Современная наука и вненаучные формы знания

   Наличие  специфических   для   науки   норм   и   целей   познавательной деятельности,  а  также  специфических  средств  и  методов,  обеспечивающих постижение  все  новых  объектов,  требует  целенаправленного   формирования ученых специалистов. Эта потребность  приводит  к  появлению  «академической составляющей  науки»  -  особых  организаций  и  учреждений, обеспечивающих подготовку научных кадров.

   В процессе такой подготовки  будущие  исследователи  должны  усвоить  не только специальные знания, приемы и методы научной  работы,  но  и  основные ценностные ориентиры науки, ее этические нормы и принципы. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

3. Магия – как форма вненаучного знания 

Категория «магия» является наиболее сложным явлением и понятием, требующим глубокого научного исследования.

В научной литературе насчитывается множество определений магии. Мы

считаем целесообразным все определения магии разделить на две группы.

В первом случае магия является предметом исследования науки и изучается учеными самых разных специальностей и научных дисциплин. Ученый, как

правило, в своих исследованиях опирается или на собственные наблюдения и лабораторные опыты, или использует различные вторичные источники. У Дж. Фрезера и Б. Малиновского мы находим следующие определения магии.

Так, Дж. Фрезер считал, что «магия – это ассоциация идей, между которыми не существует реальной причинной связи; магия позволяет умному человеку доминировать над остальными».

В свою очередь утверждение Б. Малиновского сводится к тому, что «магия –

это специфическая  и уникальная власть, которая принадлежит только человеку и обнаруживает себя только в магическом искусстве, изливается человеческим голосом и передается волшебной силой обряда. Магия имеет три функции – производить, защищать и разрушать, и имеет три элемента – заклинания или песнопения, обряд и статус осуществляющего колдовство, он обычно проходит процесс очищения, который изменяет состояние его сознания».

Основатель феноменологической социологии П. Бергер сформулировал свое

понимание магии: «Магию можно определить как путь к сверхъестественному посредством погружения в предполагаемые “глубины” сознания самого индивида».

Далее обратимся  к определению магии, данному С. А. Токаревым. Под магией исследователь понимал «только те обряды, которые имеют целью непосредственного воздействия человека сверхъестественным образом на тот или иной материальный объект и которые не связаны при этом с анимистическими представлениями».

Современный исследователь М. Томпсон в монографии «Философия религии» считал, что магия – это «…переживание, при котором появляется

ощущение  единства, лежащего в основе всего, чувство разрушения всех обычных барьеров между собственной личностью и внешним миром, выхода за пределы нашего нормального осознания пространственных и временных ограничений». При этом специфика магии, по мнению  М.Томпсона, заключается в преодоление разделения между субъектом и объектом, маг сам становится объектом своего созерцания. Исходя из приведенных выше утверждений, можно сказать, что определение магии происходит при полном усвоении позиций самих субъектов. Таким образом, магия предстает исключительно как субъективно-психологический феномен, вне его связи с другими факторами, например объективными. Фактически во всех этих определениях допускается объективное существование некоей первопричины.

Ко второй группе мы отнесли высказывания, в которых магия определяется последователями этого феномена. По мнению последователя магии Алистера Кроули, магия, колдовство и волшебство – разные по своей сущности феномены. Магию он определяет, как «науку и искусство изменять жизненное пространство в соответствии с волей. Магия – наиболее логична и жестка, склонна к техногенности. И часто изначально ставит целью “рехтовку” окружающего под задачи оператора магического процесса».

Колдовство  же, по мнению А. Кроули, более приближенно к природе, более естественно. Если магию можно причислить к науке, колдовство ближе к искусству. Колдовство более мягко и самобытно. В свою очередь, волшебство он определяет как возникновение чуда как бы «само собой» –

из естественно проявленных пара нормальных свойств человека, который просто живет так, что чудо его сопровождает. Исходя из своих умозаключений, А. Кроули приходит к выводу, что магия более наукообразна и жестка, колдовство – более природно и мягко, а волшебство – рождается естественно из способностей человека. Следующее определение магии было предложено Куртом Кохом в его книге «Между Христом и Сатаной»: «Магия – это способность или, по крайней мере, попытка к познанию и управлению духовным миром, управлению людьми, животным и растительным миром, а также неживой материей при помощи потусторонних сил или мистических ритуалов».Из представленных выше дефиниций магии, очевидно, что гносеологический анализ этого феномена невозможен в отрыве от ее онтологической сущности. Иными словами, перед исследователем всегда будет возникать проблема истолкования магии. Нам представляется, что на уровне социально-философских обобщений магию необходимо определять в рамках более широкого социокультурного  контекста. Мы предлагаем следующее определение понятия «магия»: магия есть исторически обусловленный способ духовно-практического освоения действительности, основанный на вере в возможность сверхъестественного воздействия на объекты окружающего мира со стороны человека, овладевшего соответствующими знаниями. Отметим, что научное изучение этого феномена началось с исследования первобытной магии. В исследовании первобытного мышления можно выделить две точки зрения.

Первая  – это работы Л. Леви-Брюля, вторая – работы Б. Малиновского. Именно Л. Леви-Брюль стал автором  самого термина «первобытное мышление». Согласно его концепции, первобытное мышление принципиально ненаучно, нерациональной даже антирационально. Однако пользовавшись одно время огромным успехом данная концепция утратила свое влияние, так как не могла ответить на вопрос: каким образом возникли наука и рациональное познание и наше сегодняшнее рационалистическое мировоззрение? Это произошло потому, что мир «дикарей» оказался принципиально отделенным от нашего сегодняшнего рационального мира.

В противоположность Л. Леви-Брюлю и Б. Малиновский показал, что мир «дикарей» вполне рационален и полон научных или протонаучных оснований, без которых просто не могли бы практиковаться т.е сложные формы деятельности, которыми наполнена жизнь даже самых, казалось бы, примитивно организованных народов. Взять хотя бы выращивание культурных растений, которое было невозможно без наличия определенных знаний в области метеорологии, почвоведения, ботаники и пр. Вместе с тем этот мир был пронизан магией. Б. Малиновский выделил две «точки» соприкосновения магического мира и рационального мира в сознании первобытных людей: магия кризиса и магия сопровождения. Магия кризиса состояла в том, что человек прибегал к магии в кризисные моменты своей

жизни, когда не мог обнаружить рациональным путем выхода из кризисных

ситуаций, т. е. когда не мог управлять своей жизнью в этом мире, например

попав в  шторм, заблудившись в лесу, тяжко заболев и т. д. Человеку не оставалось ничего, как искать выход, обращаясь к духам. К магии сопровождения он обращался с большей регулярностью. Практически каждый значимый шаг, каждое сколько-нибудь значимое предприятие – сев, сбор урожая, закладка дома, морское путешествие и т. д. – сопровождалось магическими обрядами. При этом ни у кого не возникало сомнения, ставить ли на первое место расчет, а на второе – магию или, наоборот, сначала магию, затем – расчет. Именно на эту параллельность существования рационального и магического в сознании первобытных людей и обратил внимании исследователь. В последующие эпохи, вплоть до расцвета европейского модерна, мы находим то же самое сочетание религиозно-магических и рационально-научных подходов и процедур в мировоззрении и деятельности самых, казалось бы, передовых и рационально мыслящих представителей

человечества. Причем существовали они даже не параллельно друг другу, а в неразрывной связи, как, например, в алхимии или астрологии, где налицо было органичное сочетание этих самых двух подходов. Так, Мирча Элиаде писал о существовании, наряду с техническо-эмпирической, также космогонической и сотериологической, ориентированной на спасение души, на достижение высшего блага, функций алхимии. И произошедшее на заре Нового  времени  становление  химии, например, оказалось с точки зрения

содержания  не столько подъемом науки на новую ступень, достижением нового, более высокого уровня знания, сколько утратой магического содержания алхимии и выходом на передний план ее «научного», эмпирического компонента. Отметим, что становление современной науки повсюду, во всех областях жизни и деятельности, знаменовалось ее объективизацией и рационализацией, сопровождающейся утратой смыслообразующего магического компонента. «Одним из важнейших результатов

нашего  исследования, – отмечал Элиаде в статье «Вавилонская космология и алхимия», – является доказательство разложения древних “природных наук”, одновременно представлявших собой сотериологические техники и космогонические знания и превращения их в техники эмпирические. Когда утрачивается традиционный смысл определенной науки или практики, человек по-новому использует и оценивает материал знания. Существует закон сохранения материала, который лишь венчает закон разложения смысла, подразумевающий любые искажения, любую утрату или забвение некоего изначального значения... История умственной жизни человечества, отнюдь не будучи непрерывной эволюцией, пронизана ритмами упадка и отмирания основополагающих интуиции... и важнейшие этапы постепенного разложения одних ментальных синтезов, ни в чем не уступающих другим, последующим, могут быть реконструированы». И, тем не менее, претензии современной науки все объемлемы. Как считает Л.Г. Ионин, «довольны мы или не довольны ее результатами, склонность к магической постановке вопросов, к магическим действиям, для современного человека как бы априори предполагает отказ от научного познания и эмпирической

ориентации  в организации действия. Термины “магический”, “ненаучный” носят оценочный характер. “Ненаучный” означает “неполноценный”, “необязательный”, “не внушающий доверия”, “стоящий на низшей ступени в иерархии форм познания”». Современный язык, так же как современное рационалистическое научное мировоззрение, не предполагает возможной дополнительности или, по крайней мере, параллельности существования этих двух способов познания и деятельности. В этом смысле он отрицает и магию дикарей Б. Малиновского, и древнюю алхимию, как она изображается

М. Элиаде. Из мировоззрения человека этих эпох остаются достойными внимания только рационалистические «научные» элементы. Именно они, как правило выступают в роли протонауки. Все остальное – это «донаучное», т. е. неполноценное. Если же магическое каким-то образом вторгается в современную жизнь, оно уничижается как суеверие, слепая вера либо вообще как шарлатанство. Каждый из фактов проявления магического должен быть проверен наукой, т. е., по существу, разоблачен с позиций научного

рационалистического мировоззрения. Современное научное мировоззрение с необходимостью предполагает «разоблачение» магии. Считается, что сосуществовать они не могут.  Вместе с тем в современном обществе  как познание, так и организация деятельности не ограничиваются методами,

основанным     на принципах научной методологии. Наоборот, подавляющее большинство наших познаний и действий, реализующихся в жизни, зиждутся на нерефлексируемых приемах повседневного знания и деятельности, которые Г. Гар финкель называл «этнометодами» и которые, «с точки зрения структуры вывода и эмпирической обоснованности, не отвечают требованиям научной методологии. Но не только в ситуациях так называемой повседневной жизни, но и во множестве других контекстов – успешно практикуемые и общепризнанные методы познания противоречат требованиям, которые должны были бы предъявляться к ним, если бы они претендовали на статус научно обоснованных методов».

Подведем  итог вышесказанному. Наука – это творчество, которое не может

обойтись  без воображения, проявления которого сохраняются в ней и на уровне выдвижения гипотез, и на уровне построения концептуального аппарата. Творчество является основой любой духовной деятельности человека, следовательно, оно выступает в качестве связующего звена между научным и вненаучным познанием мира. Категория «вненаучное» не есть не-

кое вместилище для остатков бытия, которые не освоены научными методами. Бытие едино, в нем самом нет двух противостоящих друг другу сфер: научное и вненаучное. Они являются характеристиками одного и того же образования и неизбежно взаимопроникают друг в друга. Это порождает относительность критериев научности, известную схожесть между наукой и вненаучными формами сознания. Вненаучное всегда присутствует в

научном. Для осуществления научных решений проблем вненаучное не только нельзя обойти, оно – необходимо. Это, разумеется, не исчерпывающие доводы, которыми можно характеризовать соотношение науки и вненаучных форм знания. Важно, что ни одна вещь и ни одно явление не могут быть описаны целиком какой-то одной из этих парных

категорий; в каждой вещи и в каждом явлении присутствует и научное, и магическое, а значит, каждая вещь и каждое явление подлежит «ведению» и магии, и науки. Многие зарубежные и отечественные мыслители высказывали интересные суждения о магии, специально не занимаясь сущностью этого феномена. Определение магии претерпело генезис от наив-