Психологический портрет героя

     Министерство  образования и науки РФ

     Государственное Образовательное Учреждение

     Высшего Профессионального Образования

     Волгоградский государственный технический университет

     Кафедра Истории, культуры и социологии 
 
 

     Творческая  работа по курсу «Педагогика и  психология»

       на  тему: «Психологический портрет героя». 
 
 
 
 
 
 

     Выполнила студентка

     группы  Э-258:

       Тарасенко С. А.

     Проверила:

     проф. Дулина Н. В. 
 
 
 
 
 
 

     Волгоград  2010

       Содержание.

Введение………………………………………………………………………………3

Основная часть. Психологический портрет Фауста по книге Гёте «Фауст»……..4

Заключение…………………………………………………………………………..10

Список используемой литературы…………………………………………………11 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

       Ведение. 

       Каждый  человек, наделенный уникальными свойствами личности, наделен такими качествами, которые позволяют увидеть его  психологический портрет. Важная составляющая психологического портрета — характер, формирующийся под влиянием разнообразных  факторов. Изменение характера возможно, если есть желание перемен и дополнительные усилия со стороны личности. Вместе с этим происходит изменение психологического портрета .Как человек познает мир и принимает решения, чем он руководствуется – рациональным или интуитивным началом своей натуры. Знание психологического портрета личности является основой для того, чтобы улучшать качество своей жизни, следуя своему предназначению.

       В данной работе я попытаюсь описать  психологический портрет Фауста по книге Гёте «Фауст».

         «Фауст» Гёте — выдающееся явление мировой культуры. Его своеобразие проявляется в обрисовке героя, мучимого разрывом между мечтой и действительностью. Гёте писал «Фауста» всю свою жизнь, вложив в поэму всё, чем жил сам, все свои впечатления, раздумья, познания… 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

       Психологический портрет Фауста  по книге Гёте «Фауст». 

       Герой поэмы — не просто чернокнижник, пекущийся о собственных удовольствиях, это универсальная личность, символ человечества, ищущего истину и устремленного вперед. Гёте поставил героя лицом к лицу не только с конкретными социально-историческими обстоятельствами, но и со всей историей, с Вселенной и мирозданием.

       В дерзости этой идеи проступает пробужденная переломной эпохой вера в безграничность возможностей человека, проявляется  исторический оптимизм, присущий мироощущению просветителей XVIII в.

       Герой поэмы вобрал в себя черты и  гордого богоборца Прометея, и  вольнолюбивого рыцаря Гёца, и «титана  чувства» Вертера. Ведущим же мотивом  «Фауста» сделались неутомимые искания  героя (уже не юноши, как в «Пра-Фаусте», а старца), постоянная неудовлетворенность  достигнутым, неизбывное беспокойство»  [3, с.17].

       Гёте  говорил о своем герое: «Характер  Фауста на той ступени, на которую  подняло его из народной сказки современное  мировоззрение,—это характер человека, который нетерпеливо «бьется  в рамках земного бытия и считает  высшее знание, земные блага и наслаждения  недостаточными для, удовлетворения своих  стремлений» [4]. Сам Фауст признается:

        
... Две души живут во мне,  
И обе не в ладах друг с другом.  
Одна, как страсть любви, пылка  
И жадно льнет к земле всецело,  
Другая вся за облака  
Так и рванулась бы из тела [1, c.437].  

       Фауст движим стремлением найти такой  способ существования, при котором  мечта и действительность, небесное и земное, душа и плоть совпадут, сольются. Человек по натуре очень  земной, он не мог довольствоваться жизнью духа, вознесшегося над скудной реальностью, — он жаждал практических дел.  
Таким образом, центральной проблемой «Фауста» сделалась проблема соединения идеала с реальной жизнью, а сюжетом — странствия героя в поисках ее решения.

       Человеком, на примере которого Мефистофель  пытается доказать в споре с Господом свою правоту о том, что «чистая душа в своем исканье смутном  
Сознаньем истины полна», оказывается старый ученый Фауст, глубоко разочарованный в своих обширных, но отвлеченных познаниях.

       Его монолог открывает сцену «Ночь», в которой Фауст появляется впервые. Науки кажутся ему никчемными. Средневековое знание, книжное, схоластическое, мертво, ибо не открывает «Вселенной внутреннюю связь», не помогает понять, что делать человеку на Земле, где  он «терпел всегда нужду, и счастье составляло исключенье».

        
«Как ты все это перенес  
И в заточенье не зачах.  
Когда насильственно, взамен  
Живых и богом данных сил, -  
Себя средь этих мертвых стен  
Скелетами ты окружил?» [1] — спрашивает себя Фауст.  

       Фауст стремится охватить мир в его  целостности, просветители же изучают  природу, расчленяя ее на части:

        
Во всем подслушать жизнь стремясь,  
Спешат явленья обездушить,  
Забыв, что, если в них нарушить  
Одушевляющую связь,  
То больше нечего и слушать.  

       Из  тесной кельи ученого Фауст рвется к жизни, природе, людям, хотя и знает, что в людях немало пороков.

        
Мы побороть не в силах скуки  серой,  
Нам голод сердца большей частью чужд,  
И мы считаем праздною химерой  
Все, что превыше повседневных нужд.  
Живейшие и лучшие мечты  
В нас гибнут средь житейской суеты.  

       Но  чем важнее противостоять этим слабостям и в себе и в других, тем нужнее поиски истины. Фаусту чужда мещанская самоудовлетворенность. Этим свойством Гёте наделяет Вагнера, помощника Фауста, ученого-книжника, склоняющегося перед авторитетами и мало связанного с реальной жизнью. «Несносный, ограниченный школяр!» — говорит о нем Фауст раздраженно. Вагнер — «форма», т.е. нечто завершенное, замкнутое, остановившееся в своем развитии, Фауст — «бесформенное», т. е. открытое, развивающееся. Вагнеру безразлично то, что волнует Фауста; сам он мало о чем тревожится.

       Фаусту  не нужна такая ученость, он не может  жить, оставаясь вне жизни. Как  и Вертер, он приходит к мысли  о самоубийстве, — но в отличие  от Вертера вовремя оставляет  эту мысль. Разочарование для  Фауста не безысходный тупик, а стимул к поискам истины.

       Фаусту, в отличие от Вагнера, хорошо среди  народа, что показывает сцена «У ворот»:  

       «Здесь  вновь человек я, здесь быть им могу!» [1, c.64].  

       Крестьяне приветствуют Фауста, благодаря за помощь, которую он оказывал им как  лекарь. Они видят в нем друга. А Фауст думает о своем долге перед ними.

       Следующая сцена — «Рабочая комната Фауста»  — содержит важное обобщение о  самой сущности жизни. Герой, погруженный  в раздумье, раскрывает евангелие  и начинает переводить его с древнегреческого. «В начале было Слово», — формулирует он, переводя логос как слово. Но деятельная натура Фауста не может принять ни эту формулу, ни ее вариант: «В начале Мысль была». Он находит другой, поскольку слово логос имеет несколько значений: «В начале было Дело»: Дело, деяние, труд — Фауст знает, что без этого нет человека, нет жизни людской.

       Именно  в этой сцене перед Фаустом  появляется Мефистофель. Фауст заключает  с чертом договор, чем завершается  первый этап его исканий. Гёте заметно  углубляет здесь конфликт, намеченный в «народной книге». Его Фауст  идет на сделку с Мефистофелем не только потому, что движим жаждой полноты  бытия, но и потому, что чувствует  ответственность перед людьми:  

С тех пор  как я остыл к познанью,  
Я людям руки распростер.  
Я грудь печалям их открою  
И радостям — всему, всему.  
И все их бремя роковое,  
Все беды на себя возьму.  

       В трагедии обусловлено: Мефистофель должен дать Фаусту момент полного удовлетворения жизнью и собой, когда бы Фауст мог воскликнуть: «Мгновение, повремени!» Только в этом случае Мефистофель завладеет душой Фауста, потому что тогда подтвердится его уничижительное мнение о человеке как о жалком существе, — и выиграет пари, заключенное с Господом.

       Но  Фауст не может остановиться в  своих исканиях; он всегда будет  идти вперед. Мефистофель же станет ему и помощником, и помехой  на этом пути.  
Тут перед нами новое противопоставление Фауст — Мефистофель.

       «Не будет также ошибкой, - замечает Н.С. Лейтис, - видеть в Фаусте и Мефистофеле две стороны единой натуры человека: вдохновенный энтузиазм и насмешливую трезвость. Не случайно Гёте дал Мефистофелю немало собственных мыслей» [4, c.26]. «У Фауста в роли двойника выступает его прошлая жизнь (то есть как бы Фауст Первый), а, точнее, знание и память о напрасно прожитой им первой жизни со своим утвердившимся в ней образом, который выступает как негативный вариант его существования, в отдалении от которого на возможно большую дистанцию Фауст Второй видит свою задачу в жизни №2. Определенным двойником, правда, можно назвать и Мефистофеля, олицетворяющего некоторые качества самой сути Фауста, на что неоднократно указывалось исследователями, - таким образом, Фауст имеет как бы двух двойников, наложенных друг на друга - глубина подобной ретроспекции может быть, очевидно, и больше. Так, сам Фауст заявляет: "Но две души живут во мне,/ И обе не в ладах друг с другом" [1, c.437], имея в виду свою реальную и идеальную раздвоенность» .

       После получения второй, данной  волшебством, жизни начинается история любви Фауста и Гретхен. Вот, наконец, та боль и нега, тот угар страсти, о которых мечтал Фауст. Гретхен – самый поэтичный, светлый из созданных Гёте женских образов. Простая девушка из небогатой бюргерской» семьи, она изображена как безыскусное дитя природы, как прекрасный «естественный человек», каким мыслили свой идеал просветители. Ее детская непосредственность восхищает Фауста, рефлектирующего человека нового времени. «Как неиспорченна, чиста», — восторгается он. Сюжет тут как будто начинает приобретать черты классической комедии на любовную тему. Но комедия быстро оборачивается трагедией.  Несчастная попадает в тюрьму, ее ждет казнь. Из тюрьмы ее пытается высвободить Фауст с помощью Мефистофеля, но Гретхен отталкивает его, будучи уже безумной. Так завершается первая часть трагедии.

       Фауст понимает, что виновен в гибели Гретхен, и это заставляет его  еще сильнее чувствовать свою ответственность. Возмужавшим он поднимается  на новую ступень странствий, развивающихся  во второй части трагедии в сфере  общественной жизни. Изображение выходит  здесь за пределы конкретных места  и времени и получает широкий обобщенный смысл.

       Во  второй части темой поэмы становятся судьбы и перспективы человечества, временем действия — вся история  и Вечность, местом — вся Земля и Вселенная.

       В акте первом Фауст и Мефистофель  попадают ко двору германского императора, и Гёте заставляет Фауста, при виде зрелища прогнившего двора, обратиться к мысли о реформах, а Мефистофель  предлагает выпустить бумажные деньги под залог подземных богатств страны.

       Разочарование, утрата надежды на возможность реформ пробуждают в Фаусте желание уйти из средневековья к античности и  подарить современности гармонию последней.

       В акте третьем Фауст с помощью  Матерей (так назвал Гёте придуманных  им фантастических персонажей, якобы  пребывающих в просторах Вселенной  и держащих в своих руках начала всего сущего) вызывает из небытия  Елену Прекрасную, героиню античного  мифа о Троянской войне, и женится  на ней. Любовь Фауста к Елене —  это уже не пламя сердца, какой  была его любовь к  
Гретхен, а скорее отзвук мысли.

       Весь  этот эпизод представляет собой отражение  и переоценку увлечения античностью, пережитого просветителями. Но античность не могла заслонить собой проблем  современности.

       Брак  Фауста и Елены недолог. Человеку дано жить только в ту эпоху, когда  он рожден. Союз Фауста с Еленой не мог  быть прочным и потому, что она  — воплощение гармонической успокоенности, он же — весь беспокойство, весь в  земной жизни, полной противоречий.

       Фаусту  ничего не остается, как вернуться  из мира иллюзий в покинутое им средневековье. В четвертом акте мы снова видим его при дворе  императора, грезящего войной, с  которой Фауст не желает иметь  ничего общего. Мефистофель предлагает сделать его генералом, но Фауста это нимало не соблазняет. «Мне вовсе не к лицу высокий сан/ В таких делах, где я совсем профан» [1, c.292],—отвечает он. Взамен ему приходит на ум иное дело:  

Валы ревут, кипят  – и снова с мели  
Они уйдут, без пользы и без цели.  
В отчаянье и в страх меня привел  
Слепой стихии дикий произвол.  
Но сам себя дух превзойти стремится:  
Здесь побороть, здесь торжества добиться!…  
И план за планом встал в уме тогда;  
Я с наслажденьем чувствую отвагу:  
От берега бушующую влагу  
Я оттесню, предел ей проведу  
И сам в ее владенья я воду! [1, c.289]