Лекции по "Методам исследований"

Очевидно, что  построение и использование «микромиров» предполагает нетрадиционное использование  компьютера для развития мышления и  переработки информации. При таком использовании компьютера создается возможность поупражняться в качественном, по выражению Пейперта, мышлении, тогда как при стандартном использовании закрепляется количественная сторона знаний, поскольку компьютер позволяет производить сложные вычисления. Проблема единства качественной и количественной сторон знания, которую ставила и исследовала группа Пейперта, представляется весьма значимой как для разработки принципиально новых методов обучения, так и для формирования «знания о знании» и самого мышления учащихся. За этим стоит объективная необходимость преодолеть разобщенность естественнонаучного и гуманитарного знания, а фундаментальные следствия этого процесса — новый образ знания и «методологический» способ мышления.

Как показало исследование группы Пейперта, компьютер в этом случае может оказать двоякую помощь. Во-первых, интуитивные представления о реальности могут быть воплощены в компьютерной программе, и тогда они становятся более доступными для оценки и рефлексии. Во-вторых, идеи программирования могут использоваться для перемоделирования интуитивных представлений. Следовательно, компьютер в данном случае используется для выявления связи научного знания с личностным, для приближения научного знания к знанию человека, а не к знанию факта или к владению навыком. «Переворот в сознании», о котором говорит Пейперт, состоит, таким образом, не просто в обращении к компьютеру, но в том, что открывается новый способ подхода к мышлению по типу компьютерного программирования. Ассимиляция культурой существования компьютеров понимается при этом как «знание программирования» или знание различных способов использования компьютера и того, когда и каким образом это следует делать.

Исследование  Пейперта выявило глубокие антропологические  смыслы использования такого «технического устройства», как компьютер, который может решить проблемы переструктурирования интуиции, сложившейся в ходе эволюции познавательных способностей, продолжить эту эволюцию, воздействуя на познавательные способности в качестве освоенного культурой фактора, наконец, способствовать выработке нового типа мышления.

2. В процессе  своего исторического развития  наука изучала различные типы  системных объектов: от составных  предметов до сложных саморазвивающихся  систем, осваиваемых на современном этапе цивилизационного развития.

Каждый тип  системной организации объектов требовал категориальной «сетки», в  соответствии с которой затем  происходит развитие конкретно-научных  понятий, характеризующих детали строения и поведения данных объектов. Например, при освоении малых систем можно считать, что части аддитивно складываются в целое, причинность понимать в лапласовском смысле и отождествлять с необходимостью, вещь и процесс рассматривать как внеположенные характеристики реальности, представляя вещь как относительно неизменное тело, а процесс — как движение тел.

 Именно это  содержание вкладывалось в категории  части и целого, причинности и  необходимости, вещи и процесса  естествознанием XVII—XVIII вв., которое  было ориентировано главным образом  на описание и объяснение механических объектов, представляющих собой малые системы.

 Но как  только наука переходит к освоению  больших систем, научное мышление  вынуждено пополнять свой категориальный  аппарат. Представления о соотношении  категорий части и целого должны  включить идею о несводимости  целого к сумме частей. Важную  роль начинает играть категория случайности, трактуемая не как нечто внешнее по отношению к необходимости, а как форма ее проявления и дополнения.

 Предсказание  поведения больших систем требует  также использования категорий  потенциально возможного и действительного.  Новым содержанием наполняются категории «качество», «вещь». Если, например, в период господства представлений об объектах природы как простых механических системах вещь представлялась в виде неизменного тела, то теперь выясняется недостаточность такой трактовки, требуется рассматривать вещь как своеобразный процесс, воспроизводящий определенные устойчивые состояния и в то же время изменчивый в ряде своих характеристик (большая система может быть понята только как динамический процесс, когда в массе случайных взаимодействий ее элементов воспроизводятся некоторые свойства, характеризующие целостность системы).

Первоначально, когда естествознание только приступило к изучению больших систем, оно  пыталось рассмотреть их по образу уже изученных объектов, т.е. малых  систем. Например, в физике долгое время пытались представить твердые тела, жидкости и газы как чисто механическую систему молекул. Но уже с развитием термодинамики выяснилось, что такого представления недостаточно.      Постепенно начало формироваться убеждение, что в термодинамических системах случайные процессы являются не чем-то внешним по отношению к системе, а внутренней существенной характеристикой, определяющей ее состояние и поведение. Но особенно ярко проявилась неадекватность подхода к объектам физической реальности только как к малым системам с развитием квантовой физики. Оказалось, что для описания процессов микромира и обнаружения их закономерностей необходим иной, более богатый категориальный аппарат, чем тот, которым пользовалась классическая физика. Потребовалось диалектически связать категории необходимости и случайности, наполнить новым содержанием категорию причинности (пришлось отказаться от сведения причинности к лапласовскому детерминизму), активно использовать при описании состояний микрообъекта категорию потенциально возможного.

Системный подход – это междисциплинарная методология, в основе которой лежит исследование объектов как систем. Она ориентирует  исследование на раскрытие целостности  объекта, выявление многообразных  типов связи сложного объекта и сведение их в единую теоретическую картину.

Особое значение системная методология имеет  при анализе сложных самоорганизующихся систем: человеческого сообщества, экономических систем, различных  социальных организмов. Это системы  открытого типа, активно влияющие на среду, непредсказуемы, способны обучаться.

В этой связи  особое значение приобретает методология  синергетики, рассматривающая самоорганизацию  как многообразные процессы возникновения  упорядоченных пространственно-временных  структур в сложных нелинейных системах, находящихся в неравновесных, неустойчивых состояниях вблизи критических точек, предшествующих бифуркации. Основные понятия синергетики: аттракторы, бифуркация, фрактали, детерминированный хаос и т.д. По-новому переосмысляются категории линейности, случайности, необходимости, детерминации, целостности, эволюции.

Синергетический подход дает новое понимание эволюции систем:

- всякое явление  – эволюционная необратимая стадия  какого-либо процесса, допускающая  многовариантность, тупиковые ветви, отклонения. Развитие происходит благодаря неустойчивости; новое появляется в результате бифуркаций как случайное и непредсказуемое;

- в нелинейном  мире малые причины могут порождать  большие последствия; человеческие  действия обречены на провал, если они не учитывают потенции среды. 

Тема 9 «Особенности социально-гуманитарного познания»

1. Особенности  социально-гуманитарного познания.

2. Специфика  философско-методологического анализа  текста как основы гуманитарного  знания.

3. Философские  методы исследования. Философия как рефлексия над основаниями культуры.

1.   Длительная  ориентация философии и методологии  науки на идеалы естествознания  существенно продвинула развитие  понятийного аппарата, представлений  о структуре, методах и формах  познания, создала высокую культуру логико-методологических исследований. Вместе с тем уже достаточно давно было подмечено, что такого рода «крен» в целом не оправдан. Он не оправдан прежде всего потому, что огромная — гуманитарная — область знания, корни которой уходят в культуру, не находит должного отражения в категориях и принципах теории и методологии познания. Философское знание обладает также рядом существенных черт, присущих гуманитарным наукам, и исследует сходные проблемы. Среди них: познавательные и ценностные отношения человека к миру; духовный опыт человека в постижении смысла жизни; проблемы жизни и смерти, свободы и ответственности; исторические типы личности, ее взаимоотношения с культурой, обществом в целом; культурно-исторические изменения содержания и форм ментальности и др. Философское и гуманитарное знание соотносятся как универсально-всеобщее и конкретно-специальное знание о человеке, его мире и культуре.

Особенно очевидными их близость и родство становятся при осмыслении того, что и гуманитарные науки проходят период давления критериев научности естествознания, предполагающих радикальную элиминацию из познания субъекта, возможность всеобщего применения формализации, математических методов. Однако и здесь осознается, что при всей эффективности такого подхода в отдельных областях (в инженерной лингвистике, автоматической переработке текста, описании структур в стихосложении и др.) он не отражает сущностные параметры гуманитарного знания. Ведь в нем речь идет не о вещи, предмете, но о субъекте как целостном человеке познающем, реконструкция которого осуществляется в контексте культуры и социума.

Соответственно, для философии познания существует необходимость обратиться не только к методам и формам естествознания, но и к особенностям когнитивных  приемов и операций гуманитарных наук. Именно эта область знания включает специфические приемы познания культурно-исторического субъекта, имеющего социокультурные «параметры», типические индивидуально-личностные характеристики. Именно эти науки располагают определенным понятийным аппаратом, системой абстракций, позволяющих фиксировать ценностные компоненты познавательной деятельности, эффективно и корректно включать систему ценностных ориентации субъекта в методологию и теорию историко-литературных, литературоведческих и других близких к ним областей знания. Осмысление этого опыта может существенно обогатить арсенал эпистемологии, философии познания в целом, помочь понять, как возможна теория реального познания, являющегося культурно-историческим процессом. Именно гуманитарные исследования дают также материал для философского осмысления таких феноменов, как мировоззренческие и культурно-исторические предпосылки различных текстов — явления не только литературы, но и любой науки, имеющей дело с текстами культуры в целом, предполагающей тесное взаимодействие автора и читателя - интерпретатора.

Исследование  гуманитарного знания приобретает  все большую значимость в современной  методологии и философии науки, особенно в связи с поиском  новых методов познания общества, необходимостью гуманитаризации образования, а также введения «человеческого измерения» в научно-исследовательскую деятельность. В традиционной эпистемологии идеалом знания и познавательной деятельности, а главное — самой теории познания являются естественные науки, тогда как опыт наук о культуре и духе, содержащий человеческие смыслы, этические и эстетические ценности, остается за пределами эпистемологии. При ее обращении к гуманитарному знанию возникает необходимость в рациональных формах учесть целостного человека познающего, его бытие среди других в общении и коммуникации; осознать способы введения в эпистемологию социально-гуманитарных наук пространственных и темпоральных, исторических и социокультурных параметров; переосмыслить в новом контексте, использующем интерпретацию и понимание, категорию истины, ее объективность.

  В XX веке  об этих проблемах серьезно  размышлял М.М. Бахтин, наметивший, по существу, ряд фундаментальных  программ создания принципиально  нового видения и изменения  ситуации в философии познания. Наиболее плодотворная и вдохновляющая его идея — построение учения о познании не в отвлечении от человека, как это делается в теоретизированном мире естественнонаучного рационализма, но на основе доверия целостному субъекту — человеку познающему. Бахтин оставил нам размышления о философских основах гуманитарных наук. «Критерий здесь не точность познания, а глубина проникновения. Здесь познание направлено на индивидуальное. Это область открытий, откровений, знаний, сообщений… Сложность двустороннего акта познания-проникновения. Активность познающего и активность открывающегося (диалогичность). Умение познать и умение выразить себя. <...> «Предмет гуманитарных наук —выразительное и говорящее бытие» (БахтинМ.М. К философским основам гуманитарных наук // Собр. соч.: В 7 т. Т. 5. М., 1996). Как уже отмечалось, абстракции традиционной эпистемологии в соответствии с требованиями классического естествознания создавались путем принципиальной элиминации субъекта, исключения «человеческого измерения», которое объявлялось «несущественным», хотя для человеческого познания таковым быть не могло. В этой традиции преодоление психологизма и историзма, отождествляемых с релятивизмом, достигалось «хирургическим» способом — удалением самого человека из познания и его результатов. Современная эпистемология должна строиться не в отвлечении от человека, как это принято в теоретизированном мире рационалистической и сенсуалистской гносеологии, но на основе доверия человеку как целостному субъекту познания.  Объектом эпистемологии в этом случае становится познание в целом, а не только его теоретизированная модель, а по Бахтину, познание превращается в поступок ответственно мыслящего «участного» сознания и предстает как заинтересованное понимание, неотъемлемое от результата — истины. То, от чего с необходимостью отвлекались при абстрактно-теоретическом подходе к знанию, — целостный познающий человек — в современной эпистемологии становится «условием возможности» познания, и в этом суть антропологической традиции в понимании познания, субъекта, истины, которая в полной мере должна реализоваться и в методологии гуманитарных наук.

Так, Бахтин выстраивает  новый мир исторически действительного  участного сознания, в который  с необходимостью включает также  новые — ценностные (этические  и эстетические) — отношения цельного человека, тем самым замещая частичного гносеологического субъекта в его оппозиции объекту (бинарные, субъектно-объектные отношения) «архитектонической целостностью» — единством познавательного, этического и эстетического. В рукописи «Автор и герой эстетической деятельности» он, по существу, заменяет абстрактного гносеологического субъекта взаимосвязанными автором и героем, субъект оказывается «расщепленным» на две составляющие — того, кто осуществляет рефлексию над познанием, «пишет» о нем, тем самым становясь «автором», и того, кто производит само познание, являясь его «героем».   Обнаруживается  не  выявляемая   в  «мире  теоретизма» внутренняя структура единого в двух лицах субъекта', которая показывает себя только в том случае, если собственно когнитивное отношение дополняется ценностным, в частности этическим и эстетическим. Одновременно выявляется и особая структура познавательного акта, где предполагается временная, пространственная и смысловая вненаходимость,  а традиционное бинарное отношение «субъект—объект» становится как минимум тернарным: субъект относится к объекту через систему ценностных или коммуникативных отношений и сам предстает в двуединости «Я и Другой», «автор и герой», и уж если противостоит объекту, то только в таком качестве. Тем самым обнаруживается не столько научная, сколько собственно философская природа эпистемологии гуманитарного знания и даже ее близость к художественному сознанию. Бахтин это уже подметил, когда писал в рукописи «К философии поступка», что в основе полуфилософских, полухудожественных концепций мира Ницше, Шопенгауэра лежит «живое событие отношения автора к миру, подобное отношению художника к своему герою, и для понимания таких концепций нужен до известной степени антропоморфный мир — объект их мышления».