Авторство
«социальной модели» (иногда ее обозначают
как «интерактивную модель», или «модель
взаимодействия») принадлежит главным
образом самим клиентам социальных служб,
начавшим во многих странах постепенно
объединяться в различные ассоциации
и движения. В фокусе этой модели находится
взаимосвязь между отдельным человеком
и окружающей его средой (в том числе обществом),
причем ограниченные возможности не рассматриваются
как часть человека и как его вина: человек
может стараться ослабить последствия,
вытекающие из его проблем, но ощущение
ограниченности своих возможностей вызвано
главным образом позицией и поведением
других людей и барьерами, существующими
в окружающей среде (архитектурой, социальной
организацией и психологическим климатом,
в том числе стигматизацией и инвалидизацией).
Одна
из конечных целей социальной политики
и социальной работы связана с концепцией
независимой жизни, которая рассматривает
человека и его проблемы в свете его гражданских
прав, а не с точки зрения его личностных
и социальных трудностей, и ориентируется
на устранение физических и психологических
барьеров в окружающей среде с помощью
специальных служб, методов и средств.
Очевидно, что именно в сфере социальной
работы, предполагающей, по определению,
профессиональную поддержку, защиту и
помощь социально уязвимым и неблагополучным
категориям населения, должны быть предоставлены
условия для их социальной реабилитации,
адаптации и интеграции.
С другой стороны, независимая
жизнь представляет собой наличие альтернатив
и возможность выбора, который человек
может сделать при помощи социальных служб,
причем критерием независимости является
не степень его дееспособности и самостоятельности
в условиях отсутствия помощи, а качество
жизни в условиях предоставляемой помощи.
В свою очередь, понятие помощи включает
в себя ее характер, способ оказания, контроль
и результат.
Иногда
бывает трудно принимать помощь, но и не
менее трудно успешно ее оказывать. В связи
с вышеизложенным важны не только содержание
и технологии социальной работы, но и ее
психологическая окрашенность. Одним
из самых распространенных и, по-видимому,
наиболее адекватных для «помогающих
профессий» типа социальной работы и недирективной
консультативной психологии является
гуманистический подход (К. Роджерс и др.).
Согласно этому подходу, для нормального
существования человека, что предполагает
формирование его высокой самоценности,
необходимы активизация внутренних ресурсов
позитивного развития личности («личностного
роста»), гуманность и возможность выбора.
С другой стороны, с позиций экзистенциальной
психологии одним из важнейших стремлений
личности является обретение смысла своего
существования, и для человека важнее
не то, что с ним случилось, а свое отношение
к случившемуся (В. Франкл).
С
этой точки зрения весьма важной задачей
социального работника является перевод
клиента из позиции объекта социального
воздействия (социальная и личностная
пассивность, внешний локус контроля,
отказ от самостоятельного принятия решений
и зависимость, стереотипичность мышления
и поведения и пр.) в позицию способного
к саморазвитию, активного и креативного
субъекта социального воздействия7. В
рамках двусторонних отношений «социальный
работник -- клиент» последний должен быть
стимулирован на активный выбор в виде
самостоятельного принятия решений. Но
в условиях отечественной практики социальному
работнику гораздо легче принимать решения
самому, опираясь на существующие нормативы
и формальные критерии, что приводит к
возрастанию неуверенности клиента в
своих силах и его зависимости от социального
работника. Следует также отметить, что
с новейшей историей России связана такая
особенность значительной части менталитета
населения, как виктимность. Многие люди
ощущают себя жертвами «палача»-правительства
или конкретных его персонажей, демонстрируют
реакции агрессии или обиды и, в соответствии
с механизмами системного психотерапевтического
подхода, виктимизируют обидчика, вызывая
у него чувство вины и становясь, в свою
очередь, его «палачом» (яркая иллюстрация
-- «плачущие» премьер-министры, которым
население обычно «мешает работать»).
В
связи с этим социальным работникам принадлежит
жизненно важная роль в стимулировании
людей на достижение их целей и обеспечении
равного доступа к качественному и независимому
образу жизни в обществе, что, в свою очередь,
должно позволить социально уязвимым
категориям населения (а также людям, подвергшимся
тем или иным видам насилия) не чувствовать
себя психологически стигматизированными
и инвалидизированными жертвами. Наделение
клиентов необходимой для этого силой
включает в себя шесть ключевых элементов:
контроль и выбор, идентичность, участие
и консультирование, технология,
информация и ресурсы.
Конкретные усилия,
согласно «социальной модели», должны
быть направлены не только на помощь людям
в борьбе с их проблемами, но и на изменения
в обществе. Однако в отечественной практике
социальная работа сводится в основном
к сбору и первичному анализу данных об
индивидуумах и семьях с особыми потребностями
и распределению различных видов материальной
помощи -- денег, лекарств, еды, одежды и
т.д. В результате многие психосоциальные
потребности клиентов/семей часто удовлетворяются
не в полной мере, а их личностные ресурсы
не активизируются, что снижает возможности
социальной адаптации и реабилитации.
Кроме
того, в отличие от многих стран, в отечественной
теории и практике социальной работы фактически
отсутствует в целостном виде профессиональный
этический кодекс, в результате чего не
эксплицируются важнейшие профессиональные
ценности, в том числе антидискриминационная
направленность социальной работы (т.
е. борьба с эйджизмом, сексизмом, инвалидизмом
и пр.). Недостаточно развиты специализированные
практические направления и методы «социальной
терапии» для таких, например, ситуаций,
как пренебрежение детьми и насилие в
семье, утрата и горе, девиантное и делинквентное
поведение и пр., что частично обусловлено
своего рода социальной мифологичностью
и табуированностью данной тематики; практически
отсутствуют групповые формы социальной
работы, в том числе организация ассоциаций
клиентов со сходными проблемами и групп
самопомощи.
Эффективность
социальной работы (а также ее экономическая
рентабельность) снижается и из-за того,
что различные ее направления курируются
чуть ли не десятком различных министерств
и ведомств, имеющих свое собственное
финансирование: так, Министерство общего
и профессионального образования РФ занимается
детьми с учебными трудностями, Министерство
внутренних дел РФ -- несовершеннолетними
правонарушителями, Министерство здравоохранения
РФ -- больными, инвалидами и наркотически
зависимыми людьми, Министерство по чрезвычайным
ситуациям РФ -- людьми, пострадавшими
от природных и техногенных катастроф,
Министерство труда и социального развития
РФ -- социальным обеспечением и поддержкой
различных социально уязвимых групп населения.
Сферы деятельности и объекты частично
перекрываются (например, различными аспектами
медико-социально-педагогической реабилитации
детей-инвалидов занимаются как минимум
три из вышеперечисленных министерств),
однако говорить о целостном подходе и
межведомственном взаимодействии пока
еще рано, хотя в последнее время в этом
плане наметились определенные
позитивные тенденции и сдвиги.
Необходимо
отметить некоторые специфические аспекты
практической социальной работы с людьми,
которые можно условно обозначить как
«производственные вредности»: навязанность
общения, монотония и психическое пресыщение
из-за рутинности запросов и психологической
«типажности» объективно сложных клиентов,
невозможность эмоциональной разрядки
во время работы и необходимость всё время
быть «в форме» (психологическая несвобода),
большие объемы работы с вынужденным выходом
за пределы служебных полномочий, наконец,
постоянное соприкосновение с отчаянием,
болью, страданиями и горем других людей,
нередко воспринимающих социального работника
как персонификацию государства-обидчика.
Преодоление этих и других объективных
трудностей, а также низкой престижности
и малооплачиваемости социальной работы
требует от социальных работников высокого
уровня профессиональной мотивации, компетентности
и психологической устойчивости6.
Проблема
усугубляется тем, что стремительно развивающаяся
как профессия социальная работа испытывает
острый недостаток в квалифицированных
специалистах. Несмотря на то, что на сегодняшний
день подготовка и переподготовка социальных
работников осуществляются на базе примерно
80 государственных, а также большого числа
негосударственных образовательных структур,
из тридцати с лишним тысяч российских
социальных работников, как было отмечено
министром социальной защиты населения
РФ на декабрьской (1995 г.) Всероссийской
конференции по вопросам подготовки кадров
для социальной сферы, пока еще только
6% получили специальную профессиональную
подготовку. Обычно сотрудники социальных
служб имеют какое-либо высшее образование
(чаще всего гуманитарное) плюс прошли
курсы переподготовки, в наиболее распространенном
варианте носящие краткосрочный характер
и ориентированные главным образом на
организацию, финансирование и менеджмент
социальных служб. Еще более остро эта
проблема стоит в отношении сотрудников
негосударственных благотворительных
организаций, занимающихся, по сути, социальной
работой.
Подготовка
специалистов в области социальной работы
официально была учреждена в нашей стране
вместе с введением специальности и начала
осуществляться в 1991--1992 гг. В государственном
образовательном стандарте представлены,
на первый взгляд, все необходимые для
качественной подготовки специалистов
дисциплины, как общеобразовательные,
так и специальные. Однако в условиях отсутствия
целостного подхода в методологии самой
социальной работы процесс обучения принимает
эклектичный характер и не обеспечивает
должного уровня междисциплинарных взаимосвязей.
В
образовательных программах для социальных
работников и в самом учебном процессе
отсутствует такой компонент, как подготовка
к работе в многопрофильных бригадах (командах),
не предполагается проведение междисциплинарных
конференций и семинаров, что отражает
межведомственную разобщенность в существующей
практике социальной работы и не позволяет
реализовать принципы системно-целостного
подхода. Наконец, учебные планы, программы
и сам процесс обучения носят академизированный
характер, и удельный вес тренинговых
занятий по отработке психосоциальных
технологий работы с различными типами
случаев, а также полевой практики чрезвычайно
низок.
Глава 2. Современной
состояние проблемы профессионального
риска в России и зарубежом
2.1.
Факторы профессионального риска
Анализ
формирования в России системы обязательного
социального страхования от несчастных
случаев на производстве и профессиональной
заболеваемости свидетельствует о том,
что на начальном этапе ее становления
(1999-2002 гг.) в общих чертах удалось обеспечить
реализацию компенсационной функции.
Что касается двух других - превентивной
и реабилитационной, то их еще только предстоит
"отработать".
В
этой связи следует выделить ряд моментов.
В частности, в России выявляется крайне
мало профессиональных заболеваний по
сравнению с развитыми странами, где уровни
профессионального риска ниже, а системы
управления безопасностью и гигиеной
труда выгодно отличаются по уровню эффективности
от соответствующих отечественных показателей
и характеристик. Например, уровень вновь
выявляемых (новых) случаев профессиональных
заболеваний в Австрии, ФРГ, Финляндии
и США в 90-е годы составлял 30-60 случаев
на 10 тыс. рабочих, что в 30-50 раз больше,
чем в России.
Понятно,
что последствия "недовыявляемости"
профессиональной заболеваемости чрезвычайно
опасны, поскольку заявляют о себе внезапно,
заставая "врасплох", как трудно предсказуемый
сход снежной лавины. Поэтому специалистам
и соответствующим организациям следует
предусмотреть предупредительные меры,
попытаться заблаговременно взять "процесс"
под контроль.
Сегодня
одной из актуальнейших в мире является
проблема увеличившегося риска раковых
заболеваний. В настоящее время идентифицировано
около 350 химических веществ-канцерогенов,
с которыми люди сталкиваются на работе.
В странах ЕС около 16 млн. человек (или
более 10% работающих) подвержены влиянию
вредных факторов, включающих, в том числе,
и канцерогенные вещества; в США ежегодно
выявляются около 20 тыс. случаев онкологических
профессиональных заболеваний. В России,
где численность занятых в неблагоприятных
условиях труда значительно выше (около
30% всех работающих), случаев выявленных
онкологических заболеваний с диагнозом
"профессиональное" - считанные единицы.
Учитывая
широкое применение химических веществ,
в том числе и на небольших предприятиях,
в лабораториях и мастерских, представляется
целесообразным определить нормативный
порядок ведения хозяйствующими субъектами
реестров использования токсичных и особо
вредных веществ.
2.2 Возможные пути решения
проблемы снижения профессионального
риска
С учетом международного
опыта представляется целесообразным
создание системы превентивных мер, направленных
на снижение уровней профессиональных
рисков, в том числе: