«Портрет Антонии Сарате» Франсиско Хосе де Гойя

В 1799 г. Гойя опубликовал  свои Капричос (исп.http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D1%81%D0%BF%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D0%BA Los Caprichos - причуды) – серия офортов, которые являются сатирой на политические, социальные и религиозные порядки. Самой известной работой серии является «Сон разума рождает чудовищ». Эта серия из 80 гравюр в офорте со своим антиучредительным тоном и своей сатирической критикой популярных предрассудков, невежества, суеверий и пороков, которые показывают драматические перемены в жизни художника, ставшего глухим. Общий дух их сам Гойя прекрасно выразил в комментарии к одному из листов: «Мир - это маскарад... Все хотят казаться не тем, что они есть, все обманывают, и никто себя не знает».⁸

Испанское общество XVIII века развивалось под сильным влиянием идей Просвещения. Деятели Просвещения считали, что разум является определяющим началом в жизни каждого человека, и напрямую связывали с ним поведение людей. Однако Гойя, как и большинство его соотечественников, не мог не видеть, что в реальной жизни разум никогда не играл определяющей роли. Испанское общество разъедала коррупция, королевский двор был скопищем тупых, привилегированных хамов, вокруг были маски, под которыми скрывались неприглядные личины. Трезво и внимательно посмотрев на мир, Гойя увидел царящие вокруг ложь, ханжество, тупость, суеверие и запечатлел их. В серии офортов «Капричос» Гойя создал сатиру на общество, зло посмеялся над церковью и высшим светом, человеческими слабостями и пороками.

Серия «Капричос» открывается злой сатирой автора на самого себя автопортретом Гойи, в котором не осталось ничего, кроме ухарства и горячности, свойственных художнику в молодости. Большая тяжела голова, мрачное немолодое полное сарказма лицо, настороженный взгляд глаз, смотрящих из-под нависающих век, - на нас смотрит уставший, много повидавший и много передумавший человек. Очень интересно такое понимание художника самого себя - простолюдин, который своим трудом и талантом выбился в высший свет, и постоянно вынужден льстить своим господам.

Очень интересны надписи, которые сделал художник к своим офортам. Например, в одном из них он высмеивает несоответствие поведения дамы почтенных лет своему возрасту: «Она прихорашивается - и очень кстати. Сегодня день ее рождения, ей исполняется семьдесят пять лет. К ней придут подружки», а вот - недоумение художника по поводу веры простолюдинки во всякие абсурдные приметы: «Зубы повешенного - чудодейственное средство для всякого колдовства. Без них ничего толкового не сделаешь. Жаль, что простонародье верит этим бессмысслицам».⁹ Офорт номер 43, который называется «Сон разума рождает чудовищ» выражает основную мысль всей работы. На нем изображен человек, вздремнувший за рабочим столом, над которым глумятся летучие мыши, совы, которые олицетворяют грязь, невежество и злобу. Основная мысль Гойи здесь - когда разум человекам бездействует, в жизни господствует начало иррациональное, только пробуждение разума заставит исчезнуть эти чудовища.¹⁰

На многих офортах Гойи изображены не только скорчившиеся старухи, голые  ведьмы, злые собаки, но и тела с ястребиными головами, уродцы. Всё это производит впечатление буйства терзающейся плоти вместе с полным отсутствием разума. На некоторых офортах даже легко узнать сцены из мест, недоступных воображению простых смертных - Гойя заимствует сюжеты из обезумевшего мира сновидение и ночных кошмаров, призрачного царства, населенными полулюдьми. Все это напоминает странные сцены из ада, который скрыт в душе.

В Испании в это  время развивались весьма печальные  события, для испанской монархии приближались последние дни. В 1807 году разыгралось при Мадридском дворе первое действие тяжелой семейной драмы. Этот момент показался удобным Наполеону для захвата Испании и присоединения ее к «блоку» латинских держав. Испания была внезапно наводнена французскими войсками - под предлогом борьбы с англичанами. С этого момента планы Наполеона были направлены к тому, чтоб заманить всех представителей испанского королевского дома во Францию и там им продиктовать свои указы. Однако Испания в целом была до фанатизма предана своим королям. В этой «религии» народ поддерживало и всесильное духовенство, видевшее в каждом французе чудовищного безбожника. В результате 1 мая 1808 года в Мадриде началась резня. Пришельцы одержали верх, и мятеж был на сей раз подавлен, особенно после того, как во весь следующий день перестреляно в тюрьмах огромное количество народа, Зверские сцены подавления Майского мятежа увековечены Гойей в двух знаменитых, но неудачных картинах мадридского Прадо.¹¹

Вся страна поднялась, как один человек, и начались те ужасные годы кровавого сопротивления, которые сломили могущество французов, но и ослабили вконец Испанию. Главнейшим эпизодом мрачной эпопеи была знаменитая защита Сарагосы, осаждаемой армией маршала Ланна. Этот город нашел средства защищаться в продолжение долгих дней против многотысячной, отлично руководимой армии. Защищали Сарагосу не одни мужчины, но и женщины с детьми. А одна героическая девушка, увековеченная офортом Гойи, заменила при пушке канониров, перебитых вражеской картечью. Видел ли своими глазами Гойя все ужасы этой бойни или только узнавал о них от других (свое путешествие в Сарагосу и на родину - для устройства семейных дел, а также для написания портрета генерала Палафокса - Гойя совершил в октябре 1808 года, между первой и второй осадой города), во всяком случае, он был подавлен всем этим кошмаром. Несмотря на преклонный возраст (ему уже было за шестьдесят лет), его обуял священный гнев, красноречиво вылившийся в новой серии офортов, объединенных впоследствии под общим названием «Los desastres de la Guerra». Эта новая серия столь же потрясает своим жестоким, резким реализмом, сколько прежние своей фантастикой.

«Desastres» заключают собой огромное творение Гойи. Положим, им исполнено и после того еще не мало произведений: портреты, небольшие картинки (частью повторяющие сцены «Desastres» и «Caprichos»), картины для церквей (как и прежние, лишенные всякого религиозного смысла), серия офортов «Тауро-махия», в которой он оставил памятник своей страсти к бою быков; наконец, им сделано и несколько блестящих опытов в только что тогда изобретенной литографии. Однако все это уже не прибавляет чего-либо существенного к его характеристике - это лишь повторения прошлого Гойя.¹²

Затем Гойя по возвращении короля Фердинанда попал временно в опалу, сохранилось даже известие, что король нашел его «достойным петли». Одно время он принужден был скрываться как от клевретов правительства, так и от грубой черни, видевшей в нем изменника. Однако затем лукавый и тщеславный Фердинанд, понимавший значение Гойи как национальной гордости, «простил» ему и снова приблизил ко двору, но художник не чувствовал себя хорошо в этой атмосфере. Он, который видел двор Карла III, который в 1780-х и в 1790-х годах вращался в группе благородных политических деятелей, мечтавших об обновлении родины, не находит себе места в компании доносчиков и грабителей, разорявших страну, боровшихся с просвещением и издевавшихся над элементарными требованиями государственной честности.

В это время он знакомится с Леокадией де Вейс, женой предпринимателя Исидро Вейса, которая затем разводится с мужем. У нее родилась дочь от Гойи, которую назвали Росарита. Опасаясь преследований со стороны нового правительства Испании, в 1824 году Гойя вместе с Леокадией и маленькой Росаритой выехал во Францию, где провел свои последние четыре года жизни. В изгнании он пишет портреты своих друзей-эмигрантов, осваивает новую тогда технику литографии и делает серию, посвященную бою быков: «Бордоские быки», 1826 и картину «Молочница из Бордо» (1827-1928). К этому времени влияние Гойи на художественную культуру начинает приобретать общеевропейское значение. А имя Гойи - художника реалиста, смело выступавшего против реакционных сил современной ему Испании, стало знаменем борьбы испанского народа во время гражданской войны в Испании в 1933-1936 годах.

2. Портретная живопись Ф. Гойя

2.1. Портреты как отражение испанской действительности

Портреты Гойи ярко демонстрируют испанский уклад жизни того времени. В своих работах Гойя оценивает саму личности, невзирая на ее официальное положение, не испытывая почтения к сану и рангу. И чем дальше, тем все очевиднее идеалом его становится та «святая вольность», которую обожествляли первые романтики.¹³ Именно у Гойя в портретной живописи и появился новый человек со свободной волей и чувством собственного достоинства, характерный для эпохи французской революции.

Если говорить о парадных портретах знати, то если не знать, кого изображают эти картины, то едва ли можно догадаться, что это пресловутые испанские гранды, правнуки тех самых надменных, особ, тех чопорных, зашнурованных и расчесанных принцесс, которые позировали Веласкесу. И именно Гойя передал это фантастическое, выбившееся из нормальной колеи настроение в настойчиво им повторяемых сценах шабаша.

В большом портрете Карла IV и его семьи «Семья короля Карла IV» (1800, Прадо, Мадрид). Гойя создал грандиозный  по гримасе тип выродившейся породы людей. Здесь художник не побоялся раскрыть духовное убожество правителей Испании – весьма отталкивающее впечатление производят злобные, некрасивые лица. На данной картине можно увидеть великолепие красок, потоки золота, мерцания драгоценностей, которые лишь оттеняют заурядность и вульгарность тех, кто еще правил Испанией. Вышло так, что ни один политический пасквиль не может сравняться по производимому впечатлению с этой уничтожающей, если не ненамеренной, карикатурой. Такие король и королева должны были означать конец Испании как мировой монархии.¹⁴

Ни одна черта характера этой блестящей семьи не ускользнула от проницательного взгляда художника. Надменный, заносчивый человек в голубом камзоле старший сын короля, впоследствии тиран Фернанд VII. Рядом, отвернувшись от него, стоит его предполагаемая невеста, не получившая еще официального предложения. Королева Мария-Луиза, окруженная младшими детьми - в центре картины, а король стоит в стороне, повторяя ту ситуацию, которая сложилась в их жизни, весь его облик выражает почтение царственной супруге. За спиной короля сгруппировались другие менее значительные родственники. Очень возможно подражая Веласкесу и повторяя собственную манеру, зафиксированную в других его картинах, Гойя изобразил на заднем плане себя, прилежно работавшим над большим портретом.¹⁵

Только такой художник, как Гойя, ясно осознающий масштабы своего таланта и рискующим своим положением первого придворного живописца, мог отважиться написать правдивый портрет королевских персон. При внимательном рассмотрении становиться ясно, насколько реалистически, например, изобразил художник королеву Марию-Луизу. В портрете не заметно ни малейшего желания приукрасить модель, художник не упустил ни одной детали: двойной подбородок и толстая шея бросаются в глаза, так же, как грубое, почти вульгарное выражение лица; ее руки, которыми, как знал Гойя она восхищалась, считая их соблазнительно округлыми, кажутся слишком толстыми. По контрасту с ней ее младшая дочь, донья Мария Изабель, напоминает ангела, ее платье, драгоценности и глаза - такие же, как у матери, но она излучает нежность и обаяние юности, что свидетельствует не только о ее невинности, но и о неизменной симпатии Гойи к детям.

Однако здесь хотелось бы отметить, что именно в портретах Гойи наиболее ярко проявляется блестящий талант живописца. Гойя – великолепный колорист, им прекрасно написаны костюмы, великолепно подобранные по цвету. Краски на картинах художника то вспыхивают мерцающими бликами, то искрятся перламутовыми переливами, то греют своей теплотой, то отпугивают своим холодом.

«Портрет семьи короля Карла IV» завершает творчество Гойи XVIII века. В начале XIX века написаны «Маха одетая» и «Маха обнаженная», которых никто из серьезных исследователей теперь не связывает с именем герцогини К. Альба. Образ махи, девушки из народа, в любимом испанками национальном костюме, появляется еще в картонах Гойи; теперь маха выступает уже в роли Венеры XIX века. При сравнении с Венерами Тициана и даже с Венерой Веласкеса очевидно, как изменилось понимание красоты и поэзии в изображении обнаженного женского тела.¹⁶

«Маха» - это портрет неизвестной женщины. Ее красота и выразительность - красота неправильного, случайного и характерного. Во всем сказалось желание подчеркнуть индивидуальность образа - в напряженной позе, в устремленном прямо на зрителя взгляде, в одновременном сочетании интимности и холодности. Именно эта портретная индивидуальность образа сообщает ему жизненную непосредственность, которая отличает его от принятых академических норм с их отвлеченностью и условностью.

Художника в портретах этих лет все больше интересуют душевные переживания и настроения человека. Все внимание сосредоточено только на лице и глазах, способных выразить внутреннее состояние человека. Меньшую роль играют поза и жест. После портрета королевской семьи кажется неожиданным в парадном портрете образ племянницы короля герцогини де Чинчон. Гойя подчеркивает внутреннюю взволнованность, порывистость и неуверенность, встревоженное состояние молодой женщины, напоминающей испуганную птичку.

Восхищается художник и яркой внешностью, темпераментом и полнотой ощущения жизни в портрете Исабели Кобос де Порсель. Ее свободная энергичная поза, смелый взгляд, большая внутренняя сила и уверенность невольно заставляют вспомнить испанок-героинь, сражавшихся во время герильи (народной войны). Кстати, Исабель могла стать одной из них. Эффектная внешность молодой женщины выгодно подчеркнута красотой колорита: из-под черных кружев мантильи, собранной на светлых волосах и спадающей на плечи, просвечивает розовое платье.

В «Портрете Сабасы Гарсиа»  раскрывается трепетная одухотво-ренность поэтической натуры молодой женщины. Очень сдержанная внешне, с подчеркнуто прямой и несколько напряженной позой, она захватывает зрителя внутренней значительностью человека, способного не только к большим чувствам, но и к глубоким размышлениям.¹⁷ Этот портрет создан в минуту вдохновения, когда художником руководит одно чувство, один порыв, сообщающий его полотну непосредственность и жизненную выразительность. Строгий силуэт фигуры сочетается с большим пластическим чувством объема и напряженностью цвета. Этот портрет, один из лучших у Гойи, раскрывает новые черты его портретного творчества и знаменует появление наряду с портретом характера портрета настроения.