Фонологические концепции Л. В. Щербы и их развитие в современной лингвистике

В своей диссертации «Русские гласные...» Щерба остановился и на вопросе о неделимости фонемы. Поводом для этого ему послужили наблюдения за акустическим характером отдельных гласных, в частности гласного «а» из слова ад. Хотя Лев Владимирович пользовался с нашей современной точки зрения примитивными приборами, ему удалось показать, что этот гласный состоит из шести следующих друг за другом и различающихся в акустическом отношении элементов. И тем не менее для русского языка и для его носителей этот гласный представляет собой одну единицу, одну фонему, но только потому, что со смысловой точки зрения подобные звуковые единицы никогда не членятся в русском языке.

Н. С. Трубецкой в «Основах фонологии» (М., 1960) тоже начинает фонологический анализ с вопроса о разложении сложных фонологических единиц на далее неделимые единицы — фонемы (при этом он цитирует соответствующее определение фонемы Щербы).

Однако вследствие того, что в качестве фактора, обусловливающего членение, Трубецкой принимал противопоставление, то есть тот же фактор, который, по его мнению, действует при парадигматической идентификации фонемы, его последователи и не заметили чисто лингвистического характера проблемы сегментации речи и не уделили ей достаточного внимания. Более того, можно сказать, что в фонологии фактически считалось, что сегментация речи задана ее артикуляторно-акустическими характеристиками.

Ставшие широко известными в последние годы результаты электроакустических исследований полностью подтвердили наблюдения Щербы и указали на то, что сегментация на отдельные звуки по физическим или физиологическим признакам невозможна и что членение на фонемы — это результат лингвистического членения. Благодаря этому более чем через полвека после Щербы проблема сегментации стала вызывать неподдельный интерес фонологов. Достаточно сказать, что на 8-м Международном фонетическом конгрессе, состоявшемся в 1971 г. в Монреале, этой проблеме были посвящены не только два доклада, представленные советскими фонологами, но и доклад главного редактора международного журнала «Phonetica» г. Пильха.

Большое значение имела для дальнейшего развития теории фонемы отчетливая формулировка, которая показывала различия между понятиями фонемы и оттенка, основывающегося на чисто функциональном критерии. Она делала упор на тот факт, что единство оттенков одной фонемы обусловлено не их фонетическим сходством, а невозможностью различать слова и формы слов в данном языке. В этой связи хотелось бы отметить, что Щерба, очевидно, понимал, что это не легко будет принять его читателю. Ведь А. И. Томсон, выдающийся русский фонетик начала XX в., утверждал, что разные по характеру «к» потому осознаются как один и тот же согласный, что они более сходны между собой, чем с «т» или любым другим согласным. Поэтому Щерба не ограничивается ставшим впоследствии хрестоматийным примером с двумя «е» в русском и французском языках, а приводит еще семь примеров, которые показывают, что одно и то же звуковое различие может находить в разных языках разное фонологическое значение.

Впоследствии, когда Щерба прочел в «Руководстве к фонологическим описаниям» Трубецкого следующее правило: «Если два акустически или артикуляторно родственные между собой звука какого-нибудь языка никогда не встречаются в одном и том же звуковом окружении, то они являются комбинаторными вариантами одной фонемы», — он подчеркнул слово «родственные» и написал на полях: «плохо!». Сам Щерба был убежден в том, что не акустическое сходство, а чередование в пределах одной морфемы объединяет два звука, находящихся в отношении дополнительной дистрибуции, в одну фонему.

Нужно, кроме того, подчеркнуть, что Щерба считал основной функцией фонемы не различительную способность, а хотя бы потенциальную возможность быть связанной со смыслом. Об этом свидетельствуют следующие обстоятельства: 1) определение фонемы в «Русских гласных...», которое гласит: «Фонемой называется кратчайшее общее фонетическое представление, способное ассоциироваться со смысловыми представлениями и дифференцировать слова»; 2) следующие слова из «Очередных проблем...»: «В языке утилизируются звуки не просто как физические или физиологические явления, а как элементы языка, имеющие или по крайней мере могущие иметь значение»; 3) формулировка, которую мы находим во введении к «Грамматике русского языка»: «Лингвистическая природа отдельных звуков речи и определяется тем, что каждый из них может что-то значить в данном языке, и термин фонема введен именно с целью подчеркнуть это обстоятельство».

Хочется указать на то, что и в нашей лингвистике, не говоря уже о зарубежной, до сих пор не уделяется достаточное внимание плюсам последовательно лингвистической трактовки фонемы, какой она предстает перед нами в теории фонемы Щербы. А вместе с тем она и сейчас является единственной теорией, которая ни при синтагматической, ни при парадигматической идентификации фонемы никогда не отступает от лингвистических критериев.

Анализируя изменения гласных после мягких согласных, Лев Владимирович останавливается на лингвистической значимости так называемых переходных звуков.

Во-первых, он замечает, что «наше восприятие „мягкости“ согласных перед a, o, u обуславливается главным образом среднеязычным элементом гласного, а при p, k в начале слова исключительно только этим элементом». По существу, речь идет о соотношении фонологически важного признака и его реализации; сейчас нам известно, что вопрос этот и сегодня имеет и теоретическое, и практическое значение.

Во-вторых, он говорит о значимости переходных звуков в процессе фонетической эволюции языков, то есть указывает на потенциальные «слабые точки» звуковой цепи, переосмысление функциональной нагрузки которых может привести к фонемному сдвигу.

В-третьих, он указывает на различные степени изменения общей картины гласного под влиянием переходных участков: обладающий небольшой длительностью u в соседстве с мягким согласным (лют, тюк) не идентичен гласному в соседстве с твердым согласным (пуд), поскольку «язык не успевает принять вполне нужного положения». Более длительные гласные, наоборот, всегда содержат характерный участок, и можно сказать, что эти исследования Л.В. Щербы не позволяют делать умозрительных заключений о «симметричности» (или «пропорциональности») звуковых изменений, давая в пример подробный анализ каждого факта в отдельности.

При описании изменений безударных гласных языковед касается вопроса определения фонемного состава слова. Говоря о том, что в безударной позиции невозможны «o» и «e», а также a после мягкого и «j», он замечает: «Как мне однако кажется, их нет не только в произношении, но и психологически, то есть в намерении». Эти мысли Льва Владимировича, имеющие непосредственное отношение к проблеме соотношения фонемной программы слова и ее реализации, сейчас как никогда актуальны! Здесь же он говорит и о значении морфологических факторов в этой ситуации: «‹…› в коренных морфемах, я думаю, не существует ни неударенного «a» после палатализованных, ни неударенного «o»; однако в окончаниях дело обстоит иначе». Известно, что характеристики морфологически нагруженных частей слова (например, флексий) - актуальный вопрос и для современного языкознания, поскольку именно эти участки звуковой цепи непосредственно выполняют различительную функцию. Это приводит многих исследователей к мысли о том, что фонетические характеристики здесь должны быть иные, чем в фонетически сходных ситуациях, где, однако, нет морфологической нагруженности звука. Л.В. Щерба различает, с одной стороны, звуковую реализацию таких слов, с другой - психологическую интерпретацию их в специальных случаях: в словах сало, дыня, по мнению Льва Владимировича, в медленном произношении реализуются соответственно [o] и [a], тогда как в словах много, знамя - [a] и [e].

Анализ безударных гласных интересен сегодня и с чисто фонетической точки зрения: сначала он говорит о том, что дифференциация слогов по силе - одна из причин большой качественной вариативности гласных, однако, после рассмотрения реальных звуков, мы встречаем не только сомнение в значении интенсивности (силы) для качественных изменений, но и следующее недвусмысленное заявление: «непосредственной причиной качественного изменения наших неударенных гласных является их количественная редукция».

Различая две степени редукции для /а/ (соответственно обозначаемые Л.В. Щербой как [Λ] и [a]), он не выделяет этих степеней для других гласных, однако обращает особенное внимание на безударные [æ] и [у] в словах типа тая, таю и т.д. Говоря об [æ], Лев Владимирович сетует на то, что «гласный этот совершенно не поддается исследованию, так как при попытках его выделить он сейчас же проясняется». Дифтонгоидный характер этого гласного хорошо прослеживается сегодня на динамических спектрограммах, а фонематическая сущность его - предмет современных нам дискуссий.

Кроме качественных изменений, зависящих от редукции, Лев Владимирович упоминает также и о назализации[7] гласных и о возможности их оглушения.

Л.В. Щерба уделяет большое внимание принципам понимания физиологических механизмов речеобразования: включения переходных участков в длительность гласного, разные принципы при определении начала и конца гласного в соседстве с глухими согласными (начало гласного определяется началом голосовых колебаний, конец же - другими признаками), учет разных признаков (ртовые, носовые и голосовые колебания, угол подъема кривой, величина задержки одних колебаний по отношению к другим и т.д.) - все это основывается на понимании тонких структур производства звуков в речевой цепи.

Нельзя не обратить внимание на основной результат измерений длительности гласных, а именно, на установление факта регулярных различий между ударными и безударными; «ударенные гласные в среднем в 1.5 раза больше неударенных». Констатируя этот факт, Л.В. Щерба не ставит, однако, под вопрос динамический характер русского словесного ударения, считая длительность лишь сопутствующим его признаком. Сегодня оценка этих признаков несколько иная: из многочисленных экспериментально-фонетических данных видно, что длительность гласного в большей степени связана с его ударностью (безударностью), чем сила; это подтверждается и объективными характеристиками, и восприятием, а также практикой синтеза речеподобных сигналов и автоматического распознавания речи. Заметим, что языковед пришел (в более поздних своих работах) к интересным выводам относительно сложной природы русского словесного ударения, в реализации которого большую роль играют не только длительность и особое качество гласного, но и характер начала ударного гласного (что может быть сегодня соотнесено с характеристиками слоговых контрастов в ударных слогах).

Тонкий анализ реальных характеристик звучащей речи позволяет лингвисту продемонстрировать целый ряд сложных явлений. Так, оказывается, что хотя «длительность дифтонгов ‹…› во всех положениях значительно превышает длительность простых гласных», это относится не ко всем сочетаниям гласных с j: ыj очень мало отличается по длительности от ы, что касается ij, то «в обыкновенном произношении синий и сини (от существительного синь) не отличается». Таким образом, фонетическая реализация одной и той же фонемной модели (гласный + j) зависит от характеристик этого гласного, и здесь, в этой нерегулярности фонетических реализации, мы можем видеть потенциальное ядро фонетических изменений, не обусловленных функциональными характеристиками звуков, но провоцируемых их материальными свойствами: закрытый характер гласных /i/ и /ы/, с одной стороны, и близость артикуляционных свойств этих гласных со свойствами /j/, приводят к своеобразному упрощению звуковой последовательности, так что бифонемность [ij], [ыj] выводится нами не из собственных фонетических характеристик сочетаний, а из знания грамматической функции их.

Необходимо обратить внимание на то, что многие из вопросов, казавшихся Л.В. Щербе важными и требующими детального анализа, возникли перед ним именно потому, что он рассматривал фонетическую форму в неразрывной связи с языковой функцией звуков. Последовавшие десятилетия показали, что пренебрежение фонетической формой во имя строгой «функциональности» лингвистического исследования приводит к печальным последствиям: в этих случаях лингвист либо вовсе отказывается обращаться к звуковой субстанции, считая ее необязательной формой реализации языка, либо каждому функциональному явлению гипотетически приписывает обязательную фонетическую форму. И то, и другое, мешает такому лингвисту понять, насколько необходим анализ звуковых характеристик языка; щербовский подход, как показывают десятилетия, прошедшие со времени выхода его книги, оказывается единственно приемлемым в тех случаях, когда целью лингвистического исследования становится не еще одна очередная красивая схема, а реальное применение наших знаний о языке. Известно, что так называемые прикладные аспекты любой теоретической науки предполагают адекватность теоретической модели тому объекту, который исследуется. В случае фонологического описания щербовский подход к звуковым характеристикам оказывается наиболее продуктивным и практически - в решении проблем обучения и реабилитации речи и слуха, проблем автоматического распознавания речи и построения функциональной модели общения при помощи звучащей речи.

Заканчивая рассмотрение основных фонологических идей Л. В. Щербы, хочется вспомнить и то немногое, что можно найти у него относительно диахронической фонологии. В «Русских гласных...» им было высказано такое положение: «Вообще говоря, фонетическая история языка, в известной части, сводится, с одной стороны, к исчезновению из сознания некоторых фонетических различий, к исчезновению одних фонем, а с другой стороны, к осознаванию некоторых оттенков, к появлению других новых фонем»

Интересно отметить и то, что в статье «К личным окончаниям в латинском и других италийских диалектах» Щерба отвергает фонетический путь развития и отдает предпочтение морфологическому, о чем подробно писал В. В. Виноградов.