ж.р., в самих словах род не указывается но от рода зависит изменение слов – они приписаны к своим классам на основании условных, формальных признаков). Пример: см. род в различных языках.

В целом  можно сказать, что развитие грамматических значений идёт по пути отдаления или отталкивания от категорий реальной действительности (Пример: биологический пол/грамматический род, физическое время/грамматическое время – по-разному представлены в разных языках).

Достаточно  сказать, что в некоторых языках есть по несколько прошедших или будущих времён, а есть языки, в которых время вообще грамматически не выражается. Интересные параллели можно провести с категорией числа. Реальные предметы группируются во множества, однако в грамматической конструкции категория числа оказывается самой разнообразной и слабо зависящей от реального количества. Число вообще – это абстракция. Но число в языке и в грамматике требовало длительной абстрагирующей работы мозга. Для нас сейчас кажется совершено естественным противопоставление единственного и множественного числа, но представим себе, что, говоря о нескольких или многих предметах, мы должны были бы употреблять другое слово. В таком случае числа бы вообще не существовало. Однако и в том случае если существительное нормально изменяется по числам, надо иметь в виду, что данная грамматическая категория сложилась не сразу и не во всех языках. Особую трудность составляет при этом то, что 2 – это тоже много. Поэтому во многих языках сохраняется ещё и двойственное число (Пример: Мы пошли в кино).

Что обозначает подлежащее в русском языке?

А) Таня рисует кошку.

Б) Соседа берёт  зависть.

В) Посуда любит  чистоту.

Г) Мне вспомнилось  детство.

Д) Рука чешется.

Е) Дом строится.

Мы замыкаемся на категориях самого языка, и действительно, само существование номинативного строя опирается на отрыв, на отталкивание от фактов реальной действительности. Ещё больший скачок в абстракции – безличные предложения – высказывания, в которых нет подлежащего. Представить себе действие в отвлечении от того, кто его производит, от первого участника ситуации, а иногда вообще – от каких бы то ни было участников – это изобретение, равносильное изобретению колеса. Это высказывание состоит из одного предиката, и оно самодостаточно для обозначения ситуации («Светает»). Человеческая мысль может представить ситуацию, происходящую саму по себе или по воле какой-то высшей силы.

Синтаксические  модели, члены предложения, части  речи, виды связи между словами  – всё это понятия очень  высокого уровня обобщения. Овладевая  этими важнейшими категориями грамматики, человек овладевает языком. Вместе с тем они учат его чёткости и системности мысли.

Системный характер грамматики особенно заметен  в сравнении лексикой. В самом  деле, слов в языке очень много. В грамматике количество классов, противопоставленных друг другу, невелико, и отношения между ними ясны и прозрачны, а в лексике это не так.

Щербе приписывают: «Лексика – дура, грамматика – молодец!». Он имел в виду отчётливость и строгость  грамматических отношений.

Неслучайно  в грамматике обнаруживаются исключения. Потому что они на виду. В лексике тоже не всё гладко – «глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокрёнка». Щерба обычно давал это студентам и просил объяснить, что оно значит. Данный пример призван показать важность и самостоятельность грамматических значений, относительную независимость грамматики от лексики.

Афоризм: «Грамматика  ум в порядок приводит». Т.е. грамматика составляет основу и образец для  классификаций, оказывает влияние  на формирование принципов логических операций в сознании человека и в значительной мере – на его практическую деятельность. Наиболее логичными числами в грамматике являются 2 и 3. В таких 2- и 3-х членных оппозициях находит отражение человеческое стремление к максимальному обобщению явлений действительности. В частном случае двучленное противопоставление основывается на одном семантическом признаке, точнее – на его присутствии или отсутствии (Пример: глаголы совершенного вида содержат в своём значении элемент предельности действия, а глаголы несовершенного вида такого значения не имеют (в русском языке)).