Цезарь - политик и человек

   Наше живое представление о Цезаре определяется особенностями жанра античной исторической биографии. «Мы создаем не историю, — писал Плутарх, — а жизнеописания, и не всегда в самых главных деяниях бывает видна добродетель или порочность, но часто какой-нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше и яснее обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч, чем командование огромными армиями и осады городов⁵».

   Вот почему и биография, написанная Плутархом, и биография, принадлежащая перу Светония, насыщены живыми подробностями, бытовыми штрихами и деталями, рисующими нам Цезаря-человека со всеми его достоинствами и недостатками, так сказать, во весь его рост.

Глава I.  

Человек и государственный деятель. 

   Гай Юлий Цезарь  (лат. Gaius Iulius Caesar) родился в 100 г. (102)⁶ до н.э. в 12 день месяца квинтилия, который впоследствии в его честь был переименован в июль. По древнему обычаю, первенец в римской семье получал имя своего отца. Младенец появился не совсем обычным способом: матери была сделана хирургическая операция, которую теперь принято называть «кесаревым сечением». Он происходил из патрицианского рода Юлиев, древнего и знатного, но бедного. О чем с гордостью упоминал: «Род моей тетки Юлии восходит по матери к царям, по отцу же  к бессмертным богам ... к богине Венере», - так сообщает Светоний⁷.

    Цезарь рос, как и полагается мальчику знатного рода. Детство он провёл под опекой матери и обучался азам римской религии и обычаям. Когда он подрос, его учителем стал Гнифон, галл с греческим образованием. Сначала Цезарь занимался с ним по латинскому переводу «Одиссеи», потом читал Гомера, учился писать и изучал греческий язык. На этой базе Цезарь овладел важнейшим для государственного деятеля и вообще для образованного человека искусством хорошо сформулированной, ясной, совершенной по форме речи. Знатная и культурная семья создала благоприятные условия для его развития; тщательное физическое воспитание сослужило ему впоследствии немалую службу; основательное образование — научное, литературное, грамматическое, на греко-римских основах — сформировало логическое мышление, подготовило его к практической деятельности, к литературной работе.

    Остановимся на характеристике, уделив главное внимание аспектам, которые касаются именно человеческих черт Цезаря и таких особенностей его личности, которым до сих пор не придавали решающего значения. Цезарь, по словам Светония, был высокого роста, хорошо сложен, имел лицо несколько полное, кожу светлую, глаза черные и живые. Он отличался превосходным здоровьем; лишь под конец жизни стал подвержен внезапным обморокам и дважды испытал припадки падучей⁸.

   Это утверждение Светония несколько расходится с тем, что говорит Плутарх. Цезарь якобы имел слабое телосложение и лишь непрерывными походами, скудным питанием и постоянным пребыванием под открытым небом сумел его укрепить. Но болезненность никогда не служила ему предлогом для изнеженной жизни, наоборот, он делал всё возможное, чтобы победить свою слабость и укрепить тело. Цезарь весьма тщательно следил за своей внешностью: волосы не только стриг, брил, но и выщипывал; он страдал из-за безобразившей его лысины и потому с удовольствием пользовался присвоенным ему правом постоянно носить лавровый венок. Одевался он тоже по-особенному: носил сенаторскую тунику с бахромой на рукавах и слегка ее подпоясывал. По слухам, еще Сулла советовал оптиматам, сторонникам сената, опасаться плохо подпоясанного юнца. Также Цицерон обратил внимание на то, что во всех помыслах и образе действий Цезаря он усматривает тиранические намерения. «Но,— добавлял он,— когда я вижу, как тщательно уложены его волосы и как он почесывает голову одним пальцем, мне всегда кажется, что этот человек не может замышлять такое преступление, как ниспровержение римского государственного строя»⁹.

    Он «всегда ставил на первом плане свою честь и ценил ее выше жизни»; это рассказывает Цезарь сам о себе¹⁰. Историки сходятся во мнении о том, что он обладал необычайной энергией: мог одновременно слушать, читать и диктовать. Слог Цезаря был изящным, голос звонким, движения и жесты пылкими, но приятными. По данным Моммзена, характерной чертой Цезаря было полное отсутствие в его сознании всякой идеологии и недоверие ко всему фантастическому. Он был человеком страстным, так как без страстности немыслима гениальность; но страсти никогда не одерживали над ним верх.

    Цезарь был до мозга костей реалистом и человеком рассудка. Литературная деятельность Цезаря в зрелые его годы была, однако, для него не целью, а средством чисто политического характера. Два сохранившихся до нашего времени его литературных произведения: «Записки о галльской войне» и «Записки о гражданской войне» (первые в 7-ми, вторые в 3-х книгах), — являются ничем иным, как политическими орудиями воздействия на общественное мнение. А вот кому принадлежат записки об александрийской, африканской и испанской войнах, неизвестно: одни называют Оппия, другие – Гирция, который дописал также последнюю книгу «Галльской войны», не завершенную Цезарем¹¹. «Записки о галльской войне» написаны после окончания борьбы с Верцингеториксом, но до разрыва с Помпеем, вероятно в 51 до н.э. Они характеризуют весь ход галльской войны вплоть до решительных действий 52 г. до н.э. включительно. Целью их было, очевидно, показать Риму, как много Цезарь сделал за 8 лет своего проконсульства, как многого добился и как не правы были те, которые говорили, что он искал войны. В них Цезарь последовательно рассказывает о том, как он завоевывал Галлию: какие дипломатические и тактические уловки он использовал, разделяя галлов, настраивая одно племя против другого, как безнадежно и ожесточенно галлы сопротивлялись и восставали, как умело и безжалостно он их укрощал. Цезарь подчеркивает стойкость, храбрость, умение своих офицеров и солдат. О себе он рассказывает в третьем лице, говоря "Цезарь", "он" и т. п. Этим он как бы приравнивается к другим действующим лицам, центурионам, легатам, рядовым воинам. Больше всего внимания уделяется битвам и сражениям, однако в сочинении можно найти и этнографические сведения: описываются образ жизни, быт, обычаи, обряды галлов и германцев. Единого композиционного плана "Записки" не имеют. Древние критики ясно сознавали, что перед ними только материал для историка, а не цельное историческое произведение; ясно указывал на это и сам Цезарь, дав своему произведению название комментариев (записки, протокол). Хотя сочинение написано простым стилем, и автор ясно излагает трудности и успехи в завоевании Галлии, у исследователей возникают и некоторые затруднения. Одни считают его пропагандистским сочинением, панегириком демагога самому себе, с помощью которого он всяческими способами оправдывает свои действия и стремится прославить завоевания. Другие возражают, утверждая, что Цезарю не из-за чего было оправдываться: галльская война соответствовала целям завоевателей-римлян, и ни в каких оправданиях нужды не было. По их мнению, Цезарь не мог сильно искажать действительность, преувеличивать свои заслуги, поскольку сочинение читали военные, знавшие истинное положение дел, а гражданские лица, которые поддерживали связи с принимавшими участие в походе родственниками и знакомыми, тоже были достаточно информированы. Ещё в большей мере проникнуты политическими тенденциями книга «Записки о гражданской войне», говорящие о событиях с 1 января 49 г. до н.э. до Александрийской войны, которую она обещает рассказать. Не приведение этого обещания в исполнение с одной стороны, ряд указаний на то, что комментарии написаны по окончании гражданских войн дают право заключить, что Цезарю не удалось закончить своего труда. Цезарь всячески старается показать, что он был вынужден к войне не столько с Помпеем, а сколько сенатом. Вражды к Помпею не чувствуется; по отношению к нему имеется только ряд тонких критических замечаний, не лишённых язвительности, — но тем сильнее достаётся сенату и отдельным представителям сенатской партии. Наиболее ядовитые стрелы направлены на второстепенных деятелей. Через все произведение проходит повторное указание, во-первых, на постоянное стремление Цезаря кончить дело миром и на то, что все его попытки гордо и неразумно отвергались Помпеем; во-вторых, на то, что во всех сражениях он щадил войска противников и стремился, где возможно, кончить дело с наименьшим кровопролитием или вовсе без него; рядом с этим он щадит и отдельных лиц, вождей помпеянской партии, между тем как лагерь Помпея только и думает, что о казнях, мести и проскрипциях (последнее вполне подтверждается и помпеянцем Цицероном в ряде его писем); наконец, только Цезарь опирается на истинное сочувствие италийских муниципиев и провинций. Тщательно и подробно отмечает Цезарь, как один город за другим выгонял из своих стен помпеянцев и с восторгом впускал войска Цезаря. Рядом с доброй волей Италии выдвигается на первый план геройство и самоотверженность войска, в лице, главным образом, солдат и низших офицеров; уже из «Записок о галльской войне» ясно, что новый режим собирается опереться на Италию, провинции и в особенности войско.

    Современники восхищались стилем сочинения Цезаря. Цицерон так охарактеризовал "Записки": « Записки, им сочиненные, заслуживают лучшей похвалы: в них есть нагая простота и прелесть, свободные от пышного ораторского облачения. Он хотел подготовить все, что нужно для тех, кто пожелает писать историю, но угодил, пожалуй, лишь глупцам, которым захочется разукрасить его рассказ своими завитушками, разумные, же люди после него уже не смеют взяться за перо»¹². Из не дошедших до нас произведений Гая Юлия Цезаря наиболее объёмисты были, вероятно, сборники его речей и писем. Чисто политического характера были два его памфлета, озаглавленные «Auticatones». Памфлеты эти были ответами на литературу, порождённую смертью Катона Утического — литературу, в которой первым выступил Цицерон. Написаны были эти памфлеты в 45 до н.э., в лагере при Мунде. Чисто литературными произведениями были стихотворные работы Цезаря: «Похвала Геркулесу», трагедия «Эдип», поэма «Iter», где описано его путешествие из Рима в Испанию в 46 до н.э. Однако обязательно должно подчеркнуть, что, будучи простым, стиль Цезаря прост в самом лучшем смысле этого слова. Ему свойственна — способность к отбору, определяющая не внешнее, а глубинное обаяние. Повествование Цезаря сжато и лаконично, однако исполнено внутренней энергии. В нем преобладает не состояние, а действие.

    Вместе с тем Цезарь — свободный от всяких моральных устоев циник, одинаково презиравший и аристократию, к которой он принадлежал по происхождению, и демократию, которую возглавлял, и религию, хотя и был верховным жрецом.

   О себе Цезарь рассказывает следующее: благо государства он всегда ставил выше личных отношений и, несмотря на свое высокое положение, должен был в государственных интересах отказаться от своих партийных симпатий, не доводить до гнева противников: надеясь вредить им, он будет вредить государству.

    Любитель роскоши и ценитель всего изящного, Цезарь тратил громадные средства на свои виллы, картины, статуи. И это понятно, так как он находился в окружении знатных особ, хотел выделиться. И такие затраты с одной стороны были оправданы, поскольку он старался угодить народу и высшему обществу. «…Цезарь быстро завоевал любовь народа… Стремясь к популярности, он был со всеми приветлив и ласков, охотно устраивал богатые приемы  и угощения, не жалея денег…»¹³,- так сообщает Светоний. Всё это он делал чтобы занять почётное положение в республике. Но это не говорит о том, что он с помощью лести строил себе лестницу  наверх, нет, наоборот, можно сказать, он был тонкий психолог. Особо подчеркивается верность Цезаря своим клиентам, забота о них, а также внимательное и доброе отношение к друзьям. Однажды, когда он ехал с Гаем Оппием ночью через лес и тот внезапно заболел, он уступил другу единственный кров и помещение, оставшись сам ночевать на голой земле, под открытым небом. Плутарх, рассказывая о том же самом эпизоде, вкладывает в уста Цезаря следующее изречение: «Почетное надо предоставлять сильнейшим, а необходимое — слабейшим». Но с другой стороны, такое расточительное поведение Цезаря привело к умопомрачительной цифре долгов – 24 миллиона сестерциев¹⁴. И что интересно, он брал их в долг у друзей,  как сообщает Светоний, также выпрашивал деньги у союзников для уплаты своих долгов, в Галлии грабил храмы и разорял города ради обогащения. Он торговал союзами и царствами, а впоследствии лишь неприкрытые грабежи дали ему возможность вынести огромные издержки гражданских войн, триумфов и роскошных зрелищ.

    Большое внимание уделяет Светоний тому, что он сам называет «любовными утехами» Цезаря. Совершенно справедливо отмечалось, что об этих любовных утехах он пишет гораздо подробнее, чем, например, о завоевании Галлии¹⁵. «Единственным пятном» на репутации Цезаря Светоний считает его сожительство в юные годы с вифинским царем Никомедом, но с явным удовольствием и даже оттенком восхищения говорит о том, что Цезарь был любовником «многих знатных женщин». Например, выясняется, что Цезарь не только был инициатором «союза трех», но и находился в связи с женами обоих своих сотоварищей по триумвирату — Красса и Помпея. Но больше всех он якобы любил Сервилию, мать Брута: еще в свое первое консульство он подарил ей жемчужину стоимостью в 6 миллионов сестерциев, а в гражданскую войну, не считая других подарков, устроил ей за бесценок покупку с аукциона богатейших поместий. С не меньшим удовольствием Светоний говорит о том, что среди любовниц Цезаря были и царицы: Эвноя, жена мавретанского царя Богуда. Но больше всех он любил Клеопатру. А вот народный трибун Гельвий Цинна многим признавался, что у него был написан и подготовлен законопроект, который Цезарь приказал провести в его отсутствие: по этому законопроекту ему позволялось брать жен сколько угодно и каких угодно для рождения наследников¹⁶.

   Такая активная и разгульная жизнь, естественно влекла за собой последствия. Во-первых, для личности Цезаря в целом. Так как у Цезаря выработалось такая черта, как справедливо отмечает Светоний, властолюбие. Он перечисляет те почести, которые Цезарь допускал и принимал «сверх меры», приводит многочисленные примеры его своевластных поступков, нарушавших «отеческие обычаи». Он приводит также весьма надменные, а с точки зрения старореспубликанских традиций, недопустимые высказывания Цезаря: «Сулла не разбирался даже в азах политики, если решил отказаться от диктаторской власти»; «Люди должны теперь говорить с ним, Цезарем, более осторожно и считать его слова законом»¹⁷. Во-вторых, дошло до того, что он принял бессменное консульство, пожизненную диктатуру, попечение о нравах, затем имя императора, прозвание отца отечества, статую среди царских статуй, возвышенное место в театре, - он даже допустил в свою честь постановления, превосходящее человеческий предел: золотое кресло в сенате и суде, священную колесницу и носилки при церковных процессиях… название месяца по его имени; и все эти почести он получал и раздавал по собственному произволу. Поэтому когда Светоний говорит, что Цезаря «считают повинным в злоупотреблении властью и убитым заслуженно»¹⁸, то можно не без оснований предполагать, что сам Светоний тоже разделяет эту точку зрения.

Поскольку в приведенной характеристике личности Цезаря следствие шло, главным образом за Светонием — а он избран, конечно, не случайно, — необходимо снова затронуть вопрос об его оценках и критериях. Убедительно было то, что Светоний, рисуя образ Цезаря, говорит о чем угодно — начиная от внешности Цезаря и кончая его властолюбием, — но только не о нем как государственном деятеле. Точнее, Светоний отмечает как положительные, так и отрицательные качества Цезаря-политика: с одной стороны, его незлобивость и тактику с другой — его надменность, своевластие и монархические устремления в последние годы жизни, но о Цезаре-реформаторе и «восстановителе государства» после потрясений гражданской войны в самой характеристике не говорится, ни слова. Правда, Светоний сообщает об «устройстве государственных дел» Цезарем, включая даже неосуществленные проекты, но он явно воздерживается от каких-либо оценок. Очевидно, по этой же причине вопрос о Цезаре как государственном деятеле не присутствует в самой характеристике, где нельзя было бы избежать оценочного момента. Однако те отрицательные черты Цезаря-политика, которыми и завершается характеристика в целом, дают нам, как уже отмечалось, представление об истинном отношении Светония к этому вопросу¹⁹. Быть может, избегая в своей развернутой, всесторонней характеристике оценки Цезаря как государственного деятеля, Светоний был не так уж не прав. Суть вопроса, как предполагается, не в том, чтобы положительно или, наоборот, отрицательно отнестись к этой деятельности, но в том, что Светонию удалось — случайно или не случайно — нащупать наиболее слабое место Цезаря. Ибо в противовес существующей со времен Моммзена и до сих пор широко распространенной в западной историографии точке зрения, согласно которой Цезарь должен быть включен в сонм величайших государственных деятелей, пролагателей новых путей, строителей новых политических систем, то ту стоит обосновать несколько иной взгляд. С детства Цезарь был подготовлен практически ко всему, но, то, что он, был таким широко-разносторонним человеком, таило в себе опасность. Опасность эта заключается в том, что при таком многообразии талантов и занятий в чем-то, в какой-то области неизбежно приходится быть дилетантом. В чем же? Естественно предположить, что в том, в чем нет ни достаточного опыта, ни подготовки. Цезарь как полководец был профессионально подготовлен, опытен; как политический деятель форума — умелый интриган, боец, приученный не падать духом от неудач; как дипломат — достаточно гибок и коварен, и только как государственный деятель он не имел ни времени, ни практики, ни опыта. Да и как он мог все это иметь, или приобрести, если после начала гражданской войны он пробыл в Риме немногим более года. А «государственный деятель» — это такая профессия, которая, быть может, больше, чем любая другая, требует помимо природных качеств и склонности еще огромного практического опыта. А когда Цезарю было время, набираться такого опыта? Большую часть своей жизни он провел, так сказать в закулисных интригах сената или в походах и войнах. Здесь он, конечно же, был дилетантом. И  любая оценка Цезаря как государственного деятеля будет неполной, недостаточной и, вероятно, даже не объективной, если отказаться от попытки сравнительной характеристики, сопоставления «режимов» Цезаря и Августа. Он в принципе был учеником и продолжателем режима, начатого Цезарем. Однако Август как бы затормозил темпы развития, взятые в свое время Цезарем, причем в такой степени, что создавалось впечатление: он не столько продолжает политическую линию Цезаря, сколько противопоставляет себя ей. И при этом, «творчески» отбирал (кое-что отбрасывая) отдельные элементы этого наследства. Различия у Цезаря и Августа было как между действиями «политика» и «государственного деятеля», так и отношение к власти тоже было различным: если один из них лишь пользовался сосредоточенной в его руках неограниченной властью и, так сказать, распоряжался ей «персонально», то другой был занят тем, что упорно и последовательно создавал аппарат власти. Именно поэтому режим Цезаря был не чем иным, как суммой отдельных мероприятий (пусть порой очень своевременных, даже имевших важное государственное значение), но отнюдь не системой и, строго говоря, не «режимом», в то время как «режим» Августа — это уже явно государственная система. Вот почему тут по праву Светоний говорит: «Цезарь - великий человек, но пагубный правитель, а Август – человек с недостатками, но благодетельный правитель»²⁰.