Предмет синтаксиса. История синтаксических исследований

Т.е. всё  это – свидетельство обобщающей деятельности мозга, и трудно переоценить  тот факт, что поколение людей  приходит в мир готовых абстракций. Однако нельзя считать данные правила  безжизненными. При всей своей строгости они допускают некоторую свободу выбора. Она проявляется в частности в том, что грамматические конструкции могут иметь варианты (Пример: я не читал эту книгу/этой книги). Следовательно, противопоставление грамматических классов иногда нейтрализуется, сглаживается. Такое расшатывание своих границ даёт грамматической системе возможность развития. Например, в истории русского языка конкуренция падежных форм существительного приводила к формированию различных пространственных отношений. Когда-то говорили: идти Киеву – идти к Киеву. Сегодня при помощи разнообразных форм можно выразить множество значений. Сама мысль стала точнее, определённее, и <…> предоставляет необходимые средства.

Другой пример – иногда в русском языке, в  частности существительные как бы прилепляются друг к другу в одинаковых формах и между ними возникает особая, паратактическая (?) (бессоюзная) связь, и одновременно формируется новое понятие (Пример: нога, рука: руки-ноги). Получается что чисто грамматический феномен, т.е. особенности синтаксической связи между словами способствуют формированию новых мыслительных категорий, которым свойственна большая по сравнению с обычным понятием степень размытости, приблизительности, нечёткости.

Ещё пример – бывает, что одни и те же слова способны занимать в высказывании разные синтаксические позиции, т.е. играть разные роли: люди без жилища/жилище без людей, философия нищеты/нищета философии. Слова могут меняться местами в рамках одного контекста. Такой перевёртыш оживляет текст, создаёт дополнительный эстетический эффект – за формальным сходством конструкции скрывается разное содержание. Но такие приёмы часто нарушают грамматические и синтаксические правила – при многих глаголах одно и то же существительное способно играть роли объекта/субъекта. Но иногда этот приём распространяется и на иные существительные, которые не могут подвергаться этому – тогда мы получаем метафоры (мы убиваем время/время убивает нас, человек овладевает грамматикой/грамматика овладевает человеком). Мы уже допускаем, что в качестве первого участника ситуации может выступать язык/время/грамматика, т.е., казалось  бы, механический приём ведёт к расшатыванию мыслительных канонов – понятия становятся более широкими. Т.о. можно  утверждать, что грамматика в каком-то смысле ведёт за собой мысль. Изменение грамматических правил, конкуренция синтаксических вариантов, появление новых сочетаний и конструкций приводит в конечном счёте к иному взгляду на действительность и в целом способствует развитию человеческого познания.

В формах языка, его семантике, лексике, морфологии, синтаксисе отражается в определённой мере глубинная психология народа. Это отражение имеет двоякий  характер: статический и динамический. Статический аспект заключается  в значениях слов, грамматических форм и конструкций. Динамический – в их употреблении в высказывании. Языки различаются не только тем, что они имеют, но и тем, как они используют то, что они имеют. Основное внимание при этом уделяется статическому аспекту, своеобразному членению мира, отражающегося в языках. Но не меньшее значение в языковом самовыражении народа имеет отбор языковых элементов в речи. Этот отбор показывает, какие элементы действительности, какие их свойства и отношения имеют приоритетное значение в речевом сознании говорящих на данном языке людей.

Выбор общего (?) типа структуры ситуации – одна и та же ситуация может интерпретироваться как, например, местонахождение или  обладание (в этой библиотеке много  ценных книг/эта библиотека имеет  много ценных книг). Каждый язык имеет  здесь свои предпочтения. Так, говорящий на русском языке чаще использует локальные, пространственные отношения. Француз – выбирает отношение принадлежности, включения, тоже самое характерно и для английского языка (в этой книге 10 глав/this book has 10 chapters). В целом французскому и английскому языкам свойственно более (сравнительно) широкое употребление структур, восходящих к глаголу «иметь», в русском – к глаголу «быть». Французский, английский – языки транзитивных (переходных) структур, русский – интранзитивных.

Общие закономерности построения высказывания рассмотрим на материале бытовых реплик. Они  отражают в конденсированной форме  общие тенденции организации  высказывания на данных языках, независимо от конкретного создания (?) акта речи, стилевого уровня и других факторов. Большой интерес представляют при этом косвенные акты речи, т.к. они отражают психологию говорящих подчас в большей степени, нежели прямые, и позволяют выявить глубинные ассоциации, устанавливаемые говорящими. Косвенный акт – такой, который содержит в себе некое противоречие между формой и целью высказывания. Например, повелительное наклонение типично для просьб, команд и т.д. (в русском языке). В английском это чаще вопрос, т.е. это является косвенным речевым актом (форма – вопрос, цель - просьба). Косвенные речевые акты более мягки, менее категоричны.

Морфологические категории.

(Здесь правила  – это тенденции).

Лицо – высказывание может быть ориентировано на различное грамматическое лицо без ущерба для общего смысла. Пример:

Могу я  взять вашу ручку? – 1 лицо.

Разрешите взять вашу ручку? – 2 лицо.

Можно взять  вашу ручку? – –.

Во французском/английском языках относительная частота: 1-2-0. В русском: 0-2-1. Французский –  я нахожу это трудным, русский  – это трудно.

Модальность – (французский/английский) – часто выражается модусами предложения, глаголом суждения со значением «я думаю/считаю». Русский – безличные вводные слова «может быть», «наверное», «кажется». Преимущественное по сравнению с русским языком употребление формы с 1-м лицом наблюдается и в разговорной речи и в официальных формулах и в стиле речи. Следовательно, такое различие является системным.

В русском  языке говорящие не обозначают в лексико-грамматической структуре высказывание. Русское высказывание часто принимает форму безличного предложения.

1-ая  гипотеза – этно-психологическая – в данных языковых формах самовыражаются народы. Во французском/английском исторически больше развивается индивидуализация, отсюда и тенденция начинать речь с «я…» (характерно для всех западных языков). Русский наоборот, старается не выделять себя, он как бы отходит на задний план (коллективизм), предпочитает использовать безличные обороты и конструкции, в которых семантический субъект выражен косвенным падежом (мне кажется). Это связано с особенностями русской истории. Кроме этого в русской речи косвенный способ выражения служит средством выражения вежливости и подчинённости.

2-ая гипотеза – можно привести ряд факторов, морфологических и синтаксических, способствующих появлению во французском указания на участников акта речи и отсутствие такового в русской фразе. Во французском личная форма глагола обязательно требует подлежащего. В русском личная глагольная форма может употребляться без подлежащего, даже в прошедшем времени. Следовательно, французский язык фиксирует 1-ые и 2-ые лица чаще, чем русский.

Порядок слов – во французском твёрдый порядок  слов ограничивает возможность инверсии подлежащего, выводимого в рему (отсюда видна река(R)). Английское подлежащее не может быть ремой, так как типично всегда T-R. Поэтому в английском возникают конструкции there is/there are, которые рематизируют подлежащее. Пример: there is a book(R) on the table, где there book – подлежащее (дискретное или раздельное), где there – вспомогательное подлежащее. Такая конструкция позволяет создавать грамматически правильные предложения с правильным порядком слов, и в то же время позволяет рематизировать подлежащее. См. – the book is on the table(R).

В русском  языке безличные конструкции  в среднем употребляются в 4 раза чаще, чем во французском. С другой стороны, французскому свойственно употребление прямо-переходных синтаксических конструкций. В 30-еы годы было подчёркнуто, что явление, возникающее в языке как идеология, т.е. отражение определённого смысла, <…> и действительность, его типологию, может в дальнейшем «технизироваться» - стать «клише». Возможно, что в древние времена безличные формы русского языка отражали определённое видение мира, указывали на непонятную силу, производящую данное действие, в отличие от одушевлённого лица. Т.о. в современном языке их употребление технизировалось, они стали формой, используемой при описании определённых ситуаций, и ушли довольно далеко от своих первоначальных смыслов.

Время – французский, английский – настоящее время используется значительно чаще, чем в русском (Пример: (франц.) ты меня останавливаешь, если я ошибаюсь). Настоящее время во французском соответствует русскому будущему или прошедшему. В современном французском настоящее время широко используется в исторических трудах, в художественных произведениях, в языке прессы, вытесняя простое прошедшее.

В русском  языке глаголы совершенного вида не имеют особой формы в настоящем  времени. Ввиду этого будущее/прошедшее  часто употребляется вместо настоящего (Пример: 3 и 5 будет 8).

Цель  высказывания. Во французском чаще чем в русском используется повествовательная форма, которая является исходной и менее маркированной. Т.е. повествовательное утвердительное предложение часто используется как побудительное, выражающее просьбу и вопрос, т.е. немаркированная форма выполняет функцию маркированных. Для русского языка характерны более маркированные формы, для французского – более нейтральные.

Категория утвердительности. Французский нередко  использует утвердительную форму вопроса  для выражения смягчённой просьбы. В русском языке мы это передаём вопросительно-отрицательной формой или «пожалуйста». Французский язык шире использует в высказываниях немаркированную утвердительную форму, русский – маркированное отрицание. В русском часто используются типы предложений без глагола.

Вывод. Французский проявляет тенденцию к употреблению немаркированных, более широких по значению форм – настоящее время вместо будущего/прошедшего и т.д.. Русский язык чаще в тех же случаях прибегает к маркированным формам. Отбор маркированных форм требует, по-видимому, большего мыслительного усилия. Поэтому можно сказать, что французский язык проявляет «языковую обломовщину».