Бихевиоризм

   Эти законы утвердились в ассоциативной  психологии со времен Гартли. Новизна  позиции Торндайка заключалась в том, что акцент переносился с установления связей (ассоциаций) внутри нервной системы (свойствами которой объяснялись и роль упражнения, и готовность к действию, и ассоциативный сдвиг) на установление связей между движениями и внешними ситуациями.

   Анализ  творчества Торндайка позволяет  проследить, как в мышлении отдельного исследователя изменялось соотношение между различными представлениями о детерминации психических явлений. Макрологика развития науки своеобразно преломлялась в микрологике движения торндайковских идей. Старый ассоцианизм запечатлел принципы механистического детерминизма. Частота внешних воздействий, их сила и сложность — этим исчерпывались его объяснительные возможности.  Указанные факторы перешли в  торндайковские законы упражнения, готовности и ассоциативного сдвига. Но Торндайк не ограничился наследием механистического детерминизма. Он соединял его с новым детерминизмом— биологическим, перенеся свой анализ из «пространства» организма в «пространство» взаимодействия организма со средой и введя принцип «проб и ошибок». Однако и на этом он не остановился.

   Он  совершил еще один шаг — от биологического детерминизма к биопсихическому. Этот шаг отобразил четвертый торндайковский закон научения — «закон эффекта». Если частота, сила и смежность являлись механическими детерминантами, пробы и ошибки общебиологическими, то под «эффектами» понимались особые состояния, присущие биопсихическому уровню детерминации поведения. Торндайковский закон эффекта гласил: «Любой акт, вызывающий в данной ситуации удовлетворение, ассоциируется с ней, так что если она вновь появляется, то более вероятным, чем прежде, становится и появление этого акта. Напротив, любой акт, вызывающий в данной ситуации дискомфорт, отщепляется от нее, так что, когда она вновь возникает, появление этого акта становится менее вероятным» . Из «закона эффекта» следовало, что не случайные «пробы и ошибки» сами по себе, а некоторые полярные состояния внутри организма («удовлетворение — дискомфорт») служат детерминантами научения.

   По  поводу «закона эффекта» разгорелись  длительные, ожесточенные дискуссии. Из этого закона следовало, что результат действия оценивается организмом и в зависимости от этой оценки связи между стимулами и реакциями либо закрепляются, либо элиминируются. В дальнейшем торндайковский «закон эффекта» стал трактоваться как аналогичный павловскому «подкреплению». Независимо от представлений самого Торндайка он включал в объяснение поведения фактор мотивации. А это уже был не механический (закрепление ассоциаций как функция частоты повторений) и не чисто биологический («пробы и ошибки»), а собственно психологический (или, точнее, биопсихический) фактор. Психология не могла бы претендовать на самостоятельность в качестве науки, если бы не вводила свои детерминанты, неведомые другим областям исследований. Исходя из этого интроспективная концепция ' культивировала понятие об особой психической 'причинности, чуждой всему телесному и поддерживаемой лишь «голосом самосознания». Торндайк представлял направление, показавшее, что самостоятельность психологии основана на иных началах, а именно на несводимой ни к механике, ни к биологии биопсихической детерминации поведения, контролируемой объективным, экспериментальным методом.

   Итак, Торндайк существенно расширил область  психологии. Он показал, что она простирается далеко за пределами сознания. Раньше предполагалось, что психолога за этими пределами могут интересовать только бессознательные явления, скрытые в «тайниках души». Торндайк решительно изменил ориентацию. Сферой психологии оказывалось взаимодействие между организмом и средой. Прежняя психология утверждала, что связи образуются между феноменами сознания. Она называла, их ассоциациями. Прежняя физиология утверждала, что связи образуются между раздражением рецепторов и ответным движением мышц. Они назывались рефлексами. По Торндайку, коннексия — это связь между реакцией и ситуацией. Очевидно, что это новый элемент. Говоря языком последующей психологии, коннексия — это элемент поведения. Правда, термином «поведение» Торндайк не пользовался. Он говорил об интеллекте, о научении. Но ведь и Декарт не называл открытый им рефлекс рефлексом, а Гоббс, будучи родоначальником ассоциативного направления, еще не употребил словосочетание «ассоциация идей», изобретенное через полстолетия после него Локком. Понятие созревает раньше термина.

   Работы  Торидайка не имели бы для психологии пионерского значения, если бы не открывали новых, собственно психологических закономерностей. Но не менее отчетливо выступает у него ограниченность биопсихических схем в плане объяснения человеческого поведения, регуляция которого совершается по иному типу, чем это представлялось Торндайком и всеми последующими сторонниками, так называемой объективной психологии, считавшими законы научения едиными для человека и остальных живых существ. Такой подход породил новую форму редукционизма. Присущие человеку закономерности поведения, имеющие общественно-исторические основания, сводились к биопсихическому уровню детерминации, и тем самым утрачивалась возможность исследовать эти закономерности в адекватных научных понятиях.

   Торндайк, больше чем кто бы то ни было, подготовил возникновение бихевиоризма. Вместе с тем, как отмечалось, он себя бихевиористом не считал, поскольку в своих объяснениях процессов научения пользовался понятиями, которые возникший позднее бихевиоризм потребовал изгнать из психологии. Это были понятия, относящиеся, во-первых, к сфере психического в ее традиционном понимании (в частности, понятия об испытываемых организмом состояниях удовлетворенности и дискомфорта при образовании связей между двигательными реакциями и внешними ситуациями), во-вторых, к нейрофизиологии (в частности, «закон готовности», согласно Торндайку, предполагает изменение способности нервной системы проводить импульсы). Бихевиористская теория запретила исследователю поведения обращаться и к тому, что испытывает субъект, и к физиологическим факторам.

   Теоретическим лидером этого направления стал Джон Браадус Уотсон (1878 — 1958). Его научная биография поучительна в том плане, что показывает, как в становлении отдельного исследователя отражаются влияния, определившие развитие основных идей направления в целом. Он обучался в Чикагском университете — главном центре функционализма. Его учителем по психологии был Энджелл. Именно к бихевиоризму перешли проблемы, которые в школе Энджелла остались нерешенными, прежде всего проблема научения, адаптивного действия. Уотсон увлекался экспериментальной психологией, но его испытуемыми были не люди, а животные (его докторская диссертация - 1903 г., была посвящена развитию поведения белых крыс) . Он работал некоторое время с Робертом Иерксом (1876—1956) (впоследствии Иеркс стал одним из крупнейших исследователей по биологии и психологии приматов). Совместно они изобретали средства определения способностей животных к различению зрительных раздражителей. По необходимости здесь использовался объективный метод.

   В 1909 г. Иеркс и его русский студент Маргулис опубликовали статью с изложением павловских опытов по условным рефлексам. В дальнейшем Уотсон положил павловскую схему (бихевиористски интерпретированную) в основу своей экспериментальной программы. Уотсон обучался также в Чикаго у Жака Леба, требовавшего описывать жизнедеятельность в физико-химических терминах. Леб утверждал строгий детерминизм, но дорогой ценной — психология превращалась в придаток физической химии. Энджелл отстаивал независимость психологии, но ценой отказа от детерминизма. Эти альтернативные направления тяготели в начале века над психологией, логика, развития которой побуждала к поиску новых путей.

   Итак, научный микросоциум, в котором созревал Уотсон, представлял в лице Энджелла, Леба, Иеркса различные направления, сомкнувшиеся в мышлении Уотсона: функционализм, детерминизм, поиски объективных методов изучения психики животных. К этому необходимо присоединить воспринятую Уотсоном в Чикаго философскую установку: философии Уотсон обучался у Джона Дьюи. И хотя сам Уотсон впоследствии в автобиографии писал, что он никогда не мог понять, чему же все-таки учит Дьюи, прагматизм наряду с неореализмом явился философской подоплекой бихевиористской программы.

   «Бихевиоризм  — это прагматическая теория психики», — констатирует Дж. Миллер, разъясняя свой вывод следующим образом. Согласно главному постулату прагматизма (вспомним тезис Пирса), наше точное и ясное понятие о вещи исчерпывается теми практическими эффектами, которые наблюдаются при воздействии на нее. Применительно к понятию о сознании — центральному в психологии — это может быть изложено так: когда говорят «Джон обладает сознанием», то подобное высказывание следует перевести на другой, прагматический язык и выразить суждениями: «Если я окликаю Джона, он отзывается», «Если я стою на пути у Джона, он обходит меня» и т. д. Иначе говоря, воздействуя какими-то стимулами, я получаю такие-то реакции, и этим полностью исчерпывается достоверное знание о явлениях, которые принято считать психическими.

   «Стимул — реакция» — так прозвучал  девиз бихевиоризма, основные идеи которого Уотсон изложил в статье «Психология, какой ее видит бихевиорист». Эта статья, опубликованная в 1913 г. в «Психологическом обозрении», в дальнейшем была названа «бихевиористским манифестом». Программа бихевиоризма сводилась к нескольким четко сформулированным пунктам: предмет психологии — поведение. Оно построено из секреторных и мышечных реакций, безостаточно детерминированных внешними стимулами. Анализ поведения должен носить строго объективный характер и ограничиться, как и во всех остальных естественных науках, внешне наблюдаемыми феноменами.

   Подобно тому как астрономия разделалась с астрологией, нейрология — с френологией, химия — с алхимией, психологии, призывал Уотсон, надлежит отвергнуть представление о сознании как бестелесном, причудливо действующем внутреннем агенте, о котором известно лишь из показаний интроспекции. Все традиционные понятия о внутренних, психических процессах необходимо перевести на новый, бихевиористский язык, а это значит свести к объективно наблюдаемым стимул-реактивным отношениям. Первой попыткой представить психологию с этой точки зрения была книга Уотсона «Поведение. Введение в сравнительную психологию» (1914). Резонанс уотсоновских идей в американской психологии был очень велик. В 1915 г. в возрасте 37 лет он был избран президентом Американской психологической ассоциации. К тому времени он уже воспринял основные положения учений И. П. Павлова и В. М. Бехтерева (книга Бехтерева «Объективная психология» вышла в 1913 г. в немецком и французском переводах. Уотсон предпочел бехтеревскую методику выработки двигательных реакций павловской, но термин «условный рефлекс» считал более удачным, чем бехтеревский «сочетательный рефлекс»). Влияние этих учений на бихевиоризм бесспорно. Но в соответствии с позитивистской методологией Уотсон и его последователи устраняли из психологии какие бы то ни было представления о физиологических механизмах поведения. Отвергался также восходящий к Сеченову принцип сигнальности  как  отображения  свойств   внешних  объектов в форме чувствований.

   Антифизиологизм и отрицание роли образа в регуляции поведения остались определяющими признаками программы Уотсона. Прослужив в период первой мировой войны в военно-воздушных силах, Уотсон после демобилизации вновь занялся экспериментально-психологическими исследованиями, но уже не на белых крысах, а на людях, реализуя свою идею о том, что поведение всех живых существ подчинено одним и тем же законам, что поэтому человека также можно трактовать как стимул-реактивную машину. Он приступил к изучению эмоций. Казалось бы, гипотеза Джемса о первичности телесных изменений, вторичности эмоциональных состояний должна была его устроить. Но он решительно ее отверг на том  основании,  что  само  представление о субъективном, переживаемом должно быть изъято из научной психологии. В эмоции, по Уотсону, нет ничего, кроме внутрителесных (висцеральных) изменений и внешних выражений. Но главное он усматривал в другом — в возможности управлять по заданной программе эмоциональным поведением. Сочетая нейтральный раздражитель (например, вид кролика) с одной из основных эмоций  (например,   страхом),  Уотсон  экспериментально продемонстрировал (совместно с Розалией Рейнор), что этот раздражитель, а также любой другой, сходный с ним, сам по себе начинает вызывать состояние аффекта. Опыты ставились над младенцами (страх вызывался громким звуком или внезапной утратой опоры). Дополнением к этой экспериментальной программе явилась еще одна серия опытов — задача состояла в том, чтобы переучить испытуемых и вновь превратить раздражитель в эмоционально-нейтральный.

   Сперва  он испробовал (совместно с Мэри Джонс) различные традиционные способы борьбы с чувством страха : уговоры, неприменение в течение длительного периода времени вызывающего страх условного раздражителя либо, напротив, непрерывное его применение, демонстрация позитивной социальной модели (другого человека, не реагирующего на этот раздражитель) и т. д. Но этими методами устранить отрицательную эмоцию не удавалось. Тогда был использован другой прием (эмпирически известный с древних времен): отрицательное чувство элиминировалось посредством положительного. Вызывающий страх условный раздражитель (например, кролик) ребенок воспринимал на значительном расстоянии в момент, когда этому ребенку давали вкусную пищу. Затем расстояние постепенно сокращалось, и наконец ребенок мог брать в руки животное, один вид которого порождал прежде бурный отрицательный аффект.

   Из  этих экспериментов Уотсон сделал вывод  о том, что страх, отвращение и другие эмоции взрослых людей возникают в детском возрасте на основе условнорефлекторных связей между внешними раздражителями и несколькими базальными аффектами. Подробно это положение развито в книге «Психология с точки зрения бихевиориста» (1919).

    Принцип «обусловливания» (условнорефлекторной детерминации) Уотсон распространил также и на мышление, предложив «периферическую теорию», согласно которой мышление идентично субвокальному (неслышному) проговариванию звуков громкой речи, а сами эти звуки являются условными сигналами обозначаемых ими объектов. Говоря уотсоновским языком, мышление — это «навык гортани», и его органом служит не мозг, а гортань («Периферическая теория» мышления Уотсона породила большое количество экспериментальных исследований, в которых применялись различные средства усиления токов дейсгвня в мышцах при возникновении образов (включая галлюцинаторные), мыслей (в форме так называемой внутренней речи) и т. д. Пионером этого направления стал Эдмунд Джекобсон. Казалось, что но записям этих биотоков удастся расшифровать внутренние психические содержания, узнать, что видит человек во сне, о чем думает и т. д. Однако дальнейшее развитие этого направления пошло в сторону определения не психических содержаний, а напряженности организма и возможностей ее устранения путем создания у индивида состояния релаксации).

    В начале 20-х годов академическая  карьера Уотсона оборвалась из-за семейных обстоятельств. Он был в расцвете сил, но занятия научной психологией вынужден был оставить и до 1945 г. являлся вице-президентом крупной рекламной фирмы. Некоторое время он читал популярные лекции, опубликованные в книге «Бихевиоризм» (1925), которая вызвала огромный интерес далеко за пределами научного мира.