Сложная форма вины по российскому уголовному законодательству

     Второй  тип преступлений с двумя формами вины характеризуется неоднородным психическим отношением к действию или бездействию, являющемуся преступным независимо от последствий, и к квалифицирующему последствию. При этом квалифицирующее последствие состоит в причинении вреда, как правило, дополнительному объекту, а не тому, который поставлен под уголовно-правовую охрану нормой, формулирующей основной состав данного преступления. К этому типу относятся квалифицированные виды преступлений, основной состав которых является формальным, а квалифицированный состав включает определенные тяжкие последствия. Они могут указываться в диспозиции в конкретной форме (например, смерть человека при незаконном производстве аборта, при угоне судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава — ч. 3 ст. 123, ч. 2 ст. 211 УК) либо оцениваться с точки зрения тяжести (крупный ущерб, тяжкие последствия). В составах подобного типа умышленное совершение преступного действия (бездействия) сочетается с неосторожным отношением к квалифицирующему последствию. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     2.2. УГОЛОВНО-ПРАВОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДВОЙНОЙ ФОРМЫ ВИНЫ

     Обратимся к правовому значению двойной  формы вины.

     Рассмотрим  некоторые составы из особенной  части УК  РФ.

     По  смыслу уголовного закона при убийстве умысел виновного направлен на лишение жизни потерпевшего, а при совершении преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 111 УК РФ, — на причинение тяжкого вреда здоровью. Однако установить содержание и направленность умысла виновного можно на основе тщательного анализа действий виновного и всей ситуации преступления, т. е. признаков объективной стороны.

     Пленум  Верховного Суда РФ в п. 3 постановления от 27 января 1999 г. дает судам примерный перечень таких обстоятельств: «При решении вопроса о направленности умысла виновного следует исходить из совокупности всех обстоятельств содеянного и учитывать, в частности, способ и орудие преступления, количество, характер и локализацию телесных повреждений (например, ранения жизненно важных органов человека), а также предшествующее преступлению и последующее поведение виновного и потерпевшего, их взаимоотношения»¹⁶.

     Ни  одно из перечисленных обстоятельств  не является самостоятельным критерием  для разграничения рассматриваемых  преступлений, но каждое в отдельности и все они в совокупности служат для выяснения содержания умысла виновного. Эта задача сложная. Обратим внимание на некоторые типичные ошибки правоприменителей при ее решении.

     Одна  из них связана с неудачным  построением алгоритма квалификации, когда начинают с установления умысла на причинение тяжкого вреда здоровью и на этом обрывают анализ субъективной стороны совершенного преступления. К примеру, судом было установлено, что Д. несколько раз с большой силой тяжелым металлическим прутом ударил по голове встреченного им на сельской улице С. От разрушения черепа С. скончался на месте преступления. Д. не признавал своей вины, ссылаясь на состояние опьянения. Суд, рассматривавший дело, убедительно обосновал наличие умысла на причинение тяжкого телесного повреждения и квалифицировал содеянное по ч. 2 ст. 108 УК РСФСР 1960 г. (ч. 4 ст. 111 УК). Вопрос же о форме вины по отношению к смерти потерпевшего вообще не был предметом судебного рассмотрения, на что обратила внимание Судебная коллегия Верховного Суда РСФСР, отменяя приговор. При новом рассмотрении дела Д. был осужден за убийство.

     Следственные  органы и суд изначально не сделали  бы ошибки, если бы задались вопросом: можно ли считать, что, проламывая череп потерпевшему, Д. действовал неосторожно, но, по-видимому, они просто не ставили перед собой такого вопроса. Аналогичная ошибка была допущена и в деле С, осужденного по ч. 2 ст. 108 УК РСФСР¹⁷.

     Анализ  сложившейся судебной практики позволяет подробнее рассмотреть, как те или иные обстоятельства содеянного влияют на определение направленности умысла.

     Важную  роль играет оценка конкретного способа причинения вреда, который определяется характером применяемых орудий; силой, числом и локализацией ранений; характером причиняемых повреждений и т. д. Все элементы способа рассматриваются в их соотношении, комплексно. Так опасность применяемого орудия не допускает абсолютизации. Пистолет опаснее палки. Однако если он используется для прицельного выстрела в руку или ногу, а палка — для нанесения сильных ударов по голове, то опасность этих орудий как бы уравнивается. Нанесение ножевого ранения в руку или ногу, в результате которого от повреждения артерии, вызвавшего острую потерю крови, наступила смерть потерпевшего, как правило, свидетельствует об умысле на причинение тяжкого вреда здоровью, а не на убийство. Умысел на убийство при нанесении удара невооруженной рукой в принципе возможен, но его установление требует особо внимательной оценки обстоятельств дела. Нельзя исходить только из тяжести последствий¹⁸.

     До  введения в действие УК 1996 г. такие  ошибки встречались часто, поскольку  в ч. 2 ст. 108 УК РСФСР 1960 г. не говорилось о неосторожной вине по отношению  к смерти. Теперь, учитывая и редакцию ч. 4 ст. 111 УК, и понятие преступления с двумя формами вины, избежать подобных ошибок можно, если начинать анализ субъективной стороны «с конца», т. е. с выяснения отношения виновного к наиболее тяжкому последствию — смерти потерпевшего. В ст. 27 УК прямо говорится, что уголовная ответственность за такие последствия наступает, если они «не охватывались умыслом лица». Поэтому первый вопрос, который ставит перед собой правоприменитель, состоит в том, охватывалось ли умыслом лица (если не прямым, то косвенным) причинение смерти потерпевшему. И лишь при отрицательном ответе на этот вопрос возникает задача установления неосторожной вины по отношению к этому последствию. Выражение «охватывалось умыслом» более корректное, чем указание на «направленность» умысла. Направленность умысла предполагает преступление с прямым умыслом и употребляется законодателем для характеристики покушения (ч. 3 ст. 30 УК), которое возможно только с прямым умыслом, о чем говорится в п. 2 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. № 1. Там же сказано, что убийство как оконченное преступление может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом.

     Большая группа ошибок в квалификации связана  либо с забвением этого, либо с  игнорированием косвенного умысла или неумением его установить по обстоятельствам дела. Известно, что многие лица, привлекаемые к уголовной ответственности по ч. 4 ст. 111 УК, ссылаются на то, что они не желали смерти потерпевшего. Но отсутствие желания (или неустановление его по материалам дела) не равнозначно отсутствию умысла.

     Косвенный умысел, по определению закона (ст. 25 УК РФ), как раз и предполагает, что лицо не желало предвидимых последствий, но сознательно допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично.

     Желание иногда ошибочно понимается слишком узко как стремление к определенной цели (например, причинения смерти лицу). Цель может лежать и за пределами состава убийства (завладение имуществом, устранение нежелательного свидетеля и др.). Желание как волевой элемент умысла при убийстве не всегда выражает позитивное эмоциональное отношение виновного к наступлению смерти потерпевшего. А.И. Рарог правильно в связи с этим отметил: «Желаемыми являются не только те последствия, которые приятны виновному, доставляют ему внутреннее удовлетворение, но и те, которые при внутренне отрицательном эмоциональном отношении к ним со стороны виновного представляются ему, тем не менее, нужными или неизбежными на пути удовлетворения потребности, ставшей побудительной причиной к действию»¹⁹.

     При косвенном умысле виновный не направляет свою волю на причинение смерти, но своими действиями сознательно допускает ее наступление. Например, при поджоге помещения, в котором находится человек; при использовании кляпа или пластыря, чтобы не дать потерпевшему позвать на помощь, если от таких действий последовала смерть потерпевшего, возможность наступления которой виновный сознавал. Оставление потерпевшего в опасном для жизни состоянии, в которое виновный привел своими умышленными действиями, при наступлении смертельного исхода тоже может свидетельствовать о наличии косвенного умысла на лишение жизни.

     В постановлениях и определениях Верховного Суда РФ можно встретить ситуации, когда подсудимому вменялось в вину лишение жизни потерпевшего с косвенным умыслом (например, при оставлении на безлюдной улице ночью потерпевшего, которому при захвате его автомобиля были причинены опасные для жизни ранения, от которых он через несколько часов скончался в больнице²⁰). Если же не был установлен ни прямой, ни косвенный умысел на причинение смерти, то в соответствии с указанием Пленума и положениями ст. 27 УК необходимо обосновать наличие неосторожности по отношению к этому результату. Часть 4 ст. 111 УК не допускает «вакуума» в субъективной стороне.

     Следующий этап ее исследования — установление формы вины по отношению к тяжкому вреду здоровью, причинно связанному со смертью потерпевшего. Здесь возможен только умысел (прямой или косвенный). По отношению к размеру этого вреда умысел может быть и неконкретизированным. Важно, чтобы сознанием виновного охватывалось, что этот вред может оказаться тяжким.

     Упомянутые  в п. 3 названного выше постановления Пленума количество, характер и локализация телесных повреждений должны быть соотнесены со способом их причинения. Так, предпочтение квалификации по ч. 4 ст. 111 УК РФ отдается, если преступник, либо использует орудие, которым обычно нельзя убить, либо сознательно наносит удар небольшой силы, либо сознательно направляет его в такую часть тела, которую не принято относить к «жизненно важной» (укол ножом в ягодицу).

     Характер  причиненных травм может и  сам по себе свидетельствовать о  содержании умысла. Это касается прежде всего причинения вреда здоровью, относящегося к тяжкому по признаку опасности для жизни. Если виновный сознает опасность для жизни причиняемых им повреждений, то это означает, что он предвидит возможность смертельного исхода. «Сознание опасности для жизни» и «предвидение возможности смерти» — разные словесные выражения одного и того же психического отношения виновного к своему деянию.

     При формировании подгруппы повреждений, относящихся к тяжкому вреду здоровью в силу опасности для жизни, соответствующие медицинские правила год от года увеличивали их перечень, конкретизируя отдельные признаки и вводя новые. В итоге перечень разросся настолько, что для нумерации подпунктов едва хватило букв русского алфавита (в правилах 1978 г. — от «а» до «ц»).

     Естественно, что опасность для жизни многих повреждений нельзя считать очевидной для неспециалиста. В связи с этим и требуется судебно-медицинская экспертиза. Но в этом перечне есть и такие повреждения, опасность которых для жизни человека достаточно очевидна. Это — различного рода проникающие ранения в полость черепа, грудной клетки, живота и некоторые другие травмы, с которыми сталкивается судебная практика. Сознательное причинение такого рода травмы говорит о наличии интеллектуального элемента умысла на причинение смерти, поскольку виновный предвидит возможность смертельного исхода. И даже если не установлено, что виновный желал смерти жертвы, не следует забывать о том, что и при сознательном допущении смертельного результата, безразличном отношении к нему содеянное представляет собой убийство с косвенным умыслом, а не преступление, предусмотренное ч. 4 ст. 111 УК.

     Анализ  субъективного отношения виновного  к отдаленным последствиям своего действия (бездействия) позволяет решить вопрос о наличии или отсутствии состава  преступления (если, умышленно причинив тяжкий вред здоровью, лицо не предвидело, не должно было и не могло предвидеть наступления смерти потерпевшего, то его нельзя привлечь по ч. 4 ст. 111 УК).

     Исследование  субъективного содержания преступлений с двумя формами вины необходимо для их отграничения от умышленных, с одной стороны, и неосторожных — с другой в тех случаях, когда  они сходны по объективным признакам, т. е., в конечном счете, для правильной квалификации. Например, умышленное нанесение множества тяжких повреждений потерпевшему с целью лишить его жизни, от которых наступила смерть, следует квалифицировать как умышленное убийство. Здесь наличествует одна умышленная форма вины как к действиям, так и к последствиям. Далее, если при неосторожном лишении жизни не установлен умысел на причинение тяжкого вреда здоровью, также нет двух форм вины и деяние следует квалифицировать как лишение жизни по неосторожности. Лишь сочетание умысла на причинение тяжкого вреда здоровью с неосторожностью в отношении наступившей смерти дает возможность квалифицировать деяние по ч. 4 ст. 111 УК и говорить о составе с двойной формой вины.

     Приведу пример из судебной практики.

     Действия  виновного ошибочно квалифицированы  по ч. 4 ст. 111 УК Российской Федерации.

     Военным судом Находкинского гарнизона  старший лейтенант Филеня был  осужден по ст. 111, ч. 4 УК Российской Федерации к 5 годам лишения свободы  в исправительной колонии общего режима.

     Филеня  был признан виновным в умышленном причинении тяжкого телесного повреждения, повлекшем по неосторожности смерть потерпевшего.

     Согласно  приговору Филеня в ходе ссоры  нанес Белькову три удара кулаками в лоб, грудь и челюсть, после  чего Бельков упал и ударился головой  о землю, получив черепно-мозговую травму, от которой в тот же вечер скончался.

     Однако  из материалов дела следует, что Филеня, нанося удары Белькову, не желал  наступления тяжких последствий  для здоровья потерпевшего и не предвидел  возможности их наступления, хотя при  определенной внимательности мог и  должен был их предвидеть.

     Как усматривается из заключения комиссионной судебно — медицинской экспертизы, выводы которой суд обоснованно  положил в основу приговора, нанесенные Филеней удары, сами по себе, не причинили  тяжкий вред здоровью и не явились  непосредственной причиной смерти потерпевшего, скончавшегося от полученной при  падении травмы черепа.