Положение женщин в системе уголовного правосудия

На практике СУСы бывают разными. То, что мне довелось видеть, - настоящие тюремные камеры на четырех человек во Владимирской и Орловской женских колониях, помещение на 50 человек в Козловке (Чувашия), на 30 человек - в Нижегородской колонии. Строгость условий прежде всего проявляется в том, что прогулка ограничена, осужденные постоянно находятся в запертом помещении, могут быть понижены нормы питания в том случае, если не выполняется норма выработки, потому что на СУСе женщины тоже работают, чаще всего - вяжут сетки. Ну и, конечно, никаких льгот, никаких досрочных освобождений, пока не переведут на облегченные условия, а это почти недостижимо после СУСа.

Мы провели анкетирование  в одной из колоний на строгих  условиях. Мы получили 31 анкету. 10 человек  из анкетируемых находились в колонии  меньше года, 9 - между годом и двумя, 12 - свыше двух лет, точнее - между  двумя и четырьмя.

Все анкетируемые указали, что  были ознакомлены с ПВР ИУ [1 Правила  внутреннего распорядка исправительного  учреждения]. по прибытии в колонию, правда, частично. Трое указали, что им дали их прочитать; четверо приоткрыли тайну: "Ежедневно слушаем записи ПВР на магнитофоне". Это меня восхитило: видимо, в личное время им включают магнитофон с записью ПВР.

10 человек находилось  на СУСе не более 6 месяцев; 14 - до года, 7 человек - свыше года, среди них двое находятся здесь уже более трех лет.

Какие же нарушения надо допустить, чтобы оказаться в "крытой тюрьме"? Вот ответы опрошенных:

4 - за мат, причем об  этом "мате" мы слышали часто,

3 - за словесную ссору  с подругой,

2 - за драку,

3 - за кражу (причем  двое не признали совершения  кражи),

4 - за отказ от работы,

2 - за курение в неположенном  месте,

2 - за куплю-продажу,

2 - за членовредительство (попытка самоубийства),

3 - за пребывание в чужом  отряде,

8 - другое (в основном перечисляют нарушения в СИЗО),

7 - не дали ответов.

Это все упомянутые нарушения. Настолько ли они тяжелы, чтобы  подвергать нарушительниц строгой  изоляции, судите сами.

На вопрос об избиениях 14 человек ответили отрицательно, 10 человек  воздержались от ответа. Из шести ответивших "да" трое подверглись унижениям  со стороны персонала, два человека - со стороны сокамерниц, одна подчеркнула "другое".

Восемнадцать человек  не имеют нарушений на строгом, и, значит, у них есть шанс отсидеть здесь только 6 месяцев, девять нарушения имеют, и шансов выйти отсюда в зону у них меньше, три человека ответа не дали.

Возможности материального  обеспечения

"Ларек" - так называют  лагерный магазин, в котором  заключенный, согласно 88-й статье  УИК, может "...без ограничения  приобретать продукты питания  и предметы первой необходимости  по безналичному расчету за  счет средств, заработанных в  период отбывания наказания, а  также за счет получаемых пенсий  и социальных пособий". Ларек  - важная часть в материально-бедной  тюремной жизни. Здесь можно  купить и прокладки, и конверты - вещи, очень важные в тюремном  быту. В постоянной нехватке - чай, который является и денежным эквивалентом, курево, сладости и "мыльное" - мыло, порошок, зубная паста и т.д.

Альтернатива ларьку в  женской колонии - посылки и передачи от родных и близких, которых в  женских колониях не так уже много - половина женщин-осужденных не состояли в браке до заключения, у половины замужних браки распадаются за время  заключения [1 Потемкина А. Т. Осужденные женщины, отбывающие наказание в  ИК (По материалам специальной переписи осужденных 1994 г.). ВНИИ МВД России, 1997]. Так что, по самым оптимистичным оценкам, только четверть женщин имеет надежную, материальную связь с родственниками. Вещи и продукты, полученные таким путем, служат средством обмена, широко ходят по колонии, хотя это и запрещено. Но так как такого рода взаимоотношения являются естественной и здоровой потребностью человека, то довольно трудно перекрыть пути их осуществления.

"Общак" - широко распространенный вид взаимопомощи криминала по обе стороны решетки, опять-таки не распространяется на женщин - ведь женщины всего лишь периферия преступного мира.

Таким образом, отсутствие нормально  функционирующего магазина еще более  усугубляет страдания заключенных. Но в современном женском исправительном учреждении нормально работающий магазин - редкость. Даже в лучших учреждениях, где совестливое начальство реально  обеспокоено материальным благосостоянием  работающих осужденных, ему приходится всячески изощряться, чтобы привезти товары в колонию. Ведь за товар надо платить наличными или хотя бы безналичными деньгами, а деньги на счетах учреждений часто отсутствуют  вообще.

Условно-досрочное освобождение, отсрочка отбывания наказания, выезды за пределы исправительного учреждения

Женщины имеют больше юридических  прав на досрочное освобождение, чем  мужчины. То есть у них такие же возможности на получение УДО, но дополнительно к этому они  могут получить отсрочку отбывания  наказания в связи с уходом за детьми в возрасте до 14 лет.

Возможность отсрочки регламентируется статьей 82 УК РФ и статьей 177 УИК РФи распространяется на женщин, "осужденных на срок не свыше пяти лет за совершение тяжких и особо тяжких преступлений против личности". Соответственно, тех, кто совершил покушение на жизнь своих мужей, эта статья не затрагивает никаким образом - отсрочку им не дадут. Женщина может быть освобождена по отсрочке наказания уже в здании суда, но приговоренных к лишению свободы суд обычно такой милостью не балует. Даже в тех случаях, когда женщина беременна или уже родила ребенка в СИЗО, суд предпочитает отправить ее этапом к месту отбывания наказания и предоставить право решать судьбу ребенка и матери администрации колонии.

В колонии такая возможность  обычно предоставляется не ранее, чем  через полгода с момента прибытия осужденной, если вообще предоставляется. Тут это тоже процессуальная мера - судьбу женщины решает суд при  подаче ходатайства со стороны администрации  колонии. Раз администрация ходатайствует, значит в какой-то мере несет ответственность за поведение осужденной, получившей отсрочку, на воле. Осужденная должна доехать до дома (если жилья у нее нет, отсрочка предоставлена не будет), в трехдневный срок стать на учет в уголовно-исполнительной инспекции, после чего администрация колонии получает сообщение о судьбе осужденной. На самом деле, начальник колонии в какой-то мере остается ответственным за судьбу своей подопечной даже после предоставления отсрочки, и эта ответственность часто перевешивает здравый смысл и заботу о подрастающем поколении. Например, во время нашего визита в женскую колонию общего режима в Козловке летом 2001 года, мы узнали, что администрация вообще не использует данную меру.

Аналогично складывается ситуация с предоставлением отпусков или краткосрочных и долгосрочных выездов за пределы исправительного  учреждения. Эта гуманная мера, необходимая с точки зрения установления связей с близкими и социальной реабилитации заключенного, практически заблокирована подзаконными актами и циркулярами, а также привычной практикой. Опасение, что осужденная может не вернуться в срок - а тогда сама администрация учреждения должна предпринимать оперативные мероприятия по розыску и возвращению своей подопечной, - до такой степени довлеет над начальником колонии, что он старается всеми силами устраниться от решения этого вопроса.

Что касается предоставления условно-досрочного освобождения, то здесь  есть и другие негативные стороны. Например, нам часто случалось сталкиваться с ситуацией, когда "положительно направленная" осужденная, характеризующаяся  с лучшей стороны, особенно в плане  ее профессиональной пригодности, способности  к качественному выполнению разного  рода важных для учреждения работ, не получала своевременно УДО, а, наоборот, всеми силами удерживалась в учреждении. Иногда, когда от количества осужденных в смене зависит выполнение плана, администрация может тормозить  предоставление УДО и в массовом масштабе. С такими противозаконными, с точки зрения духа закона (букву  администрация всегда ухитрится  соблюсти), явлениями нам доводилось сталкиваться даже в воспитательных колониях для девочек.

Материнство

Потеря родительских, материнских  прав - один из главных вопросов женской  тюрьмы, если не самый главный. И  может быть, в этом одно из главных  отличий женщины-заключенной от заключенного-мужчины. Мысль о том, что где-то, а иногда и неизвестно где, растут дети, невозможность увидеть  их, помочь им в трудную минуту, невыносима для матери, даже совершившей уголовное  преступление.

Среди заключенных-женщин 80% - матери. Средний срок заключения в  России - 5,5 лет. Это длинная разлука, за время которой вырастают даже очень маленькие дети. Есть женщины (примерно 1%), которые попадают в  тюрьму на каком-то сроке беременности и становятся матерями здесь, в тюрьме.

Можно сказать, что им повезло, раз ребенок рядом. Но не тут-то было. Пока мать сидит в СИЗО, ребенок действительно с нею, но стоит матери переместиться в колонию, ребенка у нее отнимают и передают в так называемый ДМР (дом матери и ребенка), а на самом деле - просто детский дом, куда мать пускают только на пару часов в день.

Такова изуверская практика, сложившаяся на основе ГУЛАГовских опытов, закрепленная педагогикой советских времен. Иногда мне кажется, что страшные психологические травмы, наносимые и матери, и ребенку, так же как страшные камеры ШИЗО, запрограммированы каким-то садистом, заложившим или усовершенствовавшим такую тюремную практику.

Но главное - эта практика абсолютна незаконна!

Даже если мы заглянем в  первую часть статьи 100-й УИК, регламентирующей "особенности материально-бытового обеспечения осужденных беременных женщин, осужденных кормящих матерей и осужденных женщин, имеющих детей", мы прочтем, что "...осужденные женщины могут помещать в дома ребенка исправительных учреждений своих детей в возрасте до трех лет, общаться с ними в свободное от работы время без ограничения. Им может быть разрешено совместное проживание с детьми". То есть даже этот закон не запрещает совместное проживание матери и ребенка. Однако только в одной колонии из десяти, имеющих на своей территории дома ребенка, с лета 2002 года идет "эксперимент по совместному проживанию". Для этого потребовалось около 20 тысяч долларов (грант благотворительного фонда) и - что немаловажно - особый начальник дома ребенка, педиатр, почти единственный в системе, который способен разграничивать нужды тюрьмы и нужды ребенка, человек профессионально пригодный, понимающий, что нормальное развитие ребенка невозможно без матери.

Этот эксперимент хорош  и плох в одно и то же время. Хорош - потому что хоть где-то матери уже  живут со своими детьми, счастливы, их права соблюдены; плох - потому что  остальные 9 учреждений будут пассивно ожидать "золотого дождя", не сделав ни шага, чтобы улучшить судьбу доверенных им детей. А "золотой дождь" не прольется - неоткуда. И все останется как было, поскольку основная идея сотрудников, занятых уходом за тюремными младенцами, состоит в том, что матери их недостойны быть матерями, поэтому нечего суетиться. Кроме того, здесь просматриваются и шкурные интересы: если матери займут место сотрудников, то куда деваться сотрудникам? Работу искать?

Я имела счастье посетить первый совместный дом матери и ребенка  в женской тюрьме польского города Грудзёндз. Выглядит это небогато: анфиладой расположены большие комнаты примерно по 30 кв. м, с наполовину застекленными стенами, в каждой из них размещено по пять кроватей для матерей, между которыми стоят детские кроватки. Они живут все вместе в этом блоке до того времени, когда ребенку исполнится полтора года, а потом их могут перевести в другую, более современную тюрьму, расположенную неподалеку от Зеленой Гуры, где мать может жить с ребенком до трех лет. Говорят, там не просто отдельные комнаты, а даже отдельные коттеджи для каждой матери. Но не знаю, не видела.